т никаких баб. Значит, точно призрак. Хотел я ее схватить. Куда там… Насквозь через нее прошел.
Ужаснулись друзья-товарищи такому делу. Плюнули на карты и пошли по домам. А директор остался. Очень уж ему любопытно сделалось. Стоит, значит, в коридоре, призрака поджидает. И вот девушка появилась. Он за ней. Та – опять в стену.
На третью ночь он опять в клуб явился. И очень ему хочется лицо ее увидеть, потому как до сих пор он ее только со спины наблюдал. Решил он занять пост именно у той стены, в которой она исчезает. Стоит, ждет… Видит, идет она. На этот раз навстречу. Головку так низко склонила, да еще платочек надвинут на самые брови, лица почти не видно. Директор смотрит во все глаза. Поравнялась. Тут он в лицо-то ей и глянул. И такой на нем ужас узрел, такое страдание, что его словно ледяной волной обдало. Закаменел, бедолага. А девка – опять в стену. И привет!
На другой день решил наш директор поподробнее узнать: что же это за дом такой? Начал выяснять, расспрашивать старожилов: кто, мол, в нем обитал? И не до революции, а еще раньше. И выяснил! Некогда, сразу после войны с Наполеоном, дом принадлежал одному богатому барину. Жил барин в нем до какого-то срока, а потом внаем стал сдавать. Однако наниматели там не уживались, поскольку в доме было нечисто. Тогда в нем обосновалось общество призрения сирот и убогих. Ненадолго. Потом торговая палата… Потом земство… Каких только управ, служб, контор в нем не размещалось! И все очень быстро съезжали оттуда. Что касается призрака, то на этот счет не удалось узнать ничего конкретного. Вроде есть, а вроде и нету.
И тогда наш директор решил самостоятельно докопаться до сути. Перво-наперво он затеял ремонт. И начал именно с той стены, в которую уходило привидение. И что же?! Там-то он и нашел разгадку. Стену разобрали, и оказалось: она скрывала небольшой чуланчик или даже нишу без окон, в которой обнаружили два скелета: женский и детский. Кости похоронили на кладбище. С той поры привидение являться перестало. А кому эти кости принадлежали, откуда они взялись, так и осталось загадкой. И еще: среди костей обнаружили несколько медяков, принадлежащих к эпохе Екатерины II. Тут, по-моему, и скрыто объяснение данного феномена. Ведь в ту пору с крепостными слугами обращались как с рабами. Вспомним пресловутую Салтычиху.[4] А девушка, возможно, была наложницей какого-нибудь самодура. Ну, и, на свою голову, прижила с ним ребеночка. Чтобы не выносить сор из избы, ее и замуровали в стене.
– И ты считаешь, эта история – правда? – с сомнением спросила Вера.
– Раньше в достоверность я не верил. Хотя рассказал мне ее тот самый директор молодежного клуба, человек, нужно сказать, весьма преклонных лет и абсолютно не склонный к шуткам и розыгрышам. Он утверждал, что привидение видел собственными глазами, а потом так же собственноручно закопал обнаруженные кости. А теперь, после вчерашнего общения с баронессой, я склонен считать его рассказ подлинным происшествием. Меня другое удивляет. И ты, и я беседовали с этой Амалией, словно она обычный человек. Никакого особого ужаса, никаких стоящих дыбом волос. Короче, священный трепет, а тем более животный страх отсутствует. Почему вдруг?
– Не понимаю, – задумчиво произнесла Вера.
– А я, кажется, знаю.
– Ну?
– По-моему, всему причиной воспитание.
– Это в каком же смысле?
– Понимаешь, нам с детства твердили: никакого потустороннего мира не существует. Все эти призраки, духи, упыри, лешие, домовые – детские сказки. А мультиков на эту тему сколько. И ни в одном нечисть не страшная, а лишь смешная. Точно так же мы относимся и к фильмам ужасов. Да, они иной раз щекочут нервы, но и только. По сути, это всего лишь фантазия.
– Но вчера…
– Да, вчера… Я, знаешь ли, вначале даже не поверил, что общаюсь с призраком. Думал, все подстроено.
– Мною?
– А кем же еще! И только когда она показалась, пришлось поверить. И все равно особого ужаса я не ощутил.
– Может быть, потому, что все происходило в домашней обстановке?
– Возможно. Но ведь и ты, насколько я понимаю, не особенно боялась. Иначе, как объяснить тот факт, что ты ночью ходила на кладбище? Скажи честно, испытывала страх?
– Как тебе объяснить… Было, конечно, но скорее я чувствовала сильное любопытство. Ну и еще, конечно, надежду, что мне помогут и мечты мои сбудутся.
– Приехали, – неожиданно прервав беседу, сообщил Жюль Верн. – Вон в том доме живет твоя Бурдымагина. – Он указал на серую девятиэтажку. – В сто восьмой квартире. Пойдем?
– Как-то страшно.
– Чего же тут страшного? Мертвецов не боишься, а тут…
– Сто лет не видела ее. Может, и не узнает.
– Узнает! Идем скорее.
Поднявшись на лифте на последний этаж, они нашли нужную дверь и позвонили. Открыли сразу же. На пороге стояла Катя. Это была весьма упитанная и при этом невысокая дама, своими формами и пестрой одеждой напоминавшая расписной детский мячик.
– Вам кого? – действительно не узнав Веру, спросила она.
– Наверное, вас, – сказал Жюль Верн. – Вы ведь Бурдымагина?
– Была Бурдымагина, а теперь – Найденова. А вам, товарищи, чего надо?
– Не узнаешь меня? – спросила Вера.
– Нет. Не узнаю. Постой, постой!.. Ну-ка, повернись в профиль. Кажется, Воропаева?.. Вера Воропаева!
– Вот и встретились старые подруги! – обрадовался Жюль Верн.
– Да мы и подругами-то особыми не были, – растерянно сказала Катя. – Ой, чего это я… Проходите.
– Можно на кухню, – раздеваясь, заметил Жюль Верн.
– Зачем на кухню? Прошу в гостиную.
Парадная комната выглядела точно так же, как выглядят сотни тысяч подобных комнат во всех уголках нашей необъятной родины. Недорогая стенка, тусклый глаз телевизора, ковры на стенах и на полу.
– Садитесь. – Катя указала на низкую тахту.
Верины коленки почти уперлись в подбородок.
– Я лучше на стул, – сказал Жюль Верн.
– Ну, как хотите. Чаю?
– Можно, – ответил парень.
Хозяйка удалилась.
– И о чем нам говорить? – шепотом спросила Вера.
– Как о чем? Расскажи ей, что к чему, а потом спроси…
– О чем она должна спросить? – поинтересовалась неожиданно появившаяся хозяйка.
– Мы вот зачем пришли… – начала Вера. – Помнишь детство?
– Чего-чего?!
– Детство наше! Как летом собирались…
– Ну, еще бы, – расцвела Катя. – Лучшее время жизни. Как переехали сюда, все как будто серым стало. Я очень жалею, что мы съехали с Кладбищенской заставы. Тут, конечно, вроде как лучше. Квартира трехкомнатная. До работы десять минут. Но не то. В окно глянешь – домищи эти, китайские стены. И трубы. Людишки внизу копошатся, как муравчики. Тоска! А там было раздолье. Зимой сугробы в человеческий рост, летом – трава по пояс. И птички поют в садах так сладко. Рай! Так чего вы хотели узнать?
– Ты кладбище помнишь? – спросила Вера.
– Конечно.
– А склеп фон Торнов?
– Черный такой. Из мрамора вроде…
– Вот-вот. А свои рассказы про баронессу Амалию?
– Ну, еще бы! Эта Амалия, типа, ведьмой была.
– Ты еще говорила: если прийти к склепу ночью, в ненастье, залезть внутрь и попросить Амалию о чем-нибудь, то желание непременно исполнится.
– Что-то такое припоминается. Это мне бабуська рассказывала. Бабуська много сказок знала. Как вечерами начнет болтать, заслушаешься. Только я все же не понимаю, что вам от меня нужно?
– Я вот так и поступила, – потупившись, произнесла Вера.
– Как поступила?
– Пошла ночью на кладбище и попросила…
– У Амалии?
– Ага.
– Ну, ты даешь! И что же попросила?
– Мужа.
– Мужа?! Нашла что просить. Была бы я на твоем месте, попросила, чтоб его, мерзавца, забрали к чертовой матери. Какой от него толк? Зарабатывает мало, выпивает… На баб посторонних заглядывается. Да только ли заглядывается? Уж не знаю, что и думать. Одно слово, урод! Да плевать мне на него. Дальше чего было? Дали тебе мужа?
– В том-то и дело…
– Этого, что ли? – Катя оценивающе оглядела Жюля Верна. – Очень даже неплох. Так ты меня на свадьбу звать приехала?
– Нет, не этого она мне прочит, а другого.
– А ты?
– Он мне не нравится.
– Так ей и скажи.
– Сказала уже. Другого она не желает. Говорит, самого подходящего для тебя отыскала. А я за него не пойду.
– Вот стерва!
– Помоги мне, пожалуйста.
– С радостью, но как? Сводничеством я не занимаюсь.
– Помоги избавиться от этой Амалии.
– Э-э, дорогуша! С удовольствием бы. Да я в этом ничего не понимаю. Вот бабуська, та – другое дело.
– А где бабуська? – спросил Жюль Верн.
– Да где ж ей быть? В своей комнате лежит.
– Поговорить с ней можно?
– Почему бы и нет? Она, правда, малость того… С тараканами в голове. Целыми днями молчит, а то шептать чего-то начинает. Ходит, зараза, по квартире из угла в угол и шепчет, шепчет… А чего шепчет, не разобрать. Годков-то ей, считай, девяносто. Но на это не стоит обращать внимания. Коли разговорить ее, так потом не остановишь. Хорошо бы ей налить рюмашку для разгону. Только у меня нет. Мужик мой, скотина, если дома спиртное завелось, враз найдет. Прячь не прячь, носом, гад, чует.
– А у меня с собой есть, – заявил Жюль Верн, пошел в прихожую и вернулся, неся в руках чекушку. – Хватит столько?
– Вполне, – ответствовала Катя. – Пойду посмотрю, что там бабуська делает.
– А ты предусмотрительный, – с добродушной насмешкой произнесла Вера, обращаясь к Жюлю Верну. – Водкой вон запасся.
– Всегда таскаю в кармане мерзавчик на всякий случай. Ведь не знаешь, когда пригодиться сможет.
– Бабуська не спит и поговорить с вами может, – сообщила вернувшаяся Катя. – Я ей сказала, зачем пришли, так она обрадовалась. Скучно ведь целыми днями по дому бродить или в телик пялиться. Идемте.
В бабуськиной комнате царила спартанская нищета. Здесь имелись лишь кровать, тумбочка и пара стульев, а из предметов роскоши настенный коврик с пасущимися оленями. В комнате кисло пахло старухиными юбками и давно не мытым телом.