Холли ползла вперед, то и дело поглядывая сквозь завалы на слабые, но таящие реальную угрозу языки пламени, и тут услышала за спиной голос Джима Айронхарта. Он звал ее. Очевидно, после прыжка из средней секции в дыму они разошлись в разные стороны, но Холли была уверена, что Джим и Кейси уцелели, хотя бы потому, что у Джима был дар выживания.
Как же она обрадовалась, услышав его голос!
– Я здесь! – крикнула Холли и обернулась, хотя, естественно, увидеть его в этом хаосе не могла.
– Что ты там делаешь?
– Ищу мальчика. Я его слышу. Он близко, но пока не вижу его.
– Вылезай оттуда! – заорал Джим сквозь нарастающий вой сирен. – Парамедики будут с минуты на минуту. Они знают, что делать.
Холли и не думала останавливаться.
– Отстань, здесь полно раненых!
Она добралась до передней части салона. Здесь стальные балки «ДиСи-10» тоже вогнулись внутрь, правда, не так сильно, как сзади, но завалы из кресел и ручной клади были гораздо серьезнее. И в этих завалах лежали пассажиры. Мертвые и еще живые.
Холли оттолкнула пустое кресло, задержалась, чтобы перевести дух, и услышала, как Джим пробирается к ней.
Она перевернулась на бок, протиснулась вперед, где было посвободнее, и столкнулась лицом к лицу с мальчиком, на чей плач пробиралась все это время. Ему было лет пять, и он смотрел на нее огромными темными глазами. Мальчик проглотил слезы и растерянно заморгал, как будто уже и не надеялся, что кто-то придет на помощь.
Малыш был под перевернутой секцией кресел, которая накрыла его, как палатка. Он лежал на животе и, казалось, легко мог выбраться.
– Меня что-то за ногу держит, – сказал мальчик.
Он был напуган, но не бился в истерике, и появление Холли явно помогло ему хоть чуть-чуть отогнать страх. Не важно, сколько тебе лет, пять или пятьдесят, самое страшное – остаться одному.
– Держит и не отпускает.
– Я тебя вытащу, малыш. Все будет хорошо.
Холли закашлялась и посмотрела вверх: над ними грудились две секции кресел, и их придавливал выгнувшийся потолок. Похоже, носовая часть лайнера успела перевернуться, прежде чем остановилась правым боком вверх.
Холли стерла слезы со щек и спросила:
– Как тебя зовут, милый?
– Норвуд. Друзья зовут Норби. Мне не больно. Нога. Она совсем не болит.
Холли это очень порадовало. Она огляделась, чтобы понять, что делать дальше, и тут малыш добавил:
– Я ее не чувствую.
– Чего ты не чувствуешь, Норби?
– Ноги. Странно так. Меня как будто кто-то держит. Очень сильно. Так, что не вырваться. Но совсем не больно. Как будто ее там и нет.
У Холли все внутри сжалось. Она в ужасе представила, что это может значить. Но вдруг все не так уж плохо? Может, ногу просто придавило и она занемела. В любом случае действовать надо быстро, ведь у малыша может быть потеря крови, и очень серьезная.
Протиснуться ближе было невозможно, Холли перевернулась на спину и уперлась ногами в завал из кресел.
– Так, милый, сейчас я попробую все это поднять. Хоть на пару дюймов. А ты, как только кресла сдвинутся, постарайся вытащить ногу.
Серые кольца дыма выплыли из темноты за головой Норби и заклубились перед его лицом.
Малыш засопел и ответил:
– Тут… тут еще мертвые люди.
– Спокойно, милый. – Холли напрягла ноги и, оценивая тяжесть груза, пару раз попробовала их разогнуть. – Еще чуть-чуть. Я тебя вытащу.
– Через кресло от меня мертвые люди, – дрожащим голосом сказал Норби.
Страшно подумать, как долго будут преследовать Норби воспоминания об этом кошмаре и какой отпечаток наложат на всю его жизнь.
– Поехали, – сказала Холли, выпрямляя ноги.
Гора из кресел и трупов и так была неподъемной, а тут еще на нее давил потолок. Спина вжалась в пол салона с тонким ковровым покрытием. Казалось, еще немного, и позвоночник просто не выдержит. Холли чуть не разрыдалась, но потом собралась с силами и… Она не просто разозлилась, она пришла в бешенство…
И…
И завал сдвинулся.
Меньше чем на дюйм, но сдвинулся.
Холли даже не представляла, откуда взялись силы, но она выпрямляла ноги, пока мышцы не начали пульсировать от напряжения, не говоря уже о нарастающей боли в спине. Завал из придавленных потолком кресел заскрипел и поддался. Сначала на дюйм, потом на два.
– Оно меня не отпускает, – сказал Норби.
Из темноты у него за спиной ползли кольца серого дыма. Теперь дым потемнел, стал маслянистым и вонючим до рвоты. Холли молила бога, чтобы огонь не добрался до обивки кресел, которые окружали малыша, словно кокон.
Ноги свело судорогой. Боль в спине доползла до груди. Каждый вдох и выдох были сущей пыткой.
Холли уже не надеялась, что сможет дольше удерживать эту тяжесть, не говоря уже о том, чтобы еще немного приподнять.
А потом вдруг взяла и приподняла на целый дюйм.
Норби аж взвизгнул – то ли от боли, то ли от облегчения.
– Оно меня отпустило!
Холли расслабила мышцы и растянулась на полу. Она представила себя пятилетней девочкой и поняла, что Норби, скорее всего, считает, будто за ногу его схватил холодной, как железяка, рукой труп из завалов.
Холли отодвинулась в сторону, чтобы Норби мог выбраться из-под кресел. Он подполз к ней и крепко обнял.
– Холли!
Это кричал Джим.
– Я его нашла! – ответила Холли.
– У меня тут женщина, вытаскиваю ее.
– Молодец!
Вой сирен снаружи постепенно стих – спасатели прибыли на место.
Наплевав на черный дым, Холли задержалась, чтобы осмотреть ногу малыша. Ступня у него болталась, как тряпочная. Сломана лодыжка. Холли быстро, пока конечность не распухла, сняла с него тенниску. Белый носок потемнел от крови, но под ним оказалась только содрана кожа и еще пара неглубоких царапин. Кровью Норби не истечет, но скоро пройдет шок, и тогда он почувствует нестерпимую боль.
– Ну все, уходим отсюда, – сказала Холли.
Она хотела протащить Норби за собой тем же путем, каким добиралась к нему, но тут заметила слева еще одну трещину, которая находилась сразу у переборки, до нее было всего несколько футов. Разрыв тянулся вверх по всему борту, но на потолок не наползал.
Внешняя обшивка лайнера вместе с изоляцией, несущими балками и внутренними панелями была вогнута внутрь салона. Трещина была не очень широкой, но Холли с мальчиком легко могли в нее протиснуться.
Когда они уже балансировали на краю рваного борта «ДиСи-10» и Холли готовилась спрыгнуть на перепаханное поле, внизу появился спасатель. До земли было футов двенадцать. Спасатель вытянул руки, чтобы принять мальчика.
Норби прыгнул, спасатель его поймал и отступил в сторону.
Холли прыгнула следом и удачно приземлилась на ноги.
– Вы его мать? – спросил спасатель.
– Нет, просто услышала, как он плачет, и пошла на голос. У него сломана лодыжка.
– Я был с дядей Фрэнком, – сказал Норби.
– Хорошо, тогда сейчас будем искать твоего дядю, – профессионально бодрым голосом предложил спасатель.
– Дядя Фрэнк мертвый, – пожал плечами Норби.
Спасатель посмотрел на Холли, как будто она знала, как на это реагировать.
Но Холли буквально онемела от отчаяния – пятилетнему мальчику пришлось столько пережить. Ей хотелось обнять Норби, покачать его на руках и пообещать, что все в этом мире будет хорошо. Но сама вовсе так не думала, ведь смерть – часть этого мира.
Адам нарушил запрет, вкусив от яблока. Да просто махом сожрал плод познания, и Господь обрек его на испытания как светлыми, так и темными сторонами жизни. Дети Адама научились охотиться, возделывать землю, выживать зимой, готовить еду на огне, делать орудия производства и строить жилища. Но Господь, желая дать людям всестороннее образование, преподал им миллионы уроков страданий и жестокости. Он вдохновил их на изучение языков. Они научились читать и писать, познакомились с биологией, химией, физикой и секретами генетики, а Господь открыл им все прелести опухоли головного мозга, мышечной дистрофии, бубонной чумы, пожирающего весь организм рака… И авиакатастроф. Хотели знаний? Получите. Господь оказался энтузиастом обучения, демоном познания. Он сваливал на учеников информацию в таком количестве и в таких подробностях, что не всякий мог их вынести.
Пока спасатель нес Норби через поле к стоящим на краю полосы белым машинам «скорой помощи», отчаяние Холли уступило место ярости. Вот только ярость была непродуктивным чувством, потому что направить ее можно было только на Бога, а Бог не снимет с людей проклятие смерти только потому, что Холли Торн считает мир чудовищно несправедливым.
Холли поняла, что ее гнев очень похож на чувства, которые мотивировали Джима Айронхарта. Она вспомнила, как пыталась убедить его спасти не только Дубровиков, но и всех пассажиров рейса 246. Он тогда прошептал ей в ответ: «Ненавижу смерть. Люди умирают. Ненавижу!»
Некоторые из спасенных Джимом людей вспоминали, что он говорил нечто подобное. И Виола Морено рассказывала о тихой и глубокой печали, которая поселилась в сердце Джима с тех пор, как он в десять лет потерял родителей. Он ушел с работы, бросил любимое дело, потому что самоубийство Ларри Какониса перечеркнуло все его усилия, он больше не видел смысла оставаться учителем.
Такая реакция сначала показалась Холли избыточной, но теперь она прекрасно понимала всю степень его отчаяния. Теперь она, как и Джим, испытывала острую потребность отказаться от рутины своей повседневной жизни и сделать что-то стоящее, вступить в схватку с судьбой, изменить ход вещей, каким бы его ни задумал Господь Бог.
Холли стояла на перепаханном поле, вдыхала вонь смерти и смотрела, как спасатель уносит едва не погибшего ребенка к машинам «скорой помощи». В этот момент она ощутила связь с Джимом Айронхартом. Такой близости Холли еще никогда и ни с кем не чувствовала.
И она отправилась его искать.
Вокруг «ДиСи-10» царил хаос похлеще, чем сразу после катастрофы. На поле выехали пожарные машины. На разбившийся самолет опускались изогнутые арками струи, пена охлаждала фюзеляж, хлопьями стекала вниз и гасила пламя от впитавшегося в землю топлива. Из разбитых иллюминаторов и щелей в хвостовой части лайнера еще валил дым. Ветер колыхал его над самолетом, словно черный рваный купол. Солнце пробивалось сквозь постоянно менявшие очертания дыры в этом куполе. По перепаханному полю рядом с обломками самолета метались тени. Холли мысленно сравнила их со зловещими узорами в калейдоскопе с серо-черными стеклышками.