Она нанесла Джори верхний удар, та едва успела его заблокировать. Даджа мгновенно ударила посередине, затем снизу, достаточно медленно, чтобы девочка могла увидеть, куда будет нанесён удар, и поставить блок. Они продолжили обмениваться блоками и ударами, и так увлеклись, что когда часы пробили час дня, обе вздрогнули от неожиданности.
— Завтра, то же место, ‑ сказала Даджа. Джори кивнула, и побежала одеваться. Через полчаса ей нужно было уезжать в Черномушную Топь.
Даджа опёрлась на свой посох из ручки от метлы, почти не запыхавшись. На то, чтобы научить Джори цепко удерживать свою магию этим способом, уйдёт больше времени, но она знала, что они на верном пути. Она также знала, что была права, разделив уроки близняшек, хотя особой радости по этому поводу не испытывала. Тем не менее, они обе были хорошими девочками, и они хотели учиться. Даджа это ценила. И ей понравилось обмениваться с Джори ударами. Ей не хватало упражнений в храме, а у Джори к этому обнаружились врождённые способности. Может быть, когда она научиться контролировать свою силу, то ей может также понравиться обучение другим боевым техникам. Эта перспектива подняла Дадже настроение.
После завтрака она провела остаток утра в своей комнате, работая над огнеупорными перчатками. Сначала она разминала живой метал, как южные пекари разминают лепёшки — перекидывая круглые куски из одной руки в другую, пока они не приобрели надлежащую толщину. Работая с этим веществом, она пропускала через него свою магию, взывая к родившей его силе. В тот день она пропустила лесной пожар через своё тело, в том числе через руку, покрытую расплавившимся латунным навершием её посоха. Этот металл сможет выдерживать пламя сходной интенсивности. Она также представила, как Бэн будет использовать перчатки из живого металла — отбрасывать в сторону горящие обломки, как он это делал на пожаре, где они встретились, или поднимать объятые пламенем балки, чтобы освободить путь, или хватать горячие металлические предметы, чтобы передвинуть их. Она наполнила живой металл своим представлением Бэна таким, каким она впервые увидела его — нагруженным двумя мальчишками, которых он едва успел вытащить из адского пламени. Когда она закончит, эти перчатки с радостью будут делать всё, чего Бэн от них попросит.
Установив на каркас перчатки кусок живого металла, она отнесла каркас к окну и высунула наружу. С Сиф дул сильный ветер, безуспешно пытаясь выхватить её творение у неё из рук. Когда полоска живого металла остыла достаточно, чтобы не терять приданную ей каркасом форму, не стекать через промежутки между прутьями, Даджа добавила следующую полоску, придав ей нужную форму и прижав края к холодной части, пока они не срослись, не оставив даже шва. Затем она снова отнесла каркас к окну.
К тому времени, как часы пробили полдень, она закончила одну перчатку, и пошла вниз, чтобы пообедать с кухонной прислугой. Собравшись было вернуться наверх, она осознала, что ей нужно размяться. Работа с живым металлом больше нагружала её магию, нежели её тело. Она вышла в сени, и выглянула наружу. После того, как прошлой ночью выпало два фута снега, люди, в том числе слуги Банканоров, разгребали его весь день. Были расчищены не только дорожки вокруг дома, но и лёд лодочного водоёма.
Даджа посмотрела под мост улицы, где лодочный водоём выходил в канал. Группы заключённых работали не покладая рук, разглаживая широкую полосу льда. Конькобежцы использовали лёд, который уже был расчищен.
«Если я хочу передвигаться на коньках по каналу, то нужно упражняться», ‑ сказала себе Даджа. Она вернулась в сени, и надела тулуп, затем пошла к лодочному водоёму, чтобы кататься на коньках.
Когда она вернулась в свою комнату, то чувствовала себя ростом в десять футов. Она научилась поворачиваться, не сбавляя хода, и ни разу не упала. Она говорила Джори, что её телу нужно обучиться движениям настолько хорошо, чтобы о них не нужно было думать — но и собственное тело Даджи тоже немного училось.
Она чувствовала себя так хорошо, что работа над второй перчаткой прошла даже быстрее, чем утром. Она закончила как раз к тому моменту, когда служанки поднялись наверх, чтобы зажечь лампы. Ниа скоро вернётся из мастерской Камока.
Завернув оба каркаса, Даджа привязала к ним толстые шнуры, открыла одно из окон, и повесила их снаружи. Ночной холод заставит жидкий металл затвердеть. Утром она удалит железный каркас и закончит магию, благодаря которой перчатки навсегда сохранят свою форму.
Удовлетворившись своими трудами за день, Даджа высунулась в открытое окно. Снег толстым слоем покрывал крыши, кучами лежал по обочинам Улицы Блайс и Канала Проспэкт, но его было меньше, чем она видела утром или даже в полдень. Как Даджа выяснила для себя, жившие в заснеженных местах люди находили немало способов справиться с сугробами. Слуги работали почти так же долго и упорно, как и заключённые, над уборкой дворов и аллей, чтобы ничто не препятствовало повседневным делам их богатых господ. Заключённые работали над расчисткой снега огромными бригадами, дрожа в своём тряпье и оковах. Дадже их было не жалко. Они были преступниками, и заслужили свою участь.
Она зачерпнула горсть снега: та почти мгновенно растаяла. Она подняла тепло собственного тела ещё когда открыла ставни. Даджа позволила теплу затечь обратно внутрь себя, пока её кожа не охладилась до нормального уровня. На этот раз, когда она зачерпнула снега, тот не успел растаять до того, как она его съела. Она обожала вкус чистого, скрипучего снега.
Она работала над украшениями, когда услышала топот ног на задней лестнице.
— Даджа! ‑ крикнула Ниа. ‑ Я дома!
Даджа отложила свою работу в сторону, взяла свой посох Торговца, и присоединилась к своей ученице.
— Как всё сегодня прошло? ‑ спросила она, пока они с Ниа поднимались в классную комнату.
Ниа показала ей полотняной мешок. Из него торчали деревянные палки трёх разных оттенков — светлый дуб, каштан и чёрное дерево.
— Ещё пуговицы, ‑ сказала она. ‑ К тому времени, как я закончу, никому не придётся больше делать пуговицы в течение десятилетий. Возможно, даже целый век.
— Я так же думала о гвоздях, ‑ сказала ей Даджа, открывая дверь классной комнаты. ‑ Однако поразительно, насколько много подобных предметов людям требуется.
Ниа сняла куртку, бросила мешок, и села на пол. Чертя вокруг них круг с помощью своего посоха, Даджа осознала, что рада провести какое-то время наедине с этой тихой девочкой. Улыбнувшись, она заняла своё собственное место, и заключила их в пузырь из магии.
Утром, позанимавшись с Джори обращению с посохом и хорошенько позавтракав, Даджа вернулась в свою комнату, и затащила свои перчатки обратно внутрь. Она осторожно запустила пальцы между живым металлом и железным каркасом, затем вытащила каркас из покрывавшей его блестящей жёлтой оболочки.
Наконец она отложила железо в сторону, и надела своё творение на себя. Перчатки были ей слишком велики, конечно, поскольку были сделаны по меркам Бэна. От холода внутри металла у неё заныли руки.
Вместо того, чтобы призвать тепло для согревания рук, она сняла перчатки. Она не хотела пока подвергать их воздействию жара. Сначала она должна была нанести знаки на металл вокруг краг перчаток, руны, выполненные из свинца для стабильности и меди для гибкости. Затем она покроет перчатки изнутри и снаружи жидкостью, также заговорённой на гибкость и стабильность, а также на силу. Только после того, как это будет сделано, перчатки можно будет нагревать без опаски.
Мечтая о огнеупорном костюме, и гадая, как, во имя Торговца, она сумеет создать такое количество живого металла, Даджа поставила перчатки стоймя. Они были похожи на золотые руки, пытающиеся ухватить за следующую перекладину невидимой лестницы. Она подошла к своему сураку, и взяла свои материалы. На пути обратно к рабочему столу она замерла. Перчатки оплывали, возвращаясь к своей изначальной консистенции вязкого сиропа.
— Павао! ‑ закричала Даджа. ‑ Павао, павао, павао! ‑ Со всеми её усилиями и магией, которую она использовала для придания им формы, они должны были сохранять форму по крайней мере ещё день! Их оплывание, когда они всё ещё были ледяными, означало, что перчатки только лишь из живого металла не получатся. Ей следовало натянуть их на каркас из твёрдого металла. Это означало петли на каждом сочленении и сложные шарниры на запястьях, чтобы позволить движение из стороны в сторону, а также вверх и вниз. С каркасом из твёрдого металла её законченное творение будет гораздо тяжелее, чем она планировала. Если перчатки не могли существовать сами по себе, то полный костюм из живого металла будет кошмаром. Тяжеленным кошмаром.
Она отложила свои металлы с маслами, и пнула стул от досады. Её обутые в сапог пальцы пронзила раскалённая вспышка боли. Она запрыгала на одной ноге, тихо ругаясь на языке Торговцев, имперском, хатарском и языке Паюнна, пока не осознала, что ведёт себя глупо. Она тяжело опустилась на стул, баюкая свою пострадавшую ногу.
Она сама была виновата. Она слишком возгордилась. В работе с живым металлом ей всегда сопутствовал успех, поэтому она подумала, что может просто махнуть рукой, и делать всё, что хочет, почти не прилагая усилий и почти без планирования. Делала ли она когда-нибудь что-то полностью из жидкого металла? Нет, не делала. Все остальные её изделия включали твёрдые металлы, вроде железа, латуни и бронзы. Её искусственные кисти, руки и ноги были из жидкого металла, закреплённого на железном скелете.
— С тем же успехом можно было ожидать, что ртуть начнёт ходить сама по себе, ‑ пробормотала она.
Люди раз за разом напоминали Трис о гордости, но Фростпайн никогда не предупреждал об этом Даджу. Почему нет?
Вместо того, чтобы провести весь день в триумфе, заканчивая своё достижение, она начала утомительный труд по замене каждого бугорка, соответствовавшего суставу, маленькими промасленными петлями, используя свою крепко контролируемую силу для того, чтобы убирать бугорки и припаивать вместо них петли. Прервалась она лишь в полдень, чтобы пообедать и немного поупражняться с коньками, а вечером она помедитировала с Ниа, когда девочка вернулась домой. Во время медитации она напускала на себя свой обычный, уравновешенный вид: если бы Ниа хотя бы мельком почуяла отвращение, которое испытывала к себе Даджа, она бы подумала, что это