Лонгсдейл оперся подбородком на сцепленные в замок пальцы. Его взгляд блуждал между отчетами, картой, детской одеждой и папками с документацией. Бреннон ждал, но консультант молчал.
– Судя по состоянию пищи в желудке, – продолжил комиссар, – дети прожили всего несколько часов после похищения. Но мы так и не узнали, прятал он их где-нибудь или…
– Колдуны и ведьмы питают свои силы болью и страданиями, – неожиданно сказал консультант. – Однако будь это колдун, как вы подозреваете, то он не остановился бы на четырнадцати и к тому же убивал бы жертв долго и мучительно. Но… – Лонгсдейл перебрал листы отчетов и показаний, как будто нащупывал там что-то вслепую. – Но тогда где же результат?..
– Какой еще результат?
– Убийства были ритуальными и прекратились потому, что убийца достиг нужного числа жертв. Но где тогда тот, кого призывали с помощью этого ритуала? – задумчиво протянул консультант.
– А что, обязательно призывать?
Лонгсдейл удивленно поднял бровь:
– А для чего еще, по-вашему, нужно четырнадцать жертвоприношений?
– Я видел людей, которые убивали потому, что им это нравилось, – холодно бросил комиссар. – И они не были колдунами. Они были выродками. Никакой магии.
– Тогда почему убийства прекратились?
– Ну… – Бреннон пощипал бородку и наконец неохотно ответил: – Мы предположили, что убийца умер.
Фырканье со стороны пса всколыхнуло портреты на стенах.
– Нет, – прошептал консультант; глаза у него маниакально загорелись. – Дело в ритуале, который он проводил! Но почему он не довел дело до конца? Где тот, кого он призывал?
– Вон там, – Натан кивнул на окно, – по улицам бродит. Вчера нанес вам визит.
– Но почему так долго? Зачем ждать восемь лет?
Натан хмыкнул:
– Может, он присел в тюрьму на восьмерочку, что неудивительно, учитывая его хобби.
– Или его что-то спугнуло. – Лонгсдейл задумчиво посмотрел на комиссара. – У вас тут нежить и нечисть ведут себя очень скромно по сравнению с тем, что я вижу обычно, и их гораздо меньше, чем бывает в таких городах.
– Это же хорошо? – осторожно уточнил Бреннон.
– Если у вас здесь затаился лев рыкающий, способный напугать нечисть, то стоит подумать, что будет, когда он примется за людей.
Комиссар потер лицо руками.
– Так, уймитесь. Вы говорите, что Душителя, который хотел призвать потустороннюю гадину, пуганул кто-то еще более страшный. И потом этот кто-то сидел тут тихо восемь лет? А затем наш убийца внезапно решил-таки довести дело до победного конца и призвал этого вашего ифрита. При этом тот, кого он боится, ничего не сделал? Вы чувствуете, какую чушь несете?
– Ну почему сразу чушь…
– Потому что, – резко бросил Бреннон. – У нас тут четырнадцать убитых детей. А еще труп священника, в церкви которого были спрятаны останки одиннадцати жертв. И знаете, что думаю я? Я думаю, что отец Грейс душил их одного за другим – а потом об этом узнал кто-то из родичей убитых и призвал вашего ифрита, потому что мы ни черта не сделали, чтобы повесить эту мразь!
– Если отец Грейс за год убил четырнадцать детей, то что он делал последующие восемь лет? Где еще сто двенадцать трупов? – спросил Лонгсдейл.
– Хороший вопрос, – процедил Бреннон. – Вот им я и займусь. А вы пораскиньте мозгами над тем, что дело, начатое Душителем, мог закончить и кто-нибудь другой.
– Оба хороши, – постановил Бройд. – Обе ваши теории – в дырках, как меерзандский сыр. Я вам тут с ходу могу еще пяток таких же сочинить.
Натан с досадой подумал, что шеф прав. Не говоря уже о том, что ни одна епархия не выдаст никаких сведений о священнике на таких основаниях.
– Вы еще не разобрались с уликами, а уже лезете в теории, – проворчал шеф полиции. – Бреннон, Хилкарнский душитель для всех нас – личное дело, но уж вы-то могли бы сохранить хоть каплю здравого смысла!
– Да, сэр.
– Начните, черт возьми, с начала. Что у нас по священнику?
– Самая выдающаяся его черта – сволочной характер, сэр. В остальном он ничем не отличается от любого другого попа.
– Не считая того, что он мог сам и вызвать ифрита, – напомнил о себе консультант.
Бройд смерил его тяжелым взглядом.
– Не путайте то, что он мог, с тем, кем он был на самом деле. Что он там мог или не мог – мы пока еще не знаем.
– Не вызывал он никого, – отрезал Бреннон. – Даром, что ли, ифрит вылез из церкви именно тогда, когда мы вывозили кости? Да черта с два! Уверен, что тот, кто вызвал, находился в толпе и свистнул своей твари, как только дело запахло жареным.
Лонгсдейл поморщился:
– Во-первых, ифриту нельзя свистеть. Человеку не под силу им управлять. Во-вторых, я уже говорил, что их мог спугнуть…
– Ваша теория – недоказуемый бред!
– Ваш бред тоже недоказуемый, – вмешался Бройд, попыхивая сигарой. – Если отец Грейс убивал детей, то почему первые три тела не спрятал в церкви? Почему потом восемь лет не было ни одного убийства? Почему ифрит помешал нам вывезти кости?
Натан поморщился. Количество дыр он отлично видел и сам.
– Я займусь святошей, – наконец буркнул комиссар. – Кроме Грейса, у нас нет ни единой нити, вот и будем разматывать, начиная с него. Кеннеди занимается описанием останков. Когда закончит, у нас будет каталог костей со всеми повреждениями. Хотя мы уже все равно не узнаем, кому какие принадлежат.
– Я могу узнать, – сказал Лонгсдейл.
Полицейские подскочили; Бройд чуть сигарой не подавился.
– Вы можете узнать?! Каким это образом?!
– Мне нужна кровь ближайших родственников, лучше отца или матери.
– Это колдовство, что ли? – спросил Бреннон. Консультант кивнул. – С ума сойти…
– Я лично поговорю с семьями, – решил шеф. – Надо хорошенько подумать, как это все преподнести, чтоб хуже не вышло. Бреннон, что у вас еще?
– Сэр, Лонгсдейл обнаружил на дверях церкви, эгхм-м… магический замок. Эта штука будто бы должна была удержать ифрита внутри.
– Не будто бы, а должна, – раздраженно ответил консультант. – Если бы пожарные не сняли двери, ифрит бы и сейчас сидел в своей клетке.
– То есть, сэр, – продолжал Натан, видя, что шеф впал в задумчивость, – кто-то запер ифрита в храме, и это, черт подери, самое странное, что есть в деле. Кто мог это совершить?
– Хороший вопрос, – пробормотал Бройд.
– Либо отец Грейс – и тогда выходит, что он соображал насчет всякой нечистой дряни не хуже Лонгсдейла.
Консультант скептически хмыкнул.
– Либо, – продолжал комиссар, – это сделал его убийца. Своя логика в этом есть – всяко удобнее держать потустороннюю тварь в клетке, а если убийца мстил за своего ребенка, то тем более понятно, почему он не хотел выпускать ифрита на волю.
– Хорошо бы узнать, кто нарисовал эту штуку, – сказал шеф. – А, Лонгсдейл?
Тот покачал головой:
– Каждое заклятие несет отпечаток личности создателя, но если я не знаю этого человека лично, то не узнаю и отпечаток. Но я могу определить, когда замок был создан. Я бы занялся этим давно, – с досадой сказал консультант, – но отвлекся на кости, и потом нападение на мой дом… Простите.
– Так, хорошо. – Бройд глубоко затянулся и раздавил окурок в пепельнице. – Теперь ваш дом. Что можете сказать об этом существе?
Лонгсдейл помолчал, и Натан заметил, что консультант не только раздосадован, но и сердит.
– Ифрит – это огненный дух с той стороны. Он достаточно разумен, хотя и не в том смысле, который мы вкладываем в это слово. Как и большинство бесплотной нечисти, он питается человеческими жизнями, но не плотью, а тем, что называют жизненной силой или живыми токами. Чем больше он поглотит, тем сильнее станет; чем он сильнее, тем больше нужно пищи. Иногда его ошибочно называют демоном, но это не так.
– И то хлеб, – пробормотал Натан.
– Ифриты бесплотны, поэтому в нашем материальном мире им нужно вместилище. Человек не подойдет – его плоть слишком слаба, чтобы удержать такого духа. А вот мой дом, в котором сгорела заживо вся семья…
– И что, он только поэтому поперся к вам через весь город? – недоверчиво спросил Натан. – Если ему непременно нужен дом, в котором кто-то сгорел, то через два квартала от церкви есть заброшенная больница для умалишенных. Три года назад в ней сгорело полсотни человек и столько же задохнулись в дыму.
Бройд раскурил новую сигару и задумчиво поглядел сквозь дым на консультанта. Тот хмуро молчал.
– Может, – вкрадчиво проговорил шеф, – вы припомните, у кого есть к вам такой длинный счет, а?
Консультант вздрогнул, очнувшись от размышлений.
– Но это совершенно бессмысленно! Какой смысл так рисковать только ради какой-то мести?
– Ну, это зависит от того, кому и насколько сильно вы отдавили мозоль, – хмыкнул Натан.
Дверь распахнулась без стука, и в кабинет величаво ступил рыжий пес. Зверюга лучилась самодовольством.
– Бреннон, почему животное жует улики? – холодно спросил шеф полиции.
Лапа подошел к Лонгсдейлу и выплюнул ему на колени шапочку с металлическим пером. Консультант удивленно поднес ее к глазам.
– Это третьей жертвы, Роберта Линча, – узнал Бреннон. – Лапа, какого черта…
Псина самоуверенно прищурилась на комиссара. Лонгсдейл крутил шапочку перед глазами, словно не понимая, что это такое; вдруг он с коротким криком вскочил с места и пулей вылетел из кабинета. Пес встряхнулся, усеяв ковер и комиссара рыжей шерстью, и неспешно потрусил следом. Бреннон с опаской покосился на шефа.
– Чертов зоопарк на колесах, – отрешенно сказал тот, и комиссар поспешил убраться с глаз долой.
3 января
В доме священника было два этажа. На первом находились кухня, крохотная столовая, гостиная, прихожая с лестницей и комната экономки миссис Эванс; на втором – холл с большой кладовкой, спальня отца Грейса, его кабинет и ванная. Бреннон покачивался на каблуках, осматривая лестницу и задумчиво бренча в кармане ключами. На крыльце томились четверо полицейских.
– Все готовы, сэр, – сказал Двайер.