На обеде они оба старательно прятали друг от друга глаза.
Вечером, когда Кай по обыкновению шел перекусить на сон грядущий, оказалось, что Цхала подкараулила его. Она напала на него сзади, обхватила его только-только обрастающие легким мясцом бока и стиснула что есть сил, уперевшись острым подбородком между лопаток.
— Отстань! Отпусти! — Кай завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя девчонку, но она прилипла намертво, как пиявка. — Что ты делаешь?
— Я наполняю тебя любовью, — выдавила Цхала, не разжимая рук, — папа сказал, что я должна заметить момент, когда пора это делать. Я заметила, что пора.
— Да какой любовью?! — завопил Кай. — Пусти, дура!
— Не пущу! — закричала она в ответ. — Не пущу! Я тебя лечу! Терпи!
— Что здесь происходит, дети?! — прогремел голос Айшаса.
Цхала, наконец, отлипла от Кая и отошла в сторонку, виновато потупившись.
— Я спросил, что здесь происходит? — протурбиец перевел взгляд с дочери на мальчика. — Цхала! Я же говорил не трогать его и не подходить!
— Я его лечила, папа!
— Лечить нельзя силой, ты все испортишь!
— Но ты лечил силой его спину!
— То была телесная болезнь. Я говорю о другом! Разве я такому тебя учил?!
Кай покосился на протурбийку, которая опустила голову и шмыгала носом, пока отец ее ругал. У него снова закололо внутри. Так неприятно, что захотелось рукой потереть.
— Мы играли, — с неохотой проворчал он.
— Что?! — протурбиец прислушался, так как произношение у Кая считалось плохим.
— Мы. Играли, — повторил тот, старательно выговаривая слова. — Игра такая.
Цхала в изумлении подняла на него заплаканные глаза.
— Играли, значит, — усмехнулся ее отец. Он ухватил дочь за плечо, подтянул к себе, прижал и потрепал с нежностью. — А ты заметила, да? Глазастая. А я и не заметил…
— Да… заметила, что пора… — прошептала девочка, поглядывая на Кая из-под отцовской руки.
— Играли… — снова повторил Айшас, покачал головой и увел дочь, оставив Кая одного и в недоумении.
С тех пор между мальчиком и протурбийкой установилось молчаливое перемирие. Он старался больше не нарываться на ее «лечение», а она стала необыкновенно тихой и застенчивой в его присутствии. Только через много дней они снова столкнулись в саду. На этот раз Цхала уже плакала, когда Кай туда пришел. Он осторожно подкрался к ее вздрагивающей спине и заглянул через плечо.
В руках у протурбийки был мохнатый зверек. Далекий от врачевания Кай и то понял, что перед ним не жилец, по угасающему взгляду крохотных черных глазок, оторванной задней лапе и кровавому пятну на животе.
— Его кто-то покусал… — всхлипнула девочка, когда заметила Кая, и доверчиво протянула ему на ладонях зверушку, — он через забор перелез и к нам упал… бедненький…
Неожиданно Кай ощутил ее боль, как свою собственную. Это чувство так внезапно накрыло его, что он не придумал ничего лучше, чем поступить так, как сделал бы, чтобы унять свою боль. Выхватил пушистый комок из рук Цхалы, поджал губы и стиснул в кулаке маленькую голову, собираясь одним движением ее открутить.
Это был акт милосердия, Кай не вкладывал в свои намерения ничего плохого. Он много раз видел медленную агонию замерзающих людей и понимал, как будет лучше. Но протурбийка вдруг завопила от ужаса и расцарапала ему руки, отбирая животное.
— Ты схур! Схур! — кричала она. — Зачем ты его убиваешь! Я его вылечу!
— Он же почти мертвый… — растерялся Кай, — спроси у отца…
— Ты тоже был почти мертвый, когда мы тебя нашли! — набросилась протурбийка, захлебываясь слезами. — Но тебя же мы не убили! Чем ты лучше него?!
Кай промолчал. Он, действительно, не чувствовал себя ничем лучше полудохлой зверушки и в тот момент внезапно понял, что ею и являлся для Айшаса и его дочери. Просто зверушкой, на которой практиковались в лечении. Кай поднялся и пошел обратно в дом.
— Схур! — продолжала кричать ему вслед девочка.
— Дура! — стиснул кулаки он.
Весь вечер из комнаты, где Айшас принимал пациентов, доносились рыдания Цхалы и встревоженный голос ее отца. Кай скрипел зубами и не понимал, почему протурбиец такой глупый, что не замечает очевидного.
Зверька похоронили в саду следующим утром.
Прошло время, и тот случай забылся. Для Цхалы, но не для Кая. Он вдруг переосмыслил слова ее отца, сказанные им когда-то. Схур из него никуда не денется. Его можно только тщательно спрятать.
В четырнадцать Каю казалось, что он овладел этим искусством в совершенстве. Ради Цхалы, у которой в очередной раз изменилось поведение, появились загадочные взгляды и полуулыбки. По ночам она часто вытаскивала Кая в сад, посмотреть на звезды.
— Видишь вон ту красную звезду? — спросила она как-то раз, вытягивая одну руку вверх, а другим плечом касаясь его. — Это Сшат-Ацхала, мать всех звезд. Я тебе не говорила, меня, кстати, в честь нее назвали.
Кай не смотрел на небо, он разглядывал профиль протурбийки и размышлял, почему у него внутри постоянно возникает такое волнение при ее виде.
— Когда я скучаю по маме, — девушка скосила глаза, заметила взгляд Кая, и на ее щеках заиграл охристый румянец, — то представляю, что это она смотрит на меня с той звезды. Если ты когда-нибудь по мне заскучаешь, то можешь посмотреть на Сшат-Ацхалу и представить, что это я.
— Зачем мне смотреть на какие-то звезды, если я могу в любой момент увидеть тебя здесь? — с напускным равнодушием фыркнул Кай. — Все эти рассказы, что кто-то наблюдает с них за нами — это бред. Я был там. Жил на другой планете. За нами никто не наблюдает. Мы никому не нужны. Надо думать только о тех, кто рядом.
Цхала рассмеялась и обняла его крепко-крепко, как делала почти каждый день за минувшие три года. Он с видом мученика закатил глаза и застонал.
— Знаю, знаю, — миролюбиво поддразнила она, — ты не любишь, когда я тебя тискаю. Но мне постоянно кажется, что ты еще не до конца здоров. Папа говорит, что когда-нибудь ты уйдешь от нас, захочешь вернуться к людям. Ты — мой друг, Кай. Я просто стараюсь успеть наполнить тебя любовью побольше, пока ты не ушел.
— Глупости, — отмахнулся он, — куда мне идти? У меня нет другого дома. Среди людей я никому не нужен. Айшас, наоборот, намекал, что хочет научить всему, как и тебя.
— Тебе же это не интересно! Тебя не тянет быть лекарем, как мой отец!
— Ну… — Кай пожал плечами, — станет интересно. Наверное. Надо же чем-то заниматься, когда вырасту.
Цхала разглядывала его из-под длинных черных ресниц.
— Ты красивый… отец хорошо вылечил тебе спину, она очень ровная. Все мои подружки про тебя спрашивают, после того, как мы недавно вышли в город погулять… они спрашивают… все ли у тебя, как у протурбийцев? — она вдруг смутилась и отвернулась. — То есть, кроме глаз и цвета кожи, конечно.
Кай тоже ощутил неловкость.
— Ты же видела меня. После того, как нашла с отцом на дороге. Ну… ты понимаешь… почти без всего.
Цхала резко повернулась обратно. Ее глаза лихорадочно блестели.
— Да, но… они еще спрашивают, целуешься ли ты так же, как протурбийцы?
— Я… не знаю, — осторожно произнес он. — А ты уже с кем-то целовалась?
Девушка закусила губу, пряча многозначительную улыбку, и покачала головой. У Кая бешено застучало сердце и потемнело в глазах, когда он наклонился и осторожно ее поцеловал. Цхала отпрянула, судорожно втянула в себя воздух, потом снова резко приникла к его губам и снова отпрянула. Ее грудь высоко поднималась и опускалась.
— Папа говорит, что нельзя просить обратно любовь, которую мы тебе даем, — сбивчиво зашептала она, — что ты не обязан нас любить в ответ, потому что это наш выбор, и мы даем тебе все бескорыстно. Что иначе ты бы не вылечился.
— Да я… — Кай замялся, — просто не верю в любовь. Моя мать говорила, что любит меня, но так и не прилетела. Я верю в Айшаса и в тебя. Мне хорошо здесь. Я сделаю все, что вы попросите. Но эти разговоры про любовь… — он поморщился, — кажутся глупыми. Давай попробуем еще раз, мне понравилось.
Он хотел снова наклониться к Цхале, но та отодвинулась.
— Значит, папа был прав, — в ее глазах заблестели слезы, — когда-нибудь ты уйдешь и заберешь с собой всю любовь, которую мы дали. И когда-нибудь подаришь эту любовь кому-нибудь другому. Кому захочется подарить. Бескорыстно. Но я знаю, что ты будешь невыносимо сильно скучать по мне всю оставшуюся жизнь. — Цхала потянулась и ударила Кая кулачком в грудь. — Невыносимо сильно. Потому что это моя любовь внутри тебя. Она залечила пустоту после того, как схур вышел. И она уже никогда из тебя никуда не денется.
Через полгода Каю стукнуло пятнадцать, а в городе разразилась эпидемия. Он помнил, как Айшас вернулся с рынка домой встревоженным.
— Тебе лучше некоторое время не выходить на улицу и ни с кем не контактировать, — обратился он к Каю. — Наши народы чем-то похожи, а чем-то — нет. Есть болезни, которые мы переносим одинаково. Есть болезни, от которых можешь умереть только ты, а нам ничего не будет. Бывает и наоборот. До тебя я никогда не лечил людей и не знаю, что случится, если ты заболеешь. Поэтому побереги себя, мальчик.
Но лекарь переживал за него напрасно. Когда эпидемия добралась и в его дом, Кай всего лишь пострадал несколько дней расстройством желудка. Сам же Айшас и Цхала слегли. Из соседних домов то и дело отправлялись траурные процессии. У Кая все сильнее сжималось сердце, когда он видел кровавую пену, которая капала изо рта протурбийцев, ставших ему родными.
Дрожащими руками он готовил все новые порции лекарств под руководством Айшаса, пока тот с дочерью лежал в комнате для процедур на расстеленных на полу покрывалах.
— Добавь одну порцию энтертса. Только одну порцию, не перепутай, — прохрипел лекарь.