— Все же, — перебил ее Комов, — мы, сохранившие запас ирреальных переживаний, мы — люди Востока (потому что славяне — это авангард Востока), еще можем пока чувствовать и понимать красоту и поэзию завоеваний гения человека. Но и у нас скоро атрофируется эта способность.
— Скажите мне, — продолжал он, — во что вылилось теперь так называемое чистое искусство? Разве нашло оно новые слова? А старые слова, которые забываются теперь, только красивые фразы из прекрасного прошлого. Кто считается теперь поэтом? Лицо, составляющее в рифмованных строчках указанный ему текст для объявлений о слабительных пилюлях, а художник иллюстрирует журналы и газеты типа «молния» и делает кричащие плакаты для той же рекламы, которая, как спрут, сжимает нас своими щупальцами, и в чудный вечер, когда хочется смотреть на грустное небо, вещает о том, что «нет здоровья без лепешек „Сила“».
— Вы очень милы в своих рассуждениях, — сказала ему улыбаясь Чарская, — но слишком увлекаетесь, хотя это мне в вас нравится. Ну, вот, скоро мы уже приедем в город Райтон, — заметила она после нескольких минут молчания. — Я узнала это по мелькнувшей фабрике аэро. Осталось только 80 километров до Колтона.
— Давайте сойдем на этой остановке, — предложила она. — Нам ведь все равно надо брать аэро, чтобы осмотреть работы.
Через 20 минут Комов и Чарская уже поднимались с воздушной площадки наемных аэрокэбов.
Едва они достигли высоты тысячи метров, как перед ними показался берег Атлантики, воды которой серовато-стальной полосой сливались с пепельно-голубым сводом дышащего зноем неба.
С аэро трудно было различить рельеф местности, но чувствовалось отсутствие значительных гор и холмов. На буром фоне огромной равнины можно было заметит уже правильный эллипс, каким проектировался им будущий город.
Сначала они описали круг над Колтоном и спустились, чтобы явственнее различить происходившие работы.
За эти семь месяцев успели сделать очень много. Уже были окончены земляные работы, и всю площадь будущего Колтона покрывала первая изолирующая плита. На южном секторе приступили к возведению пятого этажа подвалов, которым собственно и заканчивалась основная фундаментная плита под Колтоном.
Комов дал знак рукой перевести рычаг на мертвый ход, и аэро повис в воздухе на высоте 100 метров. С этой высоты можно было заметить формы для громадных колонн, которые поднимались с первой плиты и должны были выдерживать всю тяжесть города.
Колонны имели в диаметре около 5 метров и походили на ноги гигантского мастодонта.
Железная арматура была изогнута для лучшего сцепления с бетоном, как свившиеся между собой змеи.
— Что это за глубокая траншея идет к океану? — спросила Чарская Комова по маленькому телефону, который давал возможность разбирать слова, несмотря на шум от работы воздушных винтов.
— Это для целей водоснабжения и спуска сточных вод, — ответил ей Комов. — Кажется, по расчетам Хэда, требуется около 100 миллионов галлонов воды в час.
— А вот видите, — продолжал он, — с севера уже начали проводку для питания Колтона электрической энергией.
И в самом деле, со стороны северного квадранта, на высоких мачтах с особыми изоляторами плелась гигантская паутина электрических проводов.
В законченные уже подвалы сквозь черневшие отверстия подъемников монтеры опускали холодильные трубы. Таким образом монтаж Колтона начался тотчас же, как для этого представилась возможность.
Комов и Чарская долго кружились над постройкой Колтона, то снижаясь, то поднимаясь высоко вверх, чтобы с высоты птичьего полета окинуть взглядом этот человеческий муравейник.
Странное чувство испытывал Комов при этом зрелище. С одной стороны, какое-то удовлетворение, гордость за человека, что он успешно борется и идет к намеченной цели, а с другой стороны, невольно возникала мысль: стоит ли продолжать эту титаническую борьбу за жизнь, если разгневанная природа отвернулась от человека? Довольно поцарствовал человек, возомнив себя центром вселенной. Грозные явления жары, готовящие гибель человеку, разрушат его самомнение относительно антропоцентризма.
«Разве открыл человек новые тайны, сделался лучше, богочеловеком? — думал Комов. — Нет, констатировать этого нельзя. Скорее наоборот — жажда наживы, жажда жить своей подленькой жизнью, но лишь бы жить, усилилась в человеке. Человек не оправдал надежд, возлагавшихся на него, и достиг великих возможностей только в проявлениях внешней жизни.
А в духовной жизни его будто была перейдена та „последняя черта“, после которой „все позволено“, все можно. Жизнь сделалась похожа на грандиозное кораблекрушение, когда каждый думает о спасении только своей жизни и, озверев от ужаса перед возможной смертью, отталкивает своего ближнего от борта спасательной лодки.
Но надо сознаться, что строительство, обещающее новую жизнь измученному человеку, не могло не волновать и не поселить робкой надежды, что „золотой век“ человека еще впереди».
Может быть, невольно мысли Комова передались и Чарской, потому что они оба продолжали созерцать грандиозное зрелище созидания Колтона и не сказали друг другу ни слова.
Было уже около 3 часов дня, когда, наконец, они направились обратно в город Райтон, чтобы пообедать и вернуться домой.
— Вы грустны сегодня, — заметила по дороге Чарская. — Отчего это? Я хочу видеть вас жизнерадостным. Дни нашего отдыха так редки. Будем пользоваться ими, не огорчая себя ничем, — и она посмотрела на него ласковым взглядом, в котором было так много сочувствия и понимания его дум.
— Вы правы, — воскликнул Комов, — надо пользоваться днями отдыха и благословлять жизнь за каждую счастливую минуту, которую ей угодно подарить нам.
Руки их встретились и сказали то, чего выразить словами они не сумели бы.
X. Сильнее всего
Прошел год со дня основания Компании «Колтон», первый год работ по сооружению Холодного города.
Интерес к нему не ослабевал, и видные представители финансового и технического мира, вместе с полным составом Правления Компании, отправились специальным поездом к Колтону, чтобы констатировать положение работ. Понятно, что Фульд сумел обставить эту поездку как можно внушительнее. Послушные ему газеты устроили новую рекламу, которая отразилась в том смысле, что акции стали котироваться после этого на 3 % выше.
Поезд подвесной дороги остановился у самых стен Колтона. Боковая поверхность основной плиты для отражения палящих лучей солнца была покрыта эмалевой краской и сияла ослепительной белизной. Над ней в южном секторе возвышалось уже семнадцать этажей круговой стены. В радиальных стенах была начата кладка вертикальной стеклянной щели для использования дневного света.
Чтобы попасть в Колтон, надо было перейти несколько зал с огромными арками и изолированными дверями особой конструкции, которые позволяли менять площадь проходного отверстия.
Эти залы служили как бы шлюзами, предохраняющими от проникновения внутрь Колтона жаркого наружного воздуха. После этих проходов, сообщавших каждый сектор с внешним миром и стоящих на страже Колтона для защиты от излишних потерь холода при открывании дверей, глазам приехавших для осмотра представилась широкая улица, длиной в 600 метров, перекрытая железобетонными сводами и выходящая на большую площадь, называвшуюся «Южной Площадью» по положению этого сектора относительно стран света.
Хэд показал присутствующим подвалы, холодильное оборудование которых подходило к концу. В помещении воздвигаемой центральной холодильной установки начали бетонировать фундаменты для турбокомпрессоров.
Все постройки внутри Колтона были окрашены в матовый светло-голубой цвет. Для внутреннего сообщения было проложено уже две колеи электрической дороги, которые впоследствии должны были образовать замкнутое кольцо путей.
Все с особенным любопытством осматривали работы по устройству стеклянной стены из «атермита». Действие электрического тока заставляло кирпичи размягчаться и образовать однородный массив, внутри которого воздушные пузырьки создавали красивые узоры, переливавшиеся огоньками при ярком солнечном свете.
После детального осмотра, который сопровождался объяснениями Тома Хэда и весельчака Фреда и съемками кинематографа, члены Правления со своими гостями, убедившись в успешном ходе работ, направились обратно в Нью-Йорк, где вечером назначено было общее заседание акционеров.
В роскошное здание Компании «Колтон» собрались только самые крупные держатели акций, но и громадный зал, с претензией на древнегреческий храм, оказался тесным.
На этом заседании, после утверждения отчета и сметы на расходы, Том Хэд сообщил, что прежде всего решено закончить постройкой и оборудованием первый юго-западный квадрант Колтона, чтобы использовать опыт по сооружению его и избежать возможных ошибок в будущем.
Для осуществления этого надо было сосредоточить на нем все строительные и технические работы.
— Благодаря разработанному мной проекту, — говорил Хэд, — не только каждый квадрант, но и отдельный сектор имеет свое особое холодильное оборудование и полную независимость в действии, допуская, однако, возможность переключения турбокомпрессоров и аппаратов. Как на корабле водонепроницаемые перегородки дают большие гарантии при аварии, так и разделение Колтона на отдельные секторы с независимыми холодильными агрегатами способствуют безопасности существования «Холодного города».
— Едва мы закончим оборудование южного сектора, — продолжал Хэд, — что при ускоренной работе возможно через десять месяцев, как машины его пока будут использованы целиком на охлаждение подвалов.
Дело в том, что для жительства будет еще не все готово, и вряд ли строительная часть поспеет сделать стеклянные своды системы Рибо, без чего, понятно, нельзя приступить к охлаждению города.
Но само собой разумеется, что теперь уже время заготовлять запасы пищевых продуктов, тем более, что аренда подвалов даст немалый доход господам акционерам, — закончил Хэд.