С Дробняковой Севастьян не спал, но имел с ней дело, а Жуков уже вошел во вкус – душить женщин, испытывая оргазм от одного только этого. И Татьяну он мог убить из удовольствия, а заодно подставить Севастьяна. Все логично, все вполне объяснимо. И алиби у Жукова, похоже, нет.
– Чередникову? Татьяну?.. А почему я ее должен знать?
– Вот я и думаю, что ты не должен ее знать. Но ты ее знаешь!
– Нет!
– Надо ехать в отдел, – сказал Севастьян, посмотрев Пасечнику прямо в глаза. – Задержанного оформить, заявление написать.
– Какое заявление? – не понял он.
– О покушении на мою жизнь.
Дело о покушении на жизнь человека возбуждается по факту, заявление, в общем-то, писать не обязательно. Но Севастьян все-таки подстрахуется. Вдруг Пасечнику взбредет в голову спустить это дело на тормозах. Ну погорячились друзья-товарищи по пьяному делу, с кем не бывает. Но Жуков Севастьяну не товарищ и никогда им не будет.
12
Четверг, 11 июня
Выпить хотелось – нет сил. Нутро нечеловеческим голосом кричало, требовало взяться за ум. Ясно же, что ничего не будет, если махнуть сто или даже двести граммов водки. Сегодня среда, завтра начинается вторая часть недели, значит, первую половину можно смело забыть. Тем более что в понедельник произошел срыв, Севастьян надрался в хлам. Первые три дня вычеркиваются из жизни, и завтра можно открывать новую страницу. А сегодня Севастьян мог смело дожевать старую. Выпить, зарядиться терпением, а завтра с утра ни капли в рот…
Севастьян даже чувствовал себя дураком, слушая обезумевший голос разума. Чувствовал себя дураком, потому что не соглашался. И крепко держался за пульт телевизора, переключая с канала на канал – в поисках чего-нибудь интересного. Ничего не находил, но сам процесс отвлекал от навязчивых мыслей.
Жукову легче, он в изоляторе временного содержания. С одной стороны, ничего хорошего, но с другой – там ему выпить не нальют. Впрочем, этот мерзкий тип алкоголизмом не страдал, это Севастьян на мягком диване, как на иголках.
А ведь он мог сам сейчас находиться за решеткой. Можно даже сказать, ему там сейчас самое место. За то, что Татьяну не уберег. А ведь видел же кого-то за ручьем, чувствовал. Следил кто-то за ними, ждал, когда он уедет в Старозаводск. Ждал, дождался и убил. И кто это мог быть? Харитонов? Очень даже. Жуков? Запросто.
Алиби у Левы так и не нашлось. Спасая свою шкуру, он признал существование любовницы, но с ней не сладилось. Инна Пахомова была с ним, когда убили Дробнякову, а по Чередниковой алиби предоставить не смогла. Дома, у матери ночевала. Охладела она к Жукову, не хотела с ним больше. То ли опостылел он, то ли новый, более перспективный роман закрутился, так или иначе, ночь на тринадцатое мая Лева проводил в одиночестве. А Старозаводск отнюдь не кладезь инноваций, от дома на Новой улице до Подозерного вела дорога, на всем протяжении которой ни единой камеры. С одной стороны, это не давало повода говорить о том, что Жуков нанес визит Чередниковой, но с другой – отказывало ему в алиби. Никак невозможно доказать его отсутствие на этой дороге. И в доме ни одной камеры. Жуков говорил, что никуда не уходил, пил с горя водку, но кто ж ему поверит?
Но в то же время Лева смог предоставить алиби по двум другим делам. Когда убили Канарееву, он находился на работе. И Дробнякову он убить не мог. Возможно, алиби относительно времени убийства Канареевой липовое, но тем не менее Жукову обвинение по убийствам не предъявить.
Чередникову мог убить как Жуков, так и Харитонов. Но если верить алиби Жукова, никто из них не мог убить Лизу Канарееву. Сама логика подсказывала, что всех трех женщин убил кто-то один. Или у Жукова ложное алиби, или убил кто-то другой. Но кто?
В дверь позвонили. Севастьян легко соскочил с дивана, не выпуская из руки пульт. Жукова разрабатывать нужно, а его от дела отстранили, в отпуск отправили, может, Брызгалов наконец-то внял голосу разума, может, отправил кого-то за майором Крюковым.
Но за дверью стояла Ирина, строгий костюм на ней серых тонов, волосы убраны в шиньон, брови нахмурены, губы плотно сжаты.
– Поговорим? – не здороваясь, спросила она. И как-то странно глянула на пульт у него в руке.
Севастьян кивнул, пропустил ее в квартиру. Она вошла, заглянула в комнату, поморщилась. Действительно, и как же она жила с ним в такой берлоге? Уж лучше с маньяком и насильником, но во дворце с бассейном.
Котовасий узнал Ирину, подошел, потерся о ее ногу. Она улыбнулась, наклонилась, погладила, но на руки не взяла.
– Приласкался, давай корми! – Севастьян кивком указал на кухню.
Он взял пакетик с кормом, надорвал, протянул Ирине, та без возражения ссыпала содержимое пакетика в кошачью миску. Котовасий намертво пришвартовался к кормушке: пока все не сожрет, не трогать, не отвлекать.
– Кофе? – спросил Севастьян.
– Да мне-то можно.
– А кому нельзя? – усмехнулся он.
– Леве нельзя! Без кофе сидит!.. А завтра в СИЗО могут отправить! И все из-за тебя!
– Забрать заявление?
– А забери!
– Пасечник подсказал или Брызгалов?
– Какая разница?.. Подрались два здоровых мужика из-за бабы, что здесь такого?
– Это Яна у тебя баба?
– Яна здесь ни при чем! – отрезала Ирина.
– Это ты так решила? И не важно, что было на самом деле, да?
– Ничего не было!.. Яна – девственница, и у меня есть тому неопровержимые доказательства!
– Не знаю, не видел. Зато видел официальное заключение судебной экспертизы. Сказать, что обнаружили у него в трусах?
– И знать не хочу! – От напряжения Ирина вытянулась в струнку.
– Непроизвольное семяизвержение!
– Не знаю, не говорили.
– Я говорю!
– Ну, с ним, вообще-то, бывает… – совсем неуверенно проговорила Ирина.
– Это как старческое недержание мочи… – ухмыльнулся Севастьян. – Может, Леве памперсы носить надо?.. Или презерватив с утра надевать… А что?
Он вдруг замер, вспомнив одно и даже не одно обстоятельство, связанное с презервативами.
– Ты чего? – Ирина поводила рукой перед его носом.
– Да ничего…
Севастьян сам осматривал под юбкой у Канареевой, из-за чего вышел казус с Веревкиным. Искал следы физиологической жидкости, не обнаружил. Что-то могло остаться внутри, что-то вытечь и засохнуть, почти пять часов, как-никак, прошло с момента убийства. Это потом экспертиза установила, что убийца пользовался презервативом, но откуда об этом знал Милованов? Севастьян мысленно услышал его голос: «Боюсь, что преступник в перчатках был. На все пальцы, в том числе и на тот, которым безобразничал…» В шутливом тоне Милованов говорил, может, потому Севастьян и не задался тогда вопросом.
А убийство Дробняковой? «Почерк разный, а подпись одна и та же, – наконец сказал он. – И там презерватив, и там… Точно, конечно, не скажу, но похоже на то…» И это слова Милованова. Откуда он знал про презерватив?.. Да, судмедэксперт выяснил, что до полового контакта дело вообще не дошло, фактически Милованов ошибался. Но ведь он сравнивал одно событие с другим, с тем, где преступник пользовался контрацептивом. Возможно, и в случае с Дробняковой орудие убийства обрезинили. Возможно, заранее.
Да и в деле Чередниковой преступник разрядился преждевременно, но следов не оставил. В этом случае Милованов про презерватив ничего не говорил, но подумать он мог. И даже вспомнить. Как убивал Татьяну.
Севастьян вспомнил пергидрольную блондинку в машине Милованова. Дети у него в Загоровске у бабушки, к ним он ездил. И жену забрал. А где тогда находилась жена в ночь на пятое июня? Если в Загоровске, то Милованову ничего не мешало отправиться в Подозерное, дождаться, когда Севастьян уедет, и убить Татьяну. А затем в форсированном режиме и незаметно вернуться в город. Отсутствие камер на всем протяжении пути этому очень способствовало.
А ведь запал Милованов тогда на Татьяну, понравилась она ему. Но не понравилось, что Татьяна выбрала Севастьяна.
– Сева, ау! – Ирина снова провела рукой перед глазами Крюкова. Она смотрела на него как на тронутого.
– Ау!.. – откликнулся он. – Что ты мне про Милованова говорила?
– Что я говорила?
– Гладкий какой-то, – напомнил Севастьян. – Такой гладкий, что аж скользкий…
– Ну да, приходило на ум, – кивнула Ирина.
– И мне приходило… Что нельзя оставлять Татьяну одну, без присмотра.
Севастьян задумался: интересно, когда это ему в голову приходило – до или после убийства? Но то, что Харитонов может убить Ирину, в голову точно приходило. И сейчас он может ее убить. Но Ирина здесь, с ним.
– Какую Татьяну? – нахмурилась она.
– Где сейчас Яна?
– Дома… Загорает.
– У бассейна?
– А где ж еще!
– Звони ей давай!
– А что такое? – Ирина суетливо полезла в сумочку.
– Давай, давай! – поторопил Севастьян.
Она набрала номер мобильного, но телефон не отвечал.
– Что ты там придумал? – Ирина с бледным видом смотрела на него.
– Поехали!
Он собрался за две минуты, Ирина вприпрыжку поспешила за ним. «Нива» хорошо, но у нее «Лексус» – это еще лучше. И быстрей. У Ирины тряслись руки, поэтому Севастьян предложил услуги водителя.
– Ты же выпивший, – сказала она, подозрительно глянув на него.
– Ну ты умница! В воскресенье с Жуковым дернул, с тех пор ни капли.
– А перегаром несет!
– Ну, значит, слишком сильно тогда дернул…
Севастьян дыхнул в ладонь, понюхал и пожал плечами. Нет, не пахнет. Но, может, что-то все-таки осталось на пятый день. Может, у Ирины слишком тонкий нюх.
– Давай за пассажира!
Ирина сама села за руль.
– Ты можешь рассказать мне, что происходит? – тронув машину с места, спросила она.
– Пока только догадки.
– Догадки?! А почему Яна не отвечает?
– Звони, звони!
Севастьян и сам позвонил Милованову, но и его телефон почему-то молчал. Тогда он связался с дежурным отдела Следственного комитета, оказалось, что Милованов находился в Загоровске, жену к детям повез, обещал к вечеру подъехать. Узнав об этом, Севастьян попросил Ирину немного поднажать.