Джим присел на корточки рядом с креслом Кристины Дубровик и широко улыбнулся:
– Я Стив Харкмен. Эд работает в отделе продаж, а я в отделе рекламы, так что мы по десять раз на дню доводим друг друга до белого каления.
Милое, как у мадонны, лицо Кристины Дубровик просияло:
– Ах да, он о вас рассказывал. Вы ведь недавно пришли в компанию, где-то месяц назад?
– Уже полтора. – Джим был уверен, что отвечает правильно, хотя понятия не имел, о чем идет речь. – А это, наверное, Кейси.
Девочка сидела возле иллюминатора. Она отвлеклась от книжки с поднимающимися картинками и посмотрела на Джима.
– У меня завтра день рождения. Шесть лет будет. Мы едем в гости к бабуле и дедуле. Они очень старенькие и очень хорошие.
– Могу поспорить, они гордятся такой славной умненькой внучкой, – рассмеялся Джим.
Увидев, что Айронхарт идет по правому проходу, Холли так испугалась, что чуть не вскочила с места. Сначала она подумала, что Джим направляется прямо к ней, и готовилась во всем сознаться еще до того, как он дошел до ее ряда.
«Да, я за вами следила, наводила о вас справки и грубо вторглась в ваше личное пространство…»
Холли знала, что очень немногие репортеры мучились бы совестью, сунув свой нос в чужую жизнь, но не могла отринуть элементарную порядочность. Именно это качество тормозило ее карьеру с того дня, как она получила диплом журналиста. И теперь снова готовилась все разрушить, но тут Холли поняла, что Джим идет не к ней, а к брюнетке, которая сидела прямо впереди. Холли нервно сглотнула и, вместо того чтобы подскочить и рассыпаться в извинениях, вжалась в кресло и съехала на пару дюймов ниже. Потом медленно, чтобы не привлечь внимание Джима, взяла рекламный журнал, открыла его и спряталась за глянцевыми страницами.
Из-за них ничего не было видно, но разговор Джима и брюнетки слышался четко. Он назвался Стивом Харкменом, менеджером отдела рекламы. Холли напряженно слушала и ломала голову, к чему все это приведет.
Спустя какое-то время она рискнула одним глазком выглянуть из-за журнала. Айронхарт стоял, наклонившись к креслу брюнетки. Он был так близко, что Холли могла до него доплюнуть, вот только в прицельных плевках она была таким же спецом, как и в слежке под прикрытием.
Глянцевые страницы зашелестели друг о друга, и Холли поняла, что у нее дрожат руки. Она перестала подглядывать и приказала себе успокоиться.
– Но как вы меня узнали? – изумилась Кристина Дубровик.
– Ну, Эд едва ли не весь офис обклеил вашими с дочуркой фотографиями, – ответил Джим.
– Ах да, понятно.
– Послушайте, миссис Дубровик…
– Зовите меня Кристиной.
– Хорошо. Кристина… Я бы не стал вам докучать, но у меня есть очень веская причина. Эд сказал, что у вас талант… Вы помогаете людям найти свою половинку.
Судя по тому, как оживилась и без того доброжелательная Кристина, Джим нашел верные слова.
– Это правда, – подтвердила она. – Мне действительно очень нравится знакомить людей, если я чувствую, что они друг другу подходят. И признаюсь, мне есть чем похвастаться.
– Мам, ты делишь людей пополам? – спросила Кейси.
Кристина не растерялась и сразу нашла простой и понятный для шестилетней девочки ответ:
– Нет, милая, скорее наоборот, склеиваю в единое целое.
– А, тогда хорошо, – сказала Кейси и вернулась к своей книжке с объемными картинками.
– Дело в том, что я только восемь недель как переехал в Лос-Анджелес, – пояснил Джим. – Так что мой случай вполне классический: одинокий парень в большом городе. Мне не по душе ходить по барам или покупать абонемент в спортклуб только ради знакомства, и полагаю, в брачные агентства обращаются такие же отчаявшиеся и растерянные люди, как я.
Кристина рассмеялась:
– Вы не выглядите ни отчаявшимся, ни растерянным.
К ним подошла бортпроводница.
– Простите, сэр, – доброжелательно, но твердо сказала она, – вы загораживаете проход.
Джим выпрямился.
– О да, конечно, сейчас ухожу, еще минутку. – Он снова повернулся к Кристине. – Послушайте, мне так неловко, но я был бы очень рад поговорить с вами, рассказать о себе и описать женщину, с какой мне бы хотелось познакомиться. Может, у вас есть на примете…
– Да я счастлива помочь, – с энтузиазмом откликнулась Кристина.
В этот момент она являла собой воплощение заслуженной деревенской свахи с Юга или успешной сводницы из Бруклина.
– Знаете, возле меня два места свободны, – сказал Джим. – Может, вы пересядете, и мы сможем поговорить более обстоятельно…
Кристина могла отказаться пересесть с мест возле иллюминатора. Джим напрягся, но она, практически не раздумывая, согласилась.
– Почему бы и нет?
Бортпроводница, все еще стоявшая рядом, одобрительно кивнула.
– Я думала, Кейси будет всю дорогу смотреть в иллюминатор, но, похоже, ей это неинтересно. Да и крыло весь вид заслоняет, – посетовала Кристина.
Джим не смог бы объяснить, почему испытал невероятное облегчение от ее ответа. Впрочем, в последнее время многое не поддавалось его пониманию.
– Просто отлично! Спасибо вам большое!
Он отступил, чтобы пропустить Кристину, и случайно глянул на пассажирку позади нее. Бедная женщина явно до ужаса боялась летать. В попытке как-то отвлечься, она уткнулась в журнал «Визави», но руки у нее тряслись так, что страницы шелестели.
– Вы где сидите? – спросила Кристина.
– В шестнадцатом ряду у другого прохода. Идемте, я вас провожу.
Джим взял ручную кладь Кристины, а они с дочкой подхватили разные мелочи. Когда они дошли до места, Кейси первая заняла кресло в шестнадцатом ряду, ее мама устроилась рядом.
Джим тоже собрался сесть, но тут что-то заставило его посмотреть через салон в сторону страдающей аэрофобией женщины. Опустив журнал, та наблюдала за Джимом. Он сразу ее узнал.
Холли Торн.
Джим не мог поверить своим глазам.
– Стив? – окликнула его Кристина Дубровик.
Журналистка поняла, что он ее заметил, и замерла с широко открытыми глазами, словно ослепленный фарами олень на дороге.
– Стив?
Джим посмотрел сверху вниз на Кристину.
– О, простите. Я отойду на минуту и сразу вернусь. Подождите меня здесь, пожалуйста.
Джим снова пошел в правый проход. Сердце бешено колотилось, горло сжималось от страха, но он не мог понять почему. Холли Торн он не боялся. Ее появление на борту самолета – не просто совпадение, это он сразу почувствовал. Она о чем-то догадалась и решила за ним проследить. Но сейчас это было не важно. Разоблачение его не пугало, но тревога усилилась до такой степени, что казалось, еще немного, и адреналин из ушей польется.
Когда Джим приблизился к Холли, она собиралась встать, но потом, видно смирившись, опустилась в кресло. Она была такой же привлекательной, как в их первую встречу, только под глазами появились темные круги, как от недосыпания.
Джим подошел к двадцать третьему ряду и протянул Холли руку:
– Идемте со мной.
Холли не пошевелилась.
– Нам надо поговорить, – сказал Джим.
– Поговорить можно и здесь.
– Нет, здесь нельзя.
К ним снова шла бортпроводница, которая уже просила Джима не загораживать проход.
Поняв, что Холли не собирается вставать с места, Джим взял ее за руку. Ему очень не хотелось выдергивать ее из кресла. Бортпроводница и так, наверное, решила, что он извращенец вроде Свенгали, который собирает гарем из самых красивых пассажирок и рассаживает их возле себя у левого прохода.
К счастью, журналистка не стала спорить и послушно встала.
Джим провел Холли к туалетам. Кабинка была свободна, и он быстро втолкнул ее внутрь. Он оглянулся на случай, если бортпроводница продолжает за ними наблюдать (но та уже занялась одним из пассажиров), зашел в туалет и закрыл за собой дверь.
Холли забилась в угол, но, как ни старалась держать дистанцию, они стояли чуть ли не нос к носу.
– Я вас не боюсь, – сказала она.
– Это хорошо, бояться меня не надо.
Обшитые стальными листами стены заметно вибрировали, гул моторов здесь слышался громче, чем в салоне.
– Что вам от меня надо? – спросила Холли.
– Делайте только то, что я вам скажу.
– Послушайте, я…
– Только то, что я вам скажу, и не спорьте, сейчас не до споров, – резко перебил ее Джим, хотя сам не понимал, о чем говорит.
– Я все про вас знаю…
– Мне плевать, сейчас это не важно.
– Вы дрожите как осиновый лист, – нахмурилась Холли.
Джим не только дрожал, он еще и потел. В туалете было прохладно, но он чувствовал, как на лбу выступает испарина, а по правому виску течет струйка пота.
– Сейчас вы пройдете в носовую часть салона и сядете передо мной. Там есть пара свободных мест.
– Но я…
– Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду. Вы должны оттуда уйти.
Холли никогда не была уступчивой, она вообще не привыкла, чтобы ей указывали.
– У меня билет на место «эйч» в двадцать третьем ряду. Вы не можете заставить меня…
Джим начал терять терпение.
– Если останетесь здесь – умрете.
Холли, казалось, не удивилась. То есть удивилась, но не больше его самого, и это было чертовски странно.
– Умру? Что вы хотите сказать?
– Не знаю, – ответил Джим, и тут к нему пришло страшное и нежеланное осознание того, что с ними произойдет. – О господи, мы разобьемся.
– Что?
– Самолет…
Сердце Джима застучало со скоростью лопаток турбин двигателей, которые удерживали их в воздухе.
– Самолет упадет.
Джим видел по лицу Холли, что она начинает понимать.
– Мы разобьемся?
– Да.
– Когда?
– Не знаю. Скоро. Все, кто сидит дальше двадцать второго ряда, погибнут.
Джим не знал, что скажет в следующий момент. Он ужаснулся, услышав собственный голос:
– У тех, кто сидит в первых девяти рядах, шансов выжить больше, но ненамного. Вы должны пересесть в мою секцию.
Лайнер тряхнуло. Холли замерла и в панике огляделась по сторонам, словно ждала, что стены туалета вот-вот их расплющат.