Мотивы действий Сталина в этом, как и во многих других случаях, трудно определить. Кое-что о том, как принималось решение о введении коллективного председательствования и понижении статуса Булганина, через несколько лет рассказал Берия. В письме, направленном членам высшего советского руководства 1 июля 1953 года из тюрьмы, Берия, обращаясь к Булганину, утверждал: «Николай Александрович! Никогда и нигде я тебе плохого не делал […] Когда т-щ Сталин предложил нам вновь установить очередность председательствования, то я с т. Маленковым Г. М. убеждали, что этого не надо, что ты справляешься с работой, а помочь мы и так поможем»[349]. В этих утверждениях Берии содержались важные правдоподобные моменты. Во-первых, Сталин, как следует из слов Берии, мотивировал свое предложение о лишении Булганина функций председательствования тем, что Булганин не справляется со своими обязанностями первого заместителя. Во-вторых, Сталин в той или иной форме обсуждал этот вопрос с Берией и Маленковым. Очевидно, что даже если Берия и Маленков действительно демонстрировали перед Сталиным свою «политическую скромность» и отказывались от сопредседательствования на заседаниях правительства, объективно это решение было в их пользу. Нельзя исключить, что разными методами они способствовали возвращению к прежнему порядку «коллективной работы». Это, конечно, вовсе не означает, что Сталин действовал по чьему-то наущению и не имел собственных мотивов, деловых или психологических, для такого шага.
Вновь рассредоточив оперативное руководство правительством, Сталин действовал в русле своей обычной политики поддержания в Политбюро определенного баланса сил и конкуренции. Вполне возможно также, что Сталин был недоволен деловыми качествами Булганина. Наконец, важным фактором могло быть психологическое состояние Сталина. Испытывая возраставшие проблемы со здоровьем и возвратившись из своего последнего и одного из наиболее длительных отпусков, он вновь демонстрировал соратникам (и самому себе), что не намерен выпускать из рук властные рычаги и не нуждается в первом заместителе. Во всяком случае, идея выдвижения первых заместителей Сталина отныне и до самой его смерти больше не возникала. Чисто политический, демонстративный характер, наконец, имело также решение об обязательной подписи Сталина даже под такими относительно второстепенными документами, как распоряжения Совета министров. Лишив своих заместителей права подписи распоряжений, Сталин вряд ли преследовал деловые цели. Процесс принятия решений в результате этой акции мог лишь усложниться. Однако для самого Сталина единоличное право подписи могло быть определенной символической компенсацией, защитной реакцией стареющего диктатора, вынужденного отходить от многих дел.
Существовало несколько признаков такого отхода. Подсчитано, например, что если до войны, в 1939–1940 годах в журнале регистрации посетителей кремлевского кабинета Сталина фиксировалось примерно по две тысячи посещений в год, в 1947 году — примерно 1200 посещений, то в 1950 году — 700, а в 1951–1952 — всего по 500 посещений[350]. В значительной мере это было связано с значительным увеличением продолжительности отпусков Сталина, что, в свою очередь, также служило показателем снижения его рабочей активности. В 1945 году Сталин провел на юге больше двух месяцев, в 1946–1949 годах от трех до трех с половиной месяцев, в 1950–1951 годах по четыре с половиной месяца[351]. Причем, в отпускной период 1951 года Сталин не появлялся в своем кабинете более полугода — с 9 августа 1951 года по 12 февраля 1952 года[352]. Это было связано с тем, что после отпуска, длившегося почти до конца декабря, Сталин в январе 1952 года заболел гриппом[353].
В присутствии Сталина в Москве заседания руководящей группы Политбюро проводились либо в его кремлевском кабинете, либо (со временем все чаще) на даче. С формальной точки зрения многие из таких заседаний невозможно идентифицировать определенно — их можно считать и заседаниями Политбюро, и заседаниями Бюро Президиума Совмина, и заседаниями узкой руководящей группы Политбюро. Решения, принимаемые на таких встречах, также могли оформляться по разному: как решения Политбюро или постановления Совета министров. Некоторые заключения о порядке принятия решений в последний период жизни Сталина можно сделать на основании сопоставления журналов записи посетителей кремлевского кабинета Сталина и подлинных протоколов заседаний Политбюро.
От имени Политбюро оформлялись преимущественно кадровые решения (утверждались соответствующие постановления Секретариата ЦК ВКП(б)), а также постановления по международным делам, вносимые МИД и Внешнеполитической комиссией. Судя по прохождению мидовских вопросов, в последний год жизни Сталина существовало несколько способов утверждения решений от имени Политбюро. Большая часть таких решений обсуждалась и принималась на встречах в кабинете Сталина в Кремле. Например, многие проекты, вносимые на утверждение МИД, оформлялись в качестве постановлений Политбюро после того, как Вышинский сообщал Поскребышеву о том, что в определенный день состоялось их утверждение. Как правило, даты, называемые Вышинским, соответствовали дням заседаний в кабинете Сталина, в которых принимал участие сам Вышинский. Так, по сообщению Вышинского, мидовские вопросы утверждались 22, 31 марта, 19 и 24 мая, 9, 25 июня, 20, 22 августа 1952 года[354]. В эти дни Вышинский присутствовал в кабинете Сталина вместе с членами Политбюро[355].
В ряде случаев в дни, указанные Вышинским, заседаний в кабинете Сталина не было. Такие решения могли приниматься на даче Сталина, как с участием Вышинского, так и без него. Например, на проекте постановления об освобождении Ф. Т. Гусева от должности заместителя министра иностранных дел, оформленном 15 августа 1952 года, Вышинский написал: «Товарищу Поскребышеву А. Н. Прошу оформить. Проект постановления составлен в соответствии с указаниями, полученными 13.VIII»[356]. 13 августа, как следует из помет Вышинского, сохранившихся в подлинном протоколе заседаний Политбюро, было утверждено несколько мидовских предложений[357]. Это позволяет предполагать, что в этот день состоялось заседание высшего руководства с участием Вышинского или встреча Сталина с Вышинским. Однако в кремлевском кабинете Сталина 13 августа никто не собирался.
В каких-то случаях Вышинский мог узнавать о решениях, принятых по вопросам МИД, от других членов Политбюро, прежде всего Молотова. Например, на проекте одного из постановлений Вышинский 6 июня 1952 года сделал помету: «Тов. Поскребышеву А. Н. Прошу оформить. По сообщению т. Молотова В. М. утверждено товарищем Сталиным»[358]. О двух других проектах он сообщил: «Тов. Поскребышеву А. Н. По сообщению тов. Молотова В. М., утверждено ЦК ВКП(б) 17.VI. 1952 года Прошу оформить»[359]. Ни в один из этих дней, ни 6, ни 17 июня заседаний в кабинете Сталина не было. Видимо, Молотов согласовывал эти решения со Сталиным лично или сообщал Вышинскому результаты заседаний на сталинской даче. Наконец, по ряду проектов МИД члены Политбюро голосовали вкруговую, без заседаний. На это также требовалось согласие Сталина. Так, 23 июля (видимо, на встрече в сталинском кабинете в Кремле) Вышинский получил разрешение Сталина решить голосованием вкруговую ряд вопросов МИД. Это голосование, в котором участвовали Молотов, Маленков, Булганин, Каганович, Микоян, Хрущев, Берия (о согласии последнего сообщил его помощник Ордынцев) было проведено порциями 25 июля и 1–2 августа[360].
Беспорядочность процедур принятия решений Политбюро в значительной мере вызывалась тем, что Сталин, несмотря на огромные потоки информации и снижение собственной работоспособности, по-прежнему стремился контролировать как можно более широкий круг вопросов. Высшие советские руководители проводили значительную часть своего рабочего времени либо в кабинете, либо на даче Сталина, подчиняясь его личному графику и капризам. Регулярные заседания Политбюро с предварительно согласованными повестками не проводились. Все это вело к усилению хаотичности и разрывам в процессе принятия решений. Одним из важных механизмов их преодоления было использование методов «коллективного руководства», наиболее ярко проявлявших себя в периоды длительных сталинских отпусков.
Как видно из подлинных протоколов заседаний Политбюро, в отсутствие Сталина вопросы, подлежащие рассмотрению Политбюро, обсуждала на своих заседаниях руководящая группа Политбюро. В 1950 году и до осени 1952 года в нее входили Молотов, Микоян, Каганович, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев. В документах в этот период ее называли «семеркой»[361] («восьмерка» вместе со Сталиным). Подлинные протоколы заседаний Политбюро позволяют зафиксировать некоторые различия в процедуре работы «семерки»[362] в период сталинских отпусков по сравнению с процедурой заседаний, происходивших в присутствии Сталина. Судя по формулировкам многих решений, «семерка» без Сталина работала как действительно коллективный орган. Она обсуждала решения, создавала комиссии для дополнительного изучения и подготовки проектов постановлений. Например, 17 сентября 1951 года Берия, Булганин, Каганович, Молотов (остальные члены руководящей группы были, судя по всему, в отпусках), рассмотрев вопрос об участии СССР в конференции по содействию торговле стран Азии и Дальнего Востока, приняли решение: «Поручить тт. Вышинскому и Меньшикову в двухдневный срок