— Вон с того Орлиса начнём, — указал Речник на огромное растение в гроздьях пуха. — Тут все стручки вызрели. Перелезайте на борт! «Остролист», переживший войну, множество заклятий и два падения, гордо парил на ветру, удерживаемый лишь якорем, вбитым в стебель Орлиса. На его палубе лежали пустые кули и листья травы — связывать охапки стручков. Невдалеке, на краю оврага, Джез Каутова и Ауна Скенесова разжигали костёр под навесом — там была стоянка, и там всему отряду предстояло жить до самого конца недели… или пока в овраге не кончится Орлис, а на кораблях — место. У костра мелькала светлая спина огромного кота — Алсаг остался на земле, охранять жителей. Фриссу было спокойно и радостно…
— Так чья, в итоге, это будет пещера? — задумчиво спросил Хельг Айвин, взбираясь на огромную корягу-причал. — Там и Скенесы живут, и Санъюги, и Мейны…
— Весной решим, — Фриссу на рассвете думать не хотелось. Он растянулся на коряге, прижавшись к горячему боку Хинкассы. Кот шевельнул ухом и обмяк — на нём скакали весь день, и удрал он от жителей только ночью, и ему теперь ничего не хотелось.
— Ох ты, блеск чешуи! — Хельг посмотрел на светлеющее небо и спрыгнул на песок. — Уже светает, а помост не разобран. Пойду я… Дверная завеса бывшей пещеры Аймиа шелохнулась, кто-то из обитателей выглянул и с приглушённым стоном уполз обратно. Речник усмехнулся. Вчера кислуха лилась рекой — не каждый день Кирин Скенесова выходит замуж, а Авит Айвин, герой Фейра, женится! — и вот, сегодня нелегко будет юнцам вспомнить, на каком они берегу…
Седьмая свадьба в этом году, седьмая, но не последняя. Надо пойти, разобрать помост, привязать плоты куда положено, а не там, где бросили их вчера, да отнести Сьютару «шкуру демона». Она уже, наверное, высохла — уже четверть Акена висит у костерка… вчера Фрисс в ней вылезал из воды, изображая речное чудовище, и потешал Речных Драконов. А Алсаг пусть спит, к обеду сам проснётся.
— Речник Фрисс! — окликнул его Диснар Косг. Он проплывал мимо на одном из праздничных плотов, а за ним на привязи плыли пустые бочонки.
— Речник Фрисс! Ты эту неделю где будешь — тут или в степи? Зову тебя за Листовиками!
— Потом, Диснар, — покачал головой Речник. — Сейчас в степи дел полно. Вернусь на следующей… Буду готовиться.
— Возвращайся! — кивнул житель. — Я пробовал нашу кислуху вчера — хорошая. Возьмёшь у меня бочонок. Ты мою ещё не пробовал.
— Спасибо, Диснар, — мирно ответил Речник, покосившись на Алсага — кот дёрнулся всем телом и накрыл голову лапами. — Это будет кстати.
Ты не видел, кто вчера подпоил Алсага? Ему теперь худо… …Последняя туча пролилась мелким тёплым дождём, ни одна молния не озарила небо — грозовое лето подходило к концу, солнце начинало остывать. Листья уже выгорели, корни — налились соком. Пух Акканы полетел над желтеющей степью, в Высокой Траве золотились цветки Мелна — в Нэйне этот месяц был последним для сбора лепестков, на Реке — первым и единственным. Корабли непрестанно летали с берега в степь и обратно — за семенами и луковицами, за стручками и лепестками. Ещё одна хиндикса тяжело оторвалась от земли и поплыла на запад.
Фрисс проводил её взглядом. Корабль проседал до земли от тяжести луковиц, насыпанных на палубу. Они были так велики, что бессмысленно было собирать их в кули — даже одну из них не каждый человек мог поднять, а куль не подняли бы и четверо. И сейчас поблизости выкапывали ещё одно растение Хелтори, подрубая толстые корни, и пересчитывали луковицы — крупные, с человечью голову. Алсаг по мере сил пытался помочь — тянул растение на себя за увядшие листья и бил лапой по корням. Земля попала ему в нос, и он фыркал и чихал, но из ямы не уходил. Фрисс подошёл и потянул за листья вместе с жителем и котом. Хелтори поддался, последние корни оборвались, и жители стали разделять сросшиеся луковицы и раскладывать их на рассыпанной траве.
Когда корабль вернётся, будет чем нагрузить его…
— В этом году Мацинген очень щедр, — сказал Сьютар Скенес, окидывая взглядом поредевшие травяные заросли. В них пестрели ленты, оставленные Друзьями Трав и белели высохшие листья Хелтори. Усталые жители забирались под навес и раскладывали припасы. До вечера им предстояло выкопать немало луковиц, а сейчас было время отдыха.
— И Мацинген, и Река-Праматерь к нам щедры, — сказал Сьютар, отряхивая руки от земли. — Мы доживём до зимы, и мы переживём её. И даже Король Астанен, если прилетит к нам, получит достойное угощение. Но я в затруднении, Речник Фрисс. Мы пожарим Листовиков и приготовим к ним вирчу — но какую вирчу приготовить, белую, зелёную или, может, красную?
— Все три, Сьютар. У нас есть все травы, и ни к чему выбирать, — усмехнулся Речник. — Держи под рукой пару свежих луковиц — чародей Силитнэн обещал прилететь, его летучая мышь любит Хелтори.
— Мы всех встретим достойно, и всех угостим, — кивнул жрец. — Даже если он прилетит на драконе. Но… ты не пошутил, когда сказал, что Речница Сигюн…
— Сигюн и Ингвар будут печь Листовиков. Они прилетят раньше меня, просто освободи для них земляные печи, — ответил Речник. — И не помогай, пока не попросят. …Ветер стих. Звёзды ярко горели на чёрном небе, их отражения мерцали в медленно струящейся воде, и по ним неспешно плыли игрушечные плотики с догорающими огоньками и лодочки из лепестков Мекесни. Сон сморил ещё не всех — на дальнем краю участка, за Дубом, слышны были голоса и смех, кто-то затянул песню. На соломенном настиле дремал, раскинув лапы и крылья, Белый Дракон — только один, второй, как подумалось Фриссу, улетел в степи и забрал с собой магов. Над обрывом время от времени вставало многоцветное зарево — маг Силитнэн ещё днём обещал показать Симе, Хельгу и Сит, как творить магические сияния, и ночь для этого подходила как нельзя лучше. Кесса уже дремала, положив руку на мохнатый бок Алсага, и улыбалась во сне. Фрисс помедлил на пороге и вышел в ночь, оставив в пещере новенькую перевязь с мечами — подарок Речника Фларна, оставив плащ и броню. Настил из сухой травы еле слышно шелестел под ногами.
Речник сел на край неразобранного помоста, ещё теплого, нагретого солнцем за день, и устремил взгляд на чёрную воду. Ему хотелось петь и смеяться, и он задумчиво усмехался, глядя в темноту, на дрожащие огоньки. Ещё девять дней оставалось до осени, зима казалась бесконечно далёкой — и уже стёрлись из памяти дни войны, отступили в область легенд и смутных преданий. В этом году горе и радость сменяли друг друга стремительно, как знойные дни и грозовые ночи. Фрисс вспоминал прошедший день, праздник, благословения Сьютара Скенеса и хвалебные песни Хельга и Конена, перья и лепестки Мелна в волосах Кессы, вкус кислухи, настоянной на яртисе — ну и выдумал же Речник Найгис! — и сытный запах из земляных печей, и потасовку на краю помоста, и купание Алсага, и гонки на драконах над обрывом, и красивейшие радужные сполохи на полнеба — подарок Силитнэна и Канфена… Только одного гостя не хватало в Фейре, но Речник не сильно горевал — дел у Гедимина было много, и живая, и мёртвая станции требовали присмотра, и некогда было сармату бродить по участкам. И так ему сильно помешали, втянув его в войну Реки и Нэйна… Фрисс подумал, что непременно спустится с Кессой вниз по течению и покажет ей окраины Старого Города — уродливую траву, величественные, но безжизненные башни и громаду станции, хитро скрытую за руинами. Он вспомнил Халана, в глазах которого до сих пор мерцали огни подстанции, вспомнил Канфена, задумчивого, но радостного, и Астанена, погружённого в заботы, но всё же расправившего плечи.
— Будь спокоен, Речник Фриссгейн, — сказал правитель, встретившись взглядом с Речником на исходе пира, когда все благословения уже прозвучали, а песни стали негромкими и протяжными. — Река жива, и в этом твоя заслуга. Река стала сильнее — и это тоже сделал ты. Может, я не лучший из королей, и боги ко мне редко благосклонны, но я не позволю погибнуть ни Реке, ни её жителям. И я рад, что ты, Фриссгейн, защищаешь Реку вместе со мной… Речник покачал головой и усмехнулся. В этом году он не заслужил похвалы — но не заслужил и порицания. Это Кесса, как истинная Чёрная Речница, рассеяла мрак и принесла спасение, это сарматы нанесли смертельный удар врагу, это древние боги восстановили порядок — но от Фрисса им всем было очень мало проку. Зато он запасся на зиму пряностями и овощами, и если повезёт, то не останется и без зерна.
Четверо живых существ сейчас в его пещере, и никто из них не должен голодать… Чей-то задумчивый взгляд скользнул по нему, и поблизости еле слышно зашкворчало и забулькало. Речник вскочил, повернулся к отвесной стене обрыва и встретился взглядом с Гедимином. Вокруг Древнего Сармата медленно гас неровный зеленоватый свет, впитываясь в камень.
— Уран и торий! — сармат огляделся по сторонам и неуверенно шагнул вперёд. — Это местность под названием Фейр? Еле выбрался, знорк. Надеюсь, никаких обычаев я не нарушил и никому не помешал…
— Как ты из-под земли нашёл меня?! — тихо свистнул Речник. — Вы, сарматы, действительно всесильны… Я уже не надеялся увидеть тебя, Гедимин. Всё ли в порядке со станцией? Он обнял сармата, крепко прижимаясь к чёрной броне. Резкий запах меи без слов говорил о том, откуда выбрался Гедимин совсем недавно.
— Всё лучше, чем можно было предположить, знорк, — сармат очень осторожно коснулся плеча Речника. — Последний запуск в этом году, все десять вышли на плановую мощность. Хранитель за ними бдит, я давно не видел настолько отлаженной техники, а ведь пятьдесят веков… Ладно, неважно. Твой альнкит в полном порядке.
— Ты со «Скорпиона» сейчас, да? — спросил Фрисс, неохотно отпуская сармата и судорожно вспоминая, куда поставил нетронутую тарелку с икемену… или хотя бы горшок с остатками вирчи. Гедимин огляделся и присел на каменную глыбу под обрывом — помост не показался ему надёжным.
— Только вышел из подвалов. Туда солнце не проникает, поэтому работаем и днём, и ночью. Такое ощущение, что Хельдис не знал, где хранилище, и что туда вывозят. Там, внизу — огромная радиоактивная помойка. Спасибо Гвеннону, отговорил затапливать без проверки, не то всё это плыло бы по вашей Реке…