– Слушай, ты! – дернулась Ирина.
Но Канареев успокоил ее, передернув затвор. Эффектно вылетел целый патрон, с глухим звуком упал на тротуарную плитку. А из ствола с грохотом могла вылететь пуля, Ирина не могла не понимать этого.
Канареев повел их к гаражу, за которым находилась шашлычная.
– Юра, у тебя с головой большие проблемы! Тебе лечиться надо!
– Может, посоветуешь где? Ты же у нас псих, да? – засмеялся Канареев.
– Не больше, чем ты.
– Это ведь ты Лизу убил! – Убийца не спрашивал, он утверждал – с одержимостью душевнобольного.
– Ну да.
– И Татьяну свою!..
– И Ольгу, и Аллу Горохову, и Раису Ковалеву… Даже Ирину мою на меня вешают. За мной охотятся, не за тобой! Меня посадят, не тебя!
– Врешь! – Канареев хотел, но не мог в это поверить.
– Нет!.. Не бери грех на душу! Уходи!
– А если я тебя ментам сдам?
– Зачем тебе это? – Севастьян сделал вид, что очень испугался.
– А ты хитрый гад! – нервно усмехнулся Канареев.
– Почему гад?
– Заходим!
Первой в беседку вошла Ирина, но замерла, едва переступив порог. Даже через остекление было видно, что на полу лежит человек, мужчина в темном костюме. Севастьян заглянул за плечо Ирине и увидел Жукова. Нос размозжен, возможно, прикладом, а на шее синяки от удушения. Видимо, сначала Канареев вырубил Жукова, а затем уже задушил.
– Ну вот и грех на душу взял! Зачем? – спросил Севастьян.
– Ты взял!.. Заходим!
Крюков и не заметил, как Канареев разогнался, взяв карабин в две руки. Им он и толкнул его в спину, да с такой силой, что Севастьян влетел в шашлычную вместе с Ириной. Она упала, он смог удержаться на ногах, но момент для ответной атаки упустил. Пока восстанавливал равновесие, Канареев направил на него карабин.
– Заходим!
Севастьян кивнул, взял Ирину за руку, помог подняться. В глубине беседки камин с мангалом, там кованая кочерга, убойная штука.
– Это ты убил, Крюков. Ты! Тебя судить будут! – Голос безумца дрожал от возбуждения.
– И зачем так жестоко? – спросил Севастьян, останавливаясь возле кочерги.
– Руки не опускать! Повернуться ко мне!..
Чтобы убедить всех в серьезности своих намерений, Канареев выстрелил в потолок. От грохота зазвенело в ушах, но Севастьян все равно услышал, как взвизгнула Ирина.
– Но у тебя есть шанс спастись, Крюков! – сказал Канареев, когда Севастьян повернулся к нему лицом. – Задушишь свою шлюху и гуляй, я тебя не трону!
Маньяка трясло уже от перевозбуждения. Хоть картину с него рисуй под названием «Дикое безумие».
– Это у тебя фишка такая новая?.. На мужиках попробовал, не понравилось? – спросил Севастьян. – В подглядушки решил?..
– Не надо, я сам ее задушу!
Похоже, Канареев уже не мог ждать, когда Севастьян задушит Ирину. Он собирался выстрелить в него, убить, а потом уже взяться за нее. Сначала прикладом в лицо, а затем руками за горло. И палец уже шевельнулся на спусковом крючке, когда о себе вдруг заявил Жуков. Он лежал без признаков жизни и вдруг схватил Канареева за ногу. От неожиданности тот дернулся, отскочил от Жукова, направляя на него карабин.
На этот раз Севастьян смог воспользоваться моментом. Пистолет вытаскивать не стал, бросился на Канареева. Одной рукой вцепился в ствол карабина, а другой нанес удар в голову. И разгон он взял, и размах, поэтому удар удался.
Канареев рухнул на пол без чувств, Севастьян уложил его на живот, заломил руки за спину. Наручников нет, но руки связать можно поясным ремнем.
Без сознания находился и Жуков. Спас жену и снова вырубился. Ирина истуканом стояла над ним.
– Ну чего стоишь, как дура? Скорую вызывай!.. Или вдовой остаться хочешь?
Ирина засуетилась, бросилась за телефоном.
– И в полицию позвони! – крикнул вдогонку Севастьян.
– Не надо в полицию! – жалко пискнул очнувшийся Канареев.
– Не надо в полицию! – Севастьян чуть не рассмеялся Канарееву в лицо, настолько нелепой казалась его просьба. – Какая может быть полиция? – спросил он. – Когда ты должен сдохнуть! За Лизу! За Татьяну!.. За всех, кого ты, гнида, убил!.. И кого хотел убить!
– Можно я?
Жуков снова очнулся, приподнялся, опираясь на левую руку, а правой потянулся к Канарееву.
– Ублюдок!
– Уберите его! – задергался маньяк.
На всякий случай Севастьян оттащил его от Левы. И карабин в дальний угол беседки затолкал.
– Сегодня не твой день, придурок! – не удержавшись, усмехнулся он.
Не задалось сегодня у Канареева, Ирину не смог задушить, убийство Жукова до конца не осилил. Возможно, закончился лимит везения. А может, переоценил себя, вышел за рамки реальности. К Севастьяну зачем-то поперся, а там Ирина. Полез на нее, хотя понимал, чем все может закончиться. А к Жукову зачем поехал, ну не идиот?.. Маньяк, одним словом. Зарвавшийся маньяк.
– Я не придурок!
– Ты маньяк!.. Лизу зачем убил? – включая диктофон, спросил Севастьян.
– Это ты ее убил! – мотнул головой Канареев.
– Началось!
– Ты переспал с ней!
– А до меня с Лизой никто не спал?
– А когда увидел тебя с ней, мое терпение лопнуло!
– Терпение маньяка?
– И не маньяк я!.. И убивать не хотел!..
– Но Лизу задушил! Сначала руками!
– Не хотел.
– А потом чем душил? Когда она уже мертвая была.
– Не помню… Шарф какой-то на вешалке висел.
– То есть ты Лизу задушил, изнасиловал, поднялся, сорвал с вешалки шарф и стал душить уже мертвую.
– Я не знал, может, она еще живая была. Подстраховаться решил…
– А сережки зачем вырвал?
– Так эти сережки я ей дарил! А она для тебя их надевала! С тобой в них спала, да?
– Телефон утащил, кошелек. Под ограбление решил отработать.
– Была мысль…
– Дробнякову ограбил, сережки вырвал. Татьяну без сережек оставил…
– А почему у них сережки должны быть, а у Лизы нет?
– Лизы вообще нет! Ее уже не было, когда ты Ольгу и Татьяну убил.
– Это не я!
– А кто? – нахмурился Севастьян.
Неужели Канареев на попятную пошел?
– У чудовища!.. Чудовище во мне живет, понимаешь!.. Лиза его в меня вселила, думал, убью, и все, уйдет чудовище. А не ушло!
– Так мы сейчас его из тебя выгоним! – Жуков наконец поднялся.
Но в этот момент появилась Ирина, бросилась к нему, обняла.
– Уведи его! – попросил Севастьян.
– И чудовище уведи! – захныкал Канареев. – Выведите его из меня!
– Выведем. На пожизненное отправим. Это я тебе обещаю.
– На пожизненное, – кивнул, соглашаясь, маньяк.
Взгляд его застыл и стал стекленеть, как у покойника.
– Больше твое чудовище никого не убьет.
– А со мной что будет? – снова ожил Канареев.
Опустевший было взгляд наполнился животным ужасом.
– Нос длинный откуда взялся? – спросил Севастьян.
– Какой нос? – не понял убийца.
– А с которым твое чудовище Лизу приходило насиловать?
– А-а… Ну так накладной!
– А Ирину почему без носа убивало?
– Э-э… Так это долго, мороки много… Тот нос я выбросил, думал, вы на меня выйдете.
– Вышли.
– Долго выходили.
– Ты успел расслабиться, – усмехнулся Крюков.
– Потерял осторожность… – вздохнул Канареев. И тут же спохватился: – Чудовище потеряло осторожность!
– Да, но столько убийств сошло с рук… Ольгу Дробнякову за что убил?.. Чудовище убило, – с усмешкой поправился Севастьян.
– А Дробнякова – такая же тварь, как и Лизка!
– Харитонов ее изнасиловал, а она его полюбила, – кивнул Севастьян.
– И он ее любил… И я Лизу любил, а что Харитонов с ней сделал?
– Харитонов не убивал, – качнул головой Севастьян.
– И я не убивал… Это чудовище внутри меня! – Канареев смотрел на него безумными глазами.
– Я смотрю, твоему чудовищу так понравилось, что даже трусы снимать не пришлось.
– Чудовище!
– Татьяну Чередникову за что убил?
– Чудовище! Говорю же, чудовище убило…
– Во вкус вошло?
– Так чудовище же… Чудовищу понравилось убивать!..
– Татьяну убить, а меня подставить! – предположил Севастьян.
– Чудовище хитрое!.. – оскалился Канареев, как будто из бездны глядя на него. – Харитонова подставить!
– Ну да, и сережки ему домой занесло.
– Сережки… И тебе сережки занесло. Сюда. Чудовище знало, что ты сюда приедешь. И свою Ирину ему привезешь. Ирину. Чудовищу!.. Оно давно уже за ней следило!..
– Хитрое чудовище, – кивнул Севастьян. – Но глупое.
Канарееву бы скрыться где-нибудь в глуши, а он в Загоровск подался. Севастьяна убивать и подставлять отправился. Отважиться на такое мог только безумец. Безумец и маньяк, которому ну очень хотелось исправить свою ошибку и все-таки задушить Ирину. Исправить или умереть…
– Откуда ты узнал, что Ирина жива? – спросил Севастьян.
– Узнал… Я ведь не какое-то там ничтожество, я не трус и ничего не боюсь. Думаешь, я смылся? – усмехнулся Канареев.
– В детстве тебя ничтожеством считали. И в юности. А ты у нас крутой. Ничего не боишься, да?.. Аллу Горохову не побоялся убить. С ходу напал и задушил.
– А это ты виноват!
– Ну, конечно!..
– Не дал мне Харитонова убить!.. Думаешь, я ничего не понимаю! Понимаю! Понимаю, что нельзя убивать! А Харитонов заставляет!
– Интересно, – хмыкнул Севастьян.
– Пока я его не убью, чудовище и дальше будет убивать! – Канареев смотрел на него откуда-то из безумия прошлого, оттуда, где и Горохова еще жива, и Ковалева.
– Ну а почему не убил? Была возможность убить Харитонова. А ты его сожительницу убил… Как ты Харитонова выследил?
– Выследил!.. Я любого могу выследить!.. Харитонов думает, что я ни о чем! А я все могу! И его убить могу!..
– Но не убил.
– Еще не время!..
– Все, закончилось твое время, Юра, – сказал Севастьян, рассматривая царапину на шее Канареева. – Больше ты никого не убьешь. В свое удовольствие.
Это ведь Ирина его задела, экспертиза это подтвердит, так что покушение на убийство уже доказано. И Жуков показания даст. Да и Севастьяну есть что сказать. Не отвертеться Канарееву, сидеть ему до скончания века – в одной камере со своим чудовищем. А Харитонову повезло. Он может выходить из своей норы. И насиловать дальше. Если Севастьян его не остановит. А он остановит. С утроенной энергией возьмется за службу. Чтобы потушить в себе неуемную тягу к алкоголю. На этот раз он точно не сорвется.