– Турбулентность, – пояснил Джим, – это просто болтанка. У нас есть еще… несколько минут.
Очевидно, Холли удалось накопать достаточно, чтобы поверить в его дар предвидения. И она ему поверила.
– Я не хочу умирать.
Джим схватил ее за плечи:
– Поэтому ты должна пройти вперед и сесть рядом со мной. Все, кто сидит с десятого по двадцатый ряд, выживут. Кто-то получит травмы, кто-то серьезно пострадает, но никто не погибнет, а большинство выйдет из катастрофы без единой царапины. А теперь, ради бога, идем отсюда.
Он взялся за дверную ручку.
– Постой, нужно рассказать обо всем пилоту.
– Ничего не выйдет, – затряс головой Джим.
– Но вдруг он сможет предотвратить катастрофу!
– Он мне не поверит, а даже если поверит… Я не знаю, что ему сказать. Мы точно упадем, но я не знаю из-за чего. Это может быть столкновение в воздухе, или неисправность, или бомба на борту… Да что угодно.
– Но ты ведь экстрасенс! Напрягись, постарайся увидеть подробности.
– Если ты думаешь, что я экстрасенс, то ты знаешь обо мне гораздо меньше, чем тебе кажется.
– Ты должен попробовать.
– Господи, да я бы попробовал, будь от этого хоть какой-то толк!
Холли было страшно и одновременно любопытно.
– Если ты не экстрасенс, то кто тогда?
– Орудие.
– Орудие?
– Некто или нечто использует меня.
«ДиСи-10» снова тряхнуло. Они замерли, но лайнер не пошел на снижение, все три двигателя ровно гудели. Просто еще одна воздушная яма.
Холли схватила Джима за руку:
– Ты не можешь допустить, чтобы все эти люди погибли!
При мысли, что он будет причастен к гибели стольких людей, у Джима словно стальным тросом сдавило грудь и свело желудок.
– Я здесь, чтобы спасти одну конкретную женщину и ее дочь, больше никого.
– Это чудовищно.
Джим открыл дверь.
– Я тоже не в восторге, но именно так обстоят дела.
Холли не отпустила его руку, наоборот, резко ее дернула. В ее зеленых глазах стояло отчаяние. Возможно, мысленно она видела разбросанные по земле останки людей и дымящиеся обломки лайнера.
– Ты не можешь допустить гибели всех этих людей! – злым шепотом повторила Холли.
У Джима кончилось терпение.
– Или ты пойдешь со мной, или погибнешь вместе с остальными.
Джим вышел из туалета, Холли выбралась следом, но он не знал, пойдет ли она в его секцию. Джим молил бога, чтобы пошла. Он не мог отвечать за жизни других пассажиров, потому что им предстояло умереть, даже если бы его не было на борту. Они были обречены, а Джима послали на этот рейс не для того, чтобы изменить их судьбу. Он не мог спасти весь мир, им управляла некая высшая сила, оставалось только полагаться на ее мудрость. Но если Холли погибнет, ее смерть будет на его совести, потому что именно он, хоть и невольно, привел ее на этот самолет.
Джим шел по левому проходу и поглядывал в иллюминаторы на безоблачное синее небо. Он физически ощущал зияющую под ногами бездну, аж комок к горлу подкатил.
Подойдя к своему креслу, он собрался с духом и оглянулся: Холли шла следом. На душе сразу полегчало.
Джим показал на пару свободных мест сразу за их с Кристиной креслами.
– Только если ты сядешь со мной, – покачала головой Холли. – Нам надо поговорить.
Джим посмотрел на Кристину, потом на Холли. Время уходило, как вода сквозь пальцы. Катастрофа приближалась с каждой секундой. Ему захотелось схватить репортершу, усадить в кресло и пристегнуть ремнем – жаль, на ремнях безопасности нет замков.
– Мое место рядом с ними, – процедил сквозь зубы Джим, имея в виду Кристину и Кейси Дубровик.
Они разговаривали тихо, но на них уже начали поглядывать пассажиры.
Кристина нахмурилась и вытянула шею, чтобы посмотреть на Холли.
– Что-то не так, Стив?
– Нет, все отлично, Кристина, – соврал Джим и снова посмотрел в иллюминатор.
Бескрайнее синее небо. Интересно, сколько миль до земли?
– Вы неважно выглядите, – заметила Кристина.
Джим догадался, что его лицо все еще заливает пот.
– Что-то жарко стало. Я тут повстречал старую знакомую. вы дадите мне пять минут?
– Да, конечно, – улыбнулась Кристина. – А я пока мысленно составлю список наиболее подходящих кандидаток.
Джим не сразу сообразил, о чем она, а потом вспомнил, что попросил Кристину сосватать его кому-нибудь.
– Хорошо, просто замечательно, – кивнул он. – Вы составляйте, а когда я вернусь, побеседуем.
Джим буквально впихнул Холли в семнадцатый ряд, а сам сел в кресло у прохода. С другой стороны Холли подпирала похожая на бочонок пожилая леди в платье в цветочек и с мелкими, подкрашенными в голубой цвет седыми кудряшками. Она крепко спала. Очки в золотой оправе на шариковой цепочке покоились на ее пышном бюсте, который поднимался и опускался в такт ровному дыханию.
Холли наклонилась к Джиму и тихо, чтобы ее не услышали сидящие через узкий проход пассажиры, но с уверенностью заряженного идеей политического оратора сказала:
– Ты не можешь допустить, чтобы все эти люди погибли.
– Мы уже это проходили, – упрямо, но так же тихо ответил Джим.
– Ты за них в ответе…
– Я всего лишь человек!
– Да, но особенный.
– Я не Господь Бог, – с тоской в голосе сказал Джим.
– Поговори с пилотом.
– Господи, да ты не уймешься.
– Предупреди пилота, – прошептала Холли.
– Он мне не поверит, – возразил Джим.
– Тогда предупреди пассажиров.
– В этой секции все не поместятся.
Холли очень на него разозлилась. Ее злость была тихой, но такой интенсивной, что Джим не мог отвести от нее глаз, как не мог пропустить ни одно ее слово. Холли взяла его за руку и сильно, до боли, сжала.
– Черт тебя подери! может, они сами что-нибудь придумают, чтобы спастись.
– Начнется паника.
– Если можешь спасти людей, но оставляешь их умирать, это называется «убийство», – сверкая глазами, прошипела Холли.
Обвинение обрушилось на Джима, как удар молотом в грудь. На секунду он даже забыл, как дышать, а когда заговорил, у него постоянно срывался голос.
– Ненавижу смерть. Люди умирают. Ненавижу это. Я хочу спасать людей. Хочу положить конец страданиям. Хочу быть на стороне жизни. Но я могу делать только то, что в моих силах.
– Убийство, – повторила Холли.
Это было чудовищно несправедливо. Холли не желала слышать, что его возможности не безграничны, она хотела свалить на него ответственность за жизни всех пассажиров. Если он спасет Кристину и Кейси, обреченные на смерть мать и дитя останутся в живых. Но Холли Торн двух чудес мало, ей подавай три, четыре, пять, десять, сотню чудес. Джим чувствовал такую тяжесть, будто на него всем своим весом навалился этот чертов лайнер.
Холли не имеет права его обвинять, это несправедливо. Если хочет найти виноватого, пусть винит Бога, который уготовил эту катастрофу.
Холли еще сильнее вцепилась в его руку.
– Убийство.
Ее ярость была словно отраженное от нагретого на солнце металла тепло. Джим вдруг понял, насколько точен этот образ, прямо по Фрейду. Гнев Холли из-за того, что он не хочет спасать всех пассажиров «ДиСи-10», по своему накалу был равен ярости, которую испытывал Джим из-за собственного бессилия. Ее злость была отражением его злости.
– Убийство, – повторила Холли, очевидно почувствовав, какое воздействие оказывает на Джима это слово.
Он посмотрел в ее прекрасные глаза. Ему захотелось ударить ее по лицу, ударить со всей силы, чтобы она потеряла сознание и перестала озвучивать его мысли. Она была слишком восприимчива. И она была права. Джим ненавидел ее за это.
Но вместо того чтобы ударить ее, он встал со своего места.
– Куда ты собрался?
– Поговорю с бортпроводницей.
– О чем?
– Твоя взяла, ясно? Твоя взяла.
Джим шел в хвостовую часть самолета и поглядывал на пассажиров, все внутри холодело при мысли, что скоро большинство из них погибнут. Отчаяние нарастало, а вместе с ним разыгралось воображение. Теперь он видел сквозь плоть людей их черепа и проблески скелетов, словно те уже стали живыми мертвецами. Ему было тошно от страха, но не за себя, а за них.
Лайнер тряхнуло, как будто он угодил в рытвину на небесной дороге. Джим ухватился за спинку кресла, но это были еще цветочки.
В служебном отсеке бортпроводницы готовились разносить подносы с ланчем. Команда была смешанная: мужчины и женщины, парочке было лет по двадцать, остальным в районе пятидесяти.
Джим подошел к самой старшей, судя по бейджику – Эвелин.
– Мне надо поговорить с пилотом, – сказал он, понизив голос, хотя до ближайших пассажиров было довольно далеко.
Если Эвелин и удивилась, услышав подобную просьбу, виду она не подала.
– Простите, сэр, – сказала она с профессиональной улыбкой, – но это невозможно. В чем бы ни была ваша проблема, уверена, я смогу помочь…
– Послушайте, я был в туалете и услышал подозрительный звук, – соврал Джим. – У исправного двигателя звук другой.
Улыбка бортпроводницы стала шире, но теперь в ней чувствовалась фальшь. Она включила режим успокоения нервных пассажиров.
– Что ж, понимаю, но это нормально, во время полета звук двигателей меняется в зависимости от скорости и…
– Мне это известно. – Джим старался говорить, как человек спокойный и благоразумный. – Я много летал. Этот звук новый. Я работаю в «Макдоннел-Дуглас» и разбираюсь в двигателях. Именно мы конструировали двигатели для «ДиСи-десять». Мне знаком этот лайнер. Звука, который я слышал в туалете, быть не должно.
Улыбка бортпроводницы завяла, но не потому, что она начала воспринимать Джима всерьез, а потому, что решила, будто столкнулась с более изобретательным аэрофобом – такие, как он, обычно начинают паниковать в середине рейса.
Коллеги Эвелин перестали готовиться к раздаче ланча и переключили свое внимание на Джима, явно гадая, не станет ли он для них серьезной проблемой.
– Уверяю вас, полет проходит в штатном режиме, если не считать небольшой турбулентности… – настороженно сказала Эвелин.