воспользовался моей кровью».
Вот зараза. С какой стороны ни взгляни, лучше не становится.
Хелен относилась ко мне даже хуже Грианны и еще меньше была склонна меня слушать — все потому, что мы с ней невзначай поспорили из-за Финна, ее бывшего… Впрочем, кому, как не бывшему, знать, что у полицейского инспектора Крейн когда-то был ребенок? Конечно, союз у них был не вечный — когда прыгаешь через метлу, заключаешь временное соглашение на семь лет и семь дней, но это тоже не кот наплакал. Пожалуй, и вправду гораздо лучше спросить Финна, чем бросать вызов могущественной ведьме в ее полицейской берлоге в Старом Скотленд-Ярде. Кроме того, я все равно хотела с ним увидеться, и чем скорее, тем лучше.
— Женевьева!
Услышав собственное имя, я вскинулась и огляделась. Улица была пуста — за исключением троих костюмированных актеров у входа на экспозицию. За ними, футах в тридцати, виднелась дверь в дом Тавиша — она так и осталась распахнутой в ожидании моего прихода, — но Тавиша я нигде не увидела, и вообще там никого не было. Я обежала кружок, внимательно осмотрела ступени, ведущие на мост над головой, прищурилась на парапет…
— Женевьева! — снова позвал голос…
…Он доносился со стороны актеров. Я сдвинула брови и посмотрела на них. Две женщины самозабвенно шушукались, а мужчина стоял в стороне, поодаль. Как только я поглядела на него, он зашаркал ко мне, волоча ноги по земле. Я замерла на месте, как пресловутый кролик перед удавом, горло у меня перехватило, взгляд намертво прилип к запавшим пустым глазницам, язве на носу, глубокой резаной ране через всю левую щеку, а когда он подошел поближе, меня обдало гнилостным запахом разлагающейся плоти. Волосы у меня встали дыбом от ужаса. Это был никакой не музейный служитель, не актер, играющий роль жертвы чумы, а самый настоящий мертвец, Шрам, призрак, который постоянно налетал на магический круг Финна.
Здоровая реакция организма взяла свое, оцепенение прошло, и я с низкого старта ринулась к двери Тавиша по ту сторону моста.
Шрам дернулся и зашаркал проворнее, изменив курс мне наперерез.
Мир сузился до просвета между призраком и стеной.
Женщины удивленно повернули головы. Просвет стал еще уже. Ко мне протянулась рука… Из горла вырвался крик…
Едва дыша, я проскочила мимо Шрама — и вот я уже почти у двери…
…и тут я споткнулась о поребрик и растянулась на мостовой. Щебенка больно впилась в ладони и в обтянутые джинсами колени. Я взвизгнула, начала лягаться, попав ногой в мягкую плоть, потом с грехом пополам поднялась и снова помчалась, согнувшись и не смея обернуться, — скорее к двери, к спасительной двери! С размаху влетев в проем, я ощутила, как магия выталкивает меня, словно густой липкий сироп, а пальцы скелета граблями скользнули по спине. Я опять закричала, бросилась всем телом вперед, не думая ни о чем, лишь бы вырваться, ухватиться за что-нибудь, за что угодно, только бы призрак меня не уволок.
Я врезалась в твердый торс, знакомые руки обхватили меня, втянули внутрь, а когтистые пальцы остались снаружи. Я прижалась к знакомой груди, икая и трясясь от страха и потрясения.
— Ш-ш, — шептал мне в ухо знакомый голос, дыхание обдавало уютным теплом мою макушку, привычный аромат лесных ягод окутал меня, сильные ладони гладили спину, унимая дрожь. — Все хорошо, Джен, все обошлось, я тут…
Я почувствовала прикосновение губ к волосам.
Тут я прижалась к нему еще теснее, обхватила руками за пояс, уткнулась лицом в теплую впадинку у основания шеи — как хорошо, что это именно он, пусть успокаивает, пусть утешает… Он напрягся — на миг, потом этот миг настороженности миновал, и я ощутила, как мерно бьется его сердце рядом с моим, которое лихорадочно отстукивало «тум-тум-тум». Жар его тела передался мне, я притихла. Мне подумалось, что надо бы высвободиться из его объятий, но мне так хотелось остаться, так хотелось, чтобы он обнимал меня просто потому, что я — это я, а не за то, что я сида, не за то, что у меня такая кровь, не за то, что я могу снять проклятие.
По щеке у меня скатилась слеза, я всхлипнула, но остановиться не получилось, за первой слезой последовала вторая, третья… Я изо всех сил зажмурилась и попробовала отстраниться, щеки так и горели, их жгло от стыда — все-таки у меня позорная фобия! — но руки обняли меня только крепче.
— Не надо, Джен, — тихо сказал Финн. — Дай мне тебя подержать.
Вот я и послушалась его — и позволила ему обнимать меня, а слезам литься, как из крана, а он нежно гладил меня по спине, обволакивая своим ароматом. Постепенно слезы иссякли, и, когда я отстранилась на этот раз, Финн меня отпустил, скользнув руками снизу вверх, мне на плечи.
Я вытерла глаза и лицо и смущенно улыбнулась, тронув его рубашку, совершенно мокрую у расстегнутого ворота.
— Извини, не хотела разводить на тебе сырость.
— Что ты, я люблю, когда на мне разводят сырость. — Финн взял меня за руки и развернул их ладонями вверх, озабоченно глядя на почти зажившие ссадины. — Не хочешь рассказать, что случилось?
— Н-ничего, — промямлила я и неохотно убрала руки. — Меня напугал призрак и… в общем, сам знаешь… вот и все.
— Не надо так, Джен, — произнес он, глядя на меня серьезными потемневшими глазами, зелеными, как мох. — Не отмахивайся от этого. Поговори со мной.
С ним? Поговорить? Гм. Именно это я и обещала Грейс, так ведь? А когда я говорила с ним у Тавиша, речь шла о том, что со мной случилось, а не о наших отношениях, которые то ли были, то ли нет… Правда, проклятие несколько изменило положение дел на отношенческом фронте… Я огляделась, чтобы понять, где оказалась. Мебель из светлого дерева с хромом, ковер песочного цвета, за окном — брусчатка на просторах Ковент-Гарден между Яблочным рынком и церковью Святого Павла: кабинет Финна в «Античаре».
— Сама не знаю, что сказать, — произнесла я наконец, обхватив себя руками за локти. — Устала я, вот что. Ночь была жуткая, ко всей истории с убийством добавилось еще дрох-гвиде, а теперь еще на меня наскакивает этот призрак — и я, нет чтобы повести себя по-нормальному, ну от него улепетывать…
— И прямо ко мне, — мягко произнес Финн.
Ой… ой как нехорошо получилось. Между прочим, мне очень понравилось в его объятиях, он мне вообще очень нравился, но ведь он не станет думать, будто теперь, когда проклятие разгулялось вовсю — точнее, стоит над душой, словно невидимая, но очень рьяная сводня, — ведь он не станет думать, будто если мы один раз пообнимались, значит, я выбрала его?! Неужели он не понимает, что сейчас мне даже труднее прежнего разобраться, кто мы друг другу? Что мне нужно время, чтобы разложить все по полочкам?
— Конечно прямо к тебе, — нарочито беззаботно отозвалась я. — Я хотела поговорить с тобой о вашем вчерашнем визите к парнишке из цветочной лавки, и тут этот призрак как выскочит, как выпрыгнет… — Красиво, однако, поступила со мной магия, ничего не скажешь: притащила прямиком сюда и швырнула в объятия Финну. — Вот что бывает, если вместо подземки воспользоваться простым и удобным волшебным порталом.
Вот именно — простым и удобным.
— Портал привел тебя сюда не только потому, что это удобно. — Финн снова стиснул мои ладони. — Джен, неужели ты не чувствуешь магию, не чувствуешь, как она изменилась?
Тут я поняла, что еще как чувствую. Магия тихонько жужжала на заднем плане, не сверкала, не притягивала нас друг к другу, как раньше, а урчала, словно самодовольный кот.
— Она больше не сталкивает нас, — Финн поднес к губам наши соединенные руки и поцеловал мне пальцы, — потому что это не нужно. Она знает, что между нами что-то есть. Я же тебе говорил: у нас, волшебного народа, такое случается не каждый день. Почему ты мне не веришь?
— Почему не верю?! — Я втянула в себя воздух, чтобы успокоиться: злиться сейчас ни к чему. — Финн, ты уже месяц держишься от меня в сторонке, а до этого только и делал, что уговаривал! И ничего не объяснял, ну да, я, конечно, тоже не откровенничала, но… в общем, все ужасно сложно! — И обидно, добавила я про себя, отступив на шаг и высвобождаясь из его объятий. — А теперь началась вся эта история с проклятием, и каждый мой соплеменник мужского пола в Лондоне почему-то уверен, что именно от него я рожу новое поколение… кого-нибудь. Теперь я еще выяснила, что существовал запрет, который кончился, когда мне исполнилось двадцать три. Сейчас, с моей точки зрения, получается, что первым в очереди стоял Тавиш, а когда с ним ничего не вышло, следующим оказался ты. — Тоска: сплошная алгебра. — Поэтому, сам понимаешь, когда ты говоришь, что у волшебного народа такое случается не каждый день, у меня не возникает ощущения, что я твоя избранница, особенно если учесть все прочее…
— Адово пламя, Джен, все совсем не так!..
— А как, Финн? — тихо спросила я.
— Ну да, я признаю, что мое стадо вложило деньги в «Античар» и именно я получил франшизу отчасти из-за дрох-гвиде. — Финн нервно пригладил пятерней волосы и почесал левый рог. — Джен, я в стаде из самых младших и дольше других прожил среди людей, поэтому, когда срок запрета вышел, а Тавиш не объявил, что официально ухаживает за тобой, старейшины выбрали меня… но, Джен, это же ничего не отменяет, не значит, что я не хочу…
— Значит, я права. — Я старательно не обратила внимания на укол обиды. — Ты был вторым в очереди.
— Джен, на этом месте всегда стоял кто-то из стада, — мягко возразил он. — В иерархии волшебного народа фавны стоят выше наяд и дриад, так было испокон веку. Просто мне повезло, что это оказался я. — Он протянул ко мне руки. — Ну а потом мне показалось, что вся эта затея тебе не по душе, но твоя магия по-прежнему взывала ко мне, вот я и решил, что рано или поздно все выяснится, но тут началась вся эта катавасия, все вверх дном…
— Катавасия — это когда ты узнал, что у меня «Дубль-В», а мой отец был вампиром, — уточнила я, ругая саму себя за нотку обвинения в голосе, но ведь мне по-прежнему было обидно и мерзко, что Финн охладел ко мне, стоило мне доверить ему свою тайну, несмотря на все, что я для него сделала!