Дядя, мощный мужик лет сорока, хотел сначала нас послать, но поглядев на двухметрового Илюху, ответил вполне вежливо:
— Сняли уже, на склад загнали.
И махнул рукой в сторону, откуда мы пришли.
— Спроси, были ли там «восьмёрки», — шепчу я Илье.
Есть у меня подозрения, что мне не ответят, а Илюху так просто не проигнорят.
— Уважаемый, а красная «восьмерка» была? — послушно спрашивает друг.
— Не, ни одной не было!
Ответ меня неприятно огорчил! Я же уже и документы оформил на получение!
— Красных не было, а вот «коррида» одна была, — сжалился дядя, ехидно глядя на нас.
У меня отлегло. Но рано.
— На двери царапина заметная, но это не мы, такая пришла! — добавил он.
— Чё, сильно? — влез Бейбут.
Бейбута не удостаивают ответом. Тот невысокий — метр семьдесят, тощенький и молодой. Выглядит нестрашно. Дурачьё! Если кого и опасаться, так это именно его. У Бейбута между обидой и ударом по обидчику иной раз времени проходит меньше, чем глазом моргнуть!
— Идём, — тащу Бейбута за рукав, пока тот не решил, что к нему отнеслись неуважительно.
Направляемся в сторону складов и довольно быстро находим искомое помещение. Там имеется охранник, но, — удача, это сослуживец Ильи! Они здороваются, минуту общаются и, видя моё нетерпение, отходят с дороги. В глубине больших складов, прямо около первого пути, стоят машины, штук тридцать, и первой стоит моя красная, а вернее цвета «коррида», восьмёрка. С царапиной на двери. В глубине роя новеньких машин бродит мастер с рабочими, и даёт им указания. «В принципе можно аэрографию сделать на двери!», — прикидываю я варианты решения проблемы. Идея мне нравится, и я решаю не устраивать скандал из-за царапины. Вот если бы фары разбиты были, например.
— Фары вот эти разбитые поставь, аптечку вытащи, инструменты какие сказал, и хватит, — слышу голос приближающихся рабочих.
Мы с парнями стоим с краю, и нас не видно из-за колонны.
— А вы что тут делаете? — грозно спрашивает невысокий старик с блеклыми глазами, заметив, наконец, нас.
— Машины смотрим, — честно отвечает вместо меня Бейбут.
Потому что я занят — удивленно наблюдаю за мужиком лет тридцати, пытающегося открыть дверь моей машины. В руках у того были две фары, обе побитые! Это я не понял, они что, собираются сейчас их мне поставить?
— Валите отсюда, пока милицию не вызвал. Кто вас пустил? Где охрана? Гена! — бушует старик.
Пинаю рабочего, который уже вовсю шарится в моей машине, по заднице! Смачно получилось. Потом беру дедка за грудки, поднимаю и встряхиваю. Правда пришлось тут же бросить оного на бетонный пол — вылез ничего не понимающий, но очень обиженный подсрачником мужик. Из неприятного — в руках у него отвертка. Поэтому не размениваюсь на уговоры и бью левой в печень. Тот падает вместе с орудием преступления и получает от меня ещё пару пинков в туловище. Поворачиваюсь к дедку, пытающемуся отползти от разгневанного меня, и ору:
— Вы что, тут воровством занимаетесь?
— Толян, Толян! — повис на моих руках Бейбут.
По-моему, в первый раз он не пытается погасить конфликт, как умеет — кулаками, а решить мирно.
— Гена! — зовёт дедок. — Мужики!
К нам, топая сапогами по полу, бежит Илья и охранник, стоящий на входе. Те трудяги, которые были в подчинении у местного начальника, на помощь не спешат, похоже, не сильно его тут любят.
— Что случилось? — подбегает Гена. — Назар Яковлевич, звали?
— Илья, тут пытались мою машину разукомплектовать, случайно увидел. Иди, звони ноль-два. Думаю, это неединичный случай, — уже спокойно говорю я.
Остываю быстро, но злоба не прошла. Первая мысль — позвонить Власову, но рано же ещё, вторая — начальнику местной милиции, но он, вроде, сменился недавно. Потом решаю, что и моих горкомовских корочек хватит.
Глава 38
Сотрудники транспортной милиции не спешили, и я успел осмотреть свою машину. Вроде ничего не украли. Царапина раздражает, но понимаю, вины местных в этом повреждении нет. Бейбут тихонько отошёл в сторону, перекрывая путь к выходу для мастера, очевидно, чтобы тот не сбежал. Где же милиция эта?
Идут! Старший сержант и рядовой, молодые парни лет по двадцать пять, не больше.
— Старший сержант Малышев! Ваши документы? — представился один из них.
Менты очень похожи друг на друга — оба мордастые, лица красные, недовольные. У одного постоянно бурчит рация. Но, несмотря на схожесть, они всё-таки разные. Малышев выглядит усталым циником, а второй, лопоухий, похож на Павку Корчагина своим честным выражением лица.
Протягиваю сразу паспорт и корочки заведующего отделом в горкоме ВЛКСМ. Отношение моментально меняется.
— Поймали у нас на складе, пытались машины грабить, побили Копенко и меня, — с ехидством перечисляет все мои грехи Назар сын Якова, но сочувствия у прибывших не находит.
С одной стороны я — как видно, непростой человек, с другой — свой, считай, станционный начальник. Малышеву хоть разорвись.
— Что скажете, Анатолий Валерьевич? — кисло спрашивает мент.
— Вот моя машина сегодня пришла, вот документы на неё оформил уже, прихожу забирать, а этот, я так понял, Копенко, получает указания от начальника снять с неё фары, забрать инструмент и аптечку. Я не позволил, конечно, это сделать. Копенко кинулся на меня с отверткой, — киваю на валяющийся инструмент я. — Банда тут орудует. Надо проверить, сколько машин разукомплектованных пришло, например, за год, но это не ваша забота. Сейчас оформляйте этих двоих, я подойду, заявление напишу. Ещё и отвертка эта! И это в год семидесятилетия Великой Октябрьской революции!
Говорю уверенно, даже нагло, чтобы и тени сомнения не было, кто виновен.
— Парни, да что вы его слушаете? — недоумевает Назар Яковлевич. — Воришка это! Не в первый раз его тут вижу на станции! Промышляет! Вот помните шестнадцатого апреля у нас три машины без запаски пришли? Я его тут видел, внимание тогда не обратил, а сейчас…
— Я в это время на съезде ВЛКСМ в Москве был, а вечером встречался с товарищем Власовым, вон ребята знают кто это! — насмешливо говорю я.
— Так потом, наверное, и приехал. А что за Власов? Не родственник предателя? — перебивает мастер.
— Все-таки я попрошу вас, Анатолий, пройти с нами в отделение, — не глядя на меня, говорит сержант.
— Что ноги бить? Поехали, — соглашаюсь я.
— Куда?! Я машину ещё не принял! — возмущается дедок. — И ты должен расписаться за получение.
— Принимай. Где там тебе автограф черкнуть? — соглашаюсь я.
— Некогда мне твоей машиной заниматься, она сегодня только пришла, завтра к обеду забирать приезжай, — мастер пытается уйти.
Щас! Повторяю трюк с поднятием за лацканы.
— Что бюрократию разводишь? Я приму её в том виде, что есть, и распишусь. Ты потом можешь принимать машину или нет, твоё дело, но раз у меня нет претензий, то и у тебя не должно быть.
— Так нет претензий? — обрадовалась лопоухая честность в лице рядового.
Усталая циничность в лице старшего сержанта привычно поморщилась.
— Коль, у него претензии нет к комплектности, а есть к попытке воровства, а раз отвертка была, то, возможно, это не только воровство, а ещё и грабёж! Групповой! — весомо добавил сержант.
Пнутый и ударенный Копенко, до этого сидевший на бетонном полу тихо икнул.
— Это Яковлевич приказал фары снять! Он пусть и отвечает, а отвертка маленькая совсем, — сдал своего начальника работяга.
— Назар Яковлевич, вам тоже придётся пройти с нами, — торжествующе сказал Малышев.
Лопоухое чудо схватилось за кобуру!
— Я этого так не оставлю! Я в горком буду жаловаться! — голос мастера дал петуха.
— Вот зав отделом в горкоме, можете прямо сейчас жаловаться, — кивнул на меня Малышев, отдавая документы.
Не всякий актёр так может сыграть последнюю сцену в пьесе «Ревизор», как сейчас сыграл лицом Назар Яковлевич! На нём отразилось всё — обида, неверие, изумление, злость.
Что горком не партийный, а ВЛКСМ Малышев не уточнил, но вообще провел работу по запугиванию мастера очень тонко. Сейчас он намекнёт тому, что может всё уладить, — и считай, услуга от местного босса у него в запасе есть!
— Как же так! У меня работа! — преданно заглядывая в глаза Малышеву, пролепетал ворюга.
— Анатолий Валерьевич, мы сигнал ваш проверим, но давайте не заострять внимание на отвертке, это инициатива рабочего, вы же не думаете, что они тут разбоем промышляют?
— Это не я, это он! — взревел Копенко, указывая на мастера, не разобравшись, к чему клонит милиционер.
Поморщились все, даже Илья и охранник Гена.
— Эээ-э. Николай Валерьевич! Простите, Анатолий, конечно! Вот здесь распишитесь и забирайте вашу красавицу! А проверку пусть проводят! — торопливо сказал мастер, пока Копенко не ляпнул что-то ещё.
— Вы как, согласны? — повернулся ко мне сержант.
Перспектив вывести жуликов на чистую воду у меня немного. Так, припугнул их просто, может наглеть будут меньше. От заявы отказываюсь, и, простившись с милицией, мы с друзьями уезжаем. Пришлось заправиться по дороге, бак был сухой, хоть аккумуляторы не разрядились.
— Малышев этот у нас во втором отряде бойцов МЖК, — сказал Илья, когда мы уже ехали назад на моей машине.
Вот он чего ко мне ещё такой добрый был! Знает меня по фамилии уж точно.
В гараже осматриваем машину уже более тщательно. Бейбут повесил освежитель воздуха в виде ёлочки и попытался поменять набалдашник.
— Нехорошо, что царапина на видном месте, — перекрашивать всю придётся, — авторитетно заявил Илья. — Либо царапину закрасить, но будет плохо.
— Аэрографию сделаю, пока только не решил какую картинку. Может медведя, может на боксерскую тему, — рассказываю я свою задумку.
Я думал, придётся объяснять что это, ан нет! Аэрографы сейчас продаются даже в канцтоварах, рублей тридцать стоят, белорусские. И у Илюхи и у Бейбута нашлись знакомые, которые работают на покраске с ними!