Да что там пустые глаза, — похоже, у нее вообще были не все дома, то есть вообще никого.
— Нет, завивать их дымком я не умею, — проговорила я.
Красавица разочарованно надула губки и выпрямилась.
— А Сесили умеет, и еще она умеет делать из дымка картинки, например луну и солнце, и звезды, и даже горы и замки! — Она показала руками какие.
Я с трудом поднялась на ноги, прижимая руку к правому боку.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Не спрашивай, милый, как меня звать,
Куда веселей с безымянной гулять,
Если не знаешь,
С кем ты гуляешь,
Можно гулять и позора не знать! —
пропела она тоненьким фальцетом, после чего подобрала длинные шелковые юбки, присела в реверансе и утанцевала в серебристую дымку.
— Ладно, — пробормотала я, потирая переносицу, чтобы задавить мигрень в корне.
Что там говорила Грианна? Вроде бы просила обращаться с сидой бережно…
Я вздохнула — теперь-то понятно, что она имела в виду. Подняв голову, я осмотрелась — надо было разобраться, куда я угодила.
Серебристый туман развеялся, оставив лишь легкое мерцание в воздухе, и я поняла, что осталась где была — на четвертом этаже собственного дома, только теперь я стояла в центре площадки, джинсы приспущены с бедер, живот покрыт кровоточащими царапинами, такими же, как на руках. Застегивая джинсы, я снова покривилась от боли в боку. Выглядела площадка так же, как и до того, как я взломала чары, — почти так же, не считая зазубренной дыры, зиявшей на месте двери в квартиру ведьмы Уилкокс. И опилок, толстым ковром покрывавших площадку и лестницу.
Под слоем опилок виднелись два холмика — надо полагать, дриады, оглушенные анемоновыми чарами. Я поглядела вниз — ага, еще два холмика, они же Бандана и Красный Тюрбан, а в самом низу можно различить макушку Панаминой панамы, всю засыпанную его же щепками.
Опилок и щепок была целая куча — одной деревянной двери, даже с рамой, не хватило бы, так что я решила, что отчасти они от самих дриад. Правда, когда я взломала чары (вот почему вид у меня был такой, как будто меня протащили сквозь терновый куст туда и обратно), они, судя по всему, остались живы, ведь их тела не растаяли в воздухе, не угасли. Но играть во Флоренс Найтингейл я все равно не собиралась: Бандана позвал подкрепление, и я хотела забрать отсюда Ангелочка-сиду до того, как оно прибудет — ну, или полиция. Подумаешь, поломались, сами виноваты.
Я повернулась к Ангелочку — та восторженно хихикала, подбрасывая в воздух пригоршни опилок и тыкая в них своей волшебной палочкой, отчего они не падали на пол, а кружились вокруг нее по орбитам, будто пчелы вокруг горшка с медом.
Пора ей домой. Я обтерла кровь с исцарапанных рук о футболку, потом, помня о ребрах, осторожно расстегнула карман куртки и вытащила оттуда гладкий гематит, который дала мне Грианна. Оказавшись у меня в ладони, он тихонько загудел, и я ощутила, как это гудение отдается в позвоночнике. Я помахала Ангелочку, стараясь привлечь ее внимание, и она подхватила свои объемистые юбки и поспешила ко мне, поддавая по пути туфелькой опилки, которые присоединялись к хороводу.
Я улыбнулась ей — заискивающе, словно маленькому ребенку.
— Хочешь к Сесили? — спросила я, разумно предположив, что Сесили, наверное, ее нянька или опекунша.
— Да!
Она захлопала в ладошки, просияла от уха до уха — и, не успела я поздравить себя с легкой победой, метнулась мимо меня в квартиру ведьмы Уилкокс.
Я вздохнула и поплелась за ней в зазубренную дыру, которая вела в маленькую прихожую без окон. В нос мне ударила металлическая вонь старой крови, по коже побежали мурашки, и я пробежала мимо двух закрытых дверей и ворвалась в гостиную.
Гостей тут явно не ждали.
По периметру задвинутых штор пробивался солнечный свет. Всю мебель раздвинули к стенам, множество грязно-белых свечей превратились в бесформенные комья воска. Воздух в комнате был душный, спертый, словно в нем таилось что-то невидимое. Меня передернуло. Посреди комнаты кто-то расстелил большой кусок голубой клеенки и нарисовал на ней круг красным песком. В круге лежало обнаженное тело, ссохшееся от старости.
Я осторожно шагнула вперед, еще раз, еще — пока носки кроссовок не оказались у самой красной линии. Запах крови, перемешанный с кислой вонью серы и посмертных телесных выделений, ударил в нос, и я поперхнулась. От грудины до лобка тянулась глубокая рана. Проверять мне не хотелось, но я готова была ручаться, что сердце и внутренние органы из тела извлекли.
Ведьма Уилкокс больше не будет требовать, чтобы меня выселили.
Я стиснула кулаки; серебряный камушек встревоженно затрепыхался в ладони. Конечно, я не любила эту старушенцию с манией преследования, но сейчас все бы отдала, лишь бы она была жива — и пусть жалуется на здоровье сколько влезет…
— Ну, пойдем к Сесили, пойдем! — Прекрасная сида выскочила из боковой двери и вприпрыжку обогнула круг на полу. Платье весело взметалось, словно бы она не замечала ничего странного; впрочем, она уже была здесь и все видела. Остановившись передо мной, она просияла: — Я хочу показать ей свои новые книжки!
Она протянула мне полдюжины детских комиксов: с обложки «Волшебного Рождества» мне радостно улыбалась Золушка в комплекте с радужными огнями, пышным, как торт, свадебным платьем и серебряным нимбом. Теперь понятно, откуда взялся этот наряд.
Я открыла было рот, чтобы задать вопрос, но осеклась — Ангелочек глядела мне за спину, вытаращив золотистые глаза, зрачки расширились от страха, нижняя губка подрагивала.
— Женевьева!.. — проворковал сиропный женский голос. Узнав его, я передернулась. — Я надеялась, вы встретитесь не сейчас, а гораздо позднее, но que sera, sera.
Вот дьявол, только ее здесь не хватало! Я схватила Ангелочка за руку, сунула ей в ладонь Грианнин камушек и сомкнула ее пальцы.
— Счастливого пути, — шепнула я, и она исчезла в ослепительной вспышке серебристо-серого света.
В этом вся Грианна: зрелищно и действенно, как всегда.
Несомненно, Ангелочек уже в Зачарованных Землях, а я даже подумать ничего не успела.
Я обернулась — перед глазами еще мелькали яркие пятна от вспышки — и спокойно произнесла:
— Привет, Ханна.
Очевидно, Малик пока не нашел времени с ней разобраться: то, что вампиры не выносят дневного света, имеет и свои отрицательные стороны, — и не менее очевидно, что Ханна заменила свой наряд вампирской шестерки костюмом в стиле Шанель, сине-зеленым с белой отделкой. А еще она стояла в дверях, перекрывая мне путь к отступлению. Тем не менее, будь она хоть трижды колдуньей, физически она осталась человеком. Человек мне по силам. А вот ее магия… В этом я сомневалась.
— Я решила, ты рано или поздно здесь покажешься поглядеть на свою колдовскую работенку, — сухо заметила я.
— Какое мастерство, Женевьева! — восхитилась Ханна, улыбнувшись идеально подкрашенными губами, но выражение ее кофейно-карих глаз показывало, что она с удовольствием прихлопнула бы меня на месте. — Я и не знала, что ты владеешь чарами транспортации!
Я пожала плечами:
— Век живи, век учись.
— А… Ну, значит, начинается следующий урок. — Ханна отступила в сторону. — Джозеф!
В комнату, судорожно моргая совиными глазами, вошел врач — приятель Малика. Он поднял руку и нацелился в меня пистолетом…
Зараза!
…и меня пронзила острая боль. Я опустила глаза и увидела стальной дротик, вонзившийся в левую грудь, потом еще три дротика, потом так много, что и сосчитать не успеешь, мир на глазах раскалывался на крошечные неузнаваемые кусочки, и я падала, падала…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
— Ну как, доктор, умерла? — донесся до меня нетерпеливый голос Ханны.
Я открыла глаза и обнаружила, что гляжу в прикрытое медицинской маской лицо доктора Джозефа Уэйнрайта, он же тот гад, который только что стрелял в меня дротиками с транквилизатором. Я свирепо вперилась в него, но он, похоже, не заметил моего взгляда, а по-прежнему светил мне в глаза фонариком-ручкой. Я крепко зажмурилась, потом снова открыла глаза, стараясь разобрать, что делается за пределами ослепительной точки в освещенном огарками полумраке, сомкнувшемся у него за спиной. Различила кирпичный свод над головой. По одну сторону была большая, замурованная кирпичами арка с деревянной дверцей, по другую — какая-то настенная роспись. Я прищурилась — прояснились очертания унылого пейзажа с далекой скалистой горой.
Я нахмурилась, узнав это место из Ханниного полноэкранного воспоминания о Розе, которая лежала здесь полумертвая, когда Граф убил Древнюю. Я оказалась в логове колдуньи, неизвестно где, а каменный стол, на котором я лежала, был, несомненно, пресловутым жертвенником.
Повезло так повезло, нечего сказать.
Конечно, мне повезет гораздо больше, если удастся придумать, как исчезнуть с этого стола — предпочтительно до того, как начнется собственно жертвоприношение.
Я медленно подмигнула доктору. Он никак на это не отреагировал. Я показала ему язык. Нет ответа.
До меня дошло, что он меня не видит; похоже, я, что называется, «вышла из тела». Пеной поднялась паника, но я подавила ее. Паника здесь не поможет.
— Доктор! — снова раздался повелительный вопрос Ханны. — Женевьева мертва или нет?
— Нет, еще жива. — Джозеф поправил маску и поглядел на что-то рядом с ним. — Наблюдается некоторая активность мозга.
Я проследила его взгляд. Он опять подключил меня к своей машинерии. Поперек одного монитора скакала тонкая зеленая линия, на другом, должно быть сердечном (я проверила — и точно, к груди прилеплено несколько электродов), не мелькало никаких цифр.
Проклятье. Сердце у меня не бьется. И совсем ничего не болит.
Скверный симптом.
Похоже, доктор Джозеф ошибся с диагнозом. Я мысленно подбодрила его. Пусть я и не знала, положительный он герой или отрицательный, но, если он спасал мне жизнь, я готова была голосовать за него обеими руками — хотя, возможно, он пытался меня реанимировать лишь затем, чтобы Ханна на досуге вернула все на круги своя. Но и в таком случае у меня был шанс.