29 октября 1951 года Рухадзе доложил Сталину, что информация о взяточничестве в целом не подтвердилась[381]. Однако это уже не имело значения. Сталин нацелился на организацию новой кампании и изобретение предлога для нее был делом времени. 3 ноября Сталин позвонил Рухадзе и предложил ему подготовить записку о покровительстве второго секретаря компартии Грузии М. И. Барамии бывшему прокурору Сухуми Гвасалии, которого обвиняли во взяточничестве. Рухадзе выполнил задание и подготовил документ, из которого следовало, что Барамия покрывал преступления чиновников мингрельцев по национальности[382]. Делу был дан быстрый ход. Уже 9 ноября 1951 года Политбюро приняло постановление «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия»[383]. В нем говорилось о существовании в руководящих структурах Грузии группы мингрельских националистов во главе с Барамией, которая покровительствовала взяточникам (в качестве примера приводилось дело Гвасалии) и расставляла повсюду на руководящие посты своих людей:
«Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамия, не получит должного отпора, то появятся новые “шефы” из других провинций Грузии[…], которые тоже захотят шефствовать над “своими” провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет “в массах”. И если это случится, компартия Грузии распадется на ряд партийных провинциальных княжеств, обладающих “реальной” властью, а от ЦК КП(б) Грузии и его руководства останется лишь пустое место».
Барамия, а также ряд других руководящих работников республики были сняты со своих постов. Стиль документа, а также то, что в подлинном протоколе заседаний Политбюро сохранился экземпляр проекта постановления, записанный Поскребышевым (несомненно, надиктованный Сталиным) и еще один экземпляр машинописного проекта с правкой Сталина, свидетельствуют о том, что постановление было подготовлено самим Сталиным.
Нетрудно заметить, что «мингрельское дело» развивалось по аналогичному сценарию недавнего «ленинградского дела». Формально все началось со стандартных обвинений в злоупотреблении властью и осуждения практики политического протекционизма — «шефства». Следующим шагом, который не заставил себя ждать, был арест опальных руководителей и фабрикация дел об их «антисоветской», «шпионской» деятельности[384]. 16 ноября 1951 года по указанию Сталина было принято постановление Политбюро «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов»[385]. Всего в отдаленные районы страны были депортированы 11,2 тыс. человек. 37 руководителей республики были арестованы[386].
Получив необходимые материалы, Сталин предпринял следующий шаг, который, несомненно, планировался заранее — провел полную замену руководства Грузии. Как следует из справки, отложившейся в личном архиве Сталина, 25 марта 1952 года с 18 до 22 часов 25 минут и 27 марта с 22 часов состоялись заседания Политбюро, на которых присутствовали вызванные в Москву члены и кандидаты в члены бюро ЦК компартии Грузии, а также заместитель председателя КПК М. Ф. Шкирятов, министр госбезопасности С. Д. Игнатьев и заведующий отделом ЦК ВКП(б), который курировал деятельность региональных партийных организаций, Н. М. Пегов[387]. Результатом этих заседаний было новое постановление Политбюро от 27 марта 1952 года о положении дел в компартии Грузии. В постановлении утверждалось, что «группа Барамии» «намеревалась захватить власть в компартии Грузии, рассчитывая при этом на помощь со стороны зарубежных империалистов». Ответственность за то, что подобная «антисоветская организация» действовала беспрепятственно в течение нескольких лет и была раскрыта только по указанию из Москвы, возлагалась на руководство компартии Грузии. В результате К. Н. Чарквиани был снят с поста первого секретаря ЦК компартии Грузии. На его место назначили молодого руководителя Абхазии А. И. Мгеладзе, которому Сталин уже давно демонстрировал свое расположение и поддержку в соперничестве с Чарквиани. Документы свидетельствуют, что это второе постановление о Грузии, как и первое, готовилось, по крайней мере, при активном участии Сталина. Именно он дал заголовок постановлению. В проект документа Поскребышев внес правку, которая, несомненно, была продиктована Сталиным[388].
После постановления от 27 марта фабрикация дела о «мингрельской националистической группе» получила новый импульс. На помощь Рухадзе из Москвы прибыла бригада следователей, преподавшая палачам из МГБ Грузии уроки пыточного мастерства[389]. Опираясь на поддержку Сталина, Рухадзе разворачивал чистки в республике. На этой почве он вступил в конфликт с Мгеладзе. Явно переоценив свои силы (точнее, неверно оценив намерения Сталина), Рухадзе приказал выбивать из арестованных показания против Мгеладзе. Сфабрикованные протоколы допросов он послал Сталину. Реакция Сталина была неожиданной для Рухадзе. Сталин подготовил ответ[390], адресованный, однако, не Рухадзе, а Мгеладзе и членам бюро ЦК компартии Грузии. В письме Сталина говорилось:
«ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии […] Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии».
Выполняя поручение Сталина, в Тбилиси приняли решение о снятии Рухадзе с поста министра госбезопасности. 9 июня 1952 года это решение было утверждено Политбюро в Москве[391]. Однако Сталин еще некоторое время держал ситуацию в подвешенном состоянии, не давая согласие на арест Рухадзе. 25 июня 1952 года Сталин телеграфировал руководителям Грузии, которым не терпелось окончательно расправиться со своим врагом: «Вопрос об аресте Рухадзе считаем преждевременным. Советуем довести сдачу-приемку дел (по Министерству госбезопасности Грузии. — О. X.) до конца, после чего направить Рухадзе в Москву, где и будет решен вопрос о судьбе Рухадзе»[392]. Вскоре Рухадзе был действительно вызван в Москву и там арестован. Этот сценарий вполне соответствовал номенклатурным правилам сталинского периода. Судьба чиновников ранга Рухадзе могла решаться только в центре.
Арест Рухадзе свидетельствовал о том, что целью Сталина, организовавшего «мингрельское дело», было не наращивание массовых репрессий в Грузии, а устранение от власти и уничтожение лишь одного клана грузинских чиновников, связанных с Берией. Конечно, «мингрельское дело», как и все другие сталинские акции такого рода, было многофункциональным. Постановление от 9 ноября с осуждением «шефства» и грозным напоминанием о непреложности сугубой централизации власти разослали всем партийно-государственным руководителям высшего и среднего звена, в том числе первым секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии. Таким образом «мингрельское дело» было очередной кампанией против центробежных тенденций в аппарате. Однако по общему мнению историков, «мингрельское дело» в значительной мере было направлено против Берии и его клиентской сети в Грузии[393]. С особым цинизмом Сталин поручил именно Берии провести в апреле пленум ЦК компартии Грузии, на котором ему предстояло руководить «разоблачением» своих недавних подопечных. Сам Берия, несомненно, воспринимал репрессии в Грузии как личную угрозу. Сразу же после смерти Сталина он добился прекращения «мингрельского дела», освобождения и выдвижение на руководящие посты арестованных «мингрельцев»[394].
Несмотря на опасность, нависшую над Берией, для него лично «мингрельское дело» закончилось благополучно. Берия, как до него Хрущев, лишь получил очередной урок и напоминание о бренности политического существования под властью Сталина. Таким же образом для Булганина закончилось «дело артиллеристов», разворачивавшееся одновременно с «мингрельским делом». 31 декабря 1951 года было принято постановление Совета министров СССР «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60», на основании которого были сняты с работы и отданы под суд за «вредительство» ряд высокопоставленных военных и руководителей оборонной промышленности[395]. Булганину, курировавшему оборонные отрасли, как утверждал позже Хрущев, угрожала опасность, так как именно его обвиняли в приеме пушки с дефектами[396]. Однако в отличие от Маленкова, пострадавшего в свое время за аналогичное «дело авиаторов», Булганин сохранил свои позиции. Арестованные артиллеристы так же, как и «мингрельские националисты», были освобождены почти сразу же после смерти Сталина.
Характер атак против членов Политбюро в 1951–1952 годах еще раз свидетельствовал о том, что Сталина вполне устраивал сложившийся в его окружении баланс сил, и он опасался его нарушить. Запугивая соратников, Сталин не считал более необходимым доводить дело не только до физической расправы, но и до должностных перестановок. Одновременно все эти кампании свидетельствовали о том, что основным орудием политического контроля для Сталина оставались органы госбезопасности, руководство которыми он ни на минуту не выпускал из своих рук.