Генрих вдруг побледнел, схватил меня за запястья и швырнул на ковер, навалившись следом сверху.
– Что вы делаете?!
Я испуганно попыталась оттолкнуть его, но король крепко держал меня, подмяв под себя. Глаза его ожили, в них полыхала ярость. Я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но он зажал его ладонью и прошипел:
– Хотите узнать, как поступал со своими женами мой отец? Как с собственностью, которую не стоит беречь, чьи желания и цели ничего не значат. Вы так хотите? Чтобы я взял вас силой в первую брачную ночь, издевался над вами каждый день?
Я замотала головой в отчаянии. Но король задрал мне юбку и вцепился пальцами в бедро, ущипнув со всей силы. Я взвыла, заплакала от страха. Он был груб, намеренно делал больно, просовывая ладонь между моих плотно сжатых ног.
– Вы даже не знаете, Эллен, сколько боли может причинить мужчина, когда он не любит, а только берет то, что считает своим по праву. И что он может сделать, если считает женщину своей собственностью. Хотите узнать?
Я снова замотала головой и замычала. Генрих вдруг отпустил меня, и я разрыдалась от испуга и унижения, подтянув ноги к животу. А Генрих поднялся с меня и сел на полу, спрятав лицо в ладонях. Он дрожал от потрясения не меньше, чем я.
– Вам никогда не понять, что я видел, леди Эллен. И пусть боги уберегут вас когда-нибудь оказаться в руках чудовища из династии Мартел. Я буду последним. И я постараюсь, чтобы обо мне вспоминали без страха и ужаса. Больше не играйте со мной в эти игры. И простите, если можете. Но я не тот, за кого себя выдаю. В моей душе демоны. И они грызут меня каждый день страшными воспоминаниями и болью от того, что я ничего не мог сделать.
Я была подавлена и напугана. Но вдруг на фоне пережитого ужаса поняла, что он пытался донести до меня. Его ярость была направлена не на меня. А на кого-то другого.
– Расскажите, – попросила я, мягко положив ладонь ему на плечо.
Генрих долго молчал, и я боялась, что он просто встанет и уйдет. Но потом, не открывая лица, он заговорил:
– Вы для меня настоящее испытание. Я ведь поклялся, что никогда не женюсь, чтобы не причинить страданий ни одной женщине, а получается, что мучаю вас. И мучаюсь сам. Я потому и прочил в наследники Микеле Вислы, а в итоге лишился его. Может, и к лучшему. Кто знает. Я почти не помню свою мать, но зато помню остальных жен отца. Помню растерзанными, молящими о пощаде, мертвыми. Несчастными и горько плачущими. Одна из них забеременела, отец временно прекратил издевательства, и это были прекрасные девять месяцев моего детства. Она стала для меня второй матерью. Я сносил побои отца гордо, потому что знал, что так она останется цела. Она рассказывала мне легенду о семи королевах. Я представлял ее по очереди в роли каждой. Потом она родила девочку. И отец снова принялся за свое. И она просто решила, что больше не хочет жить… Я помню ее мертвую. Ее образ запечатлелся в моей памяти так четко, что стер все воспоминания о ней как о живой. Я тогда впервые в жизни бросился на отца с кулаками. И меня чуть не засекли до смерти по его приказу. Он внушал мне, что я буду таким же. В ответ я поклялся, что династия Мартел прервется на мне. Иногда я просыпаюсь в поту… потому что вижу его пыточную комнату и ее… И мне все кажется, я мог бы ее спасти, но ничего не сделал.
Я потрясенно молчала, испытывая желание обнять его за плечи, борясь с искушением пожалеть его вместо того, чтобы уважать за силу воли и искренность. А готова ли я в ответ признаться ему в страшном?
Усилием воли я заставила себя заговорить:
– Вы правы, когда говорите, что я жду от вас нападения. Мой отец надо мной издевался. Бил, насмехался, ломал силу воли, упрямство и строптивость. Не все, видно, сломал. И я огрызаюсь на всех вокруг, защищаясь, потому что для меня этот мир – это мой жестокий отец. Но пока вы говорили, я поняла одну важную вещь. И я поняла ее, потому что вы вовсе не похожи на своего отца. Мы не наши родители, Генрих. Порой понять это сложно, поверить в это невозможно. Но мы – не они. Для чего-то нам нужны были именно такие жестокие отцы и равнодушные или беззащитные матери… Но они – не мы. Я помню нежные руки своей няни. Как за меня заступался сторож в детском доме… Вы помните ту мачеху, Валери и их доброту. Мы не состоим из жестокости и равнодушия родителей. В вас много доброты, ответственности и желания оберегать. Во мне – желания любить, нежности и ласки. Мы поворачиваемся к окружающим острыми иглами, как ежи, потому что просто отчаянно боимся, что нам сделают больно. Вот и все.
Генрих вдруг повернулся ко мне.
– Вы правы. Но… решиться обнажить сердце перед кем-то порой тяжелее, чем выиграть войну, Эллен.
– Знаю. Но это все, что нам остается. Обнажать сердца в надежде понять друг друга. Вы сами говорили, что страна сильна, когда сплочена. И если она начинается с короля и королевы, – взяла я его крепко за руку, – то мы будем сильнее, когда научимся друг другу доверять.
Глава 25
Говорят, вода камень точит. Мало кто добавляет, что и ветер прекрасно обтачивает скалы. Мы меняли каменные сердца друг друга на нечто более мягкое. Пусть между нами по-прежнему было много недопонимания и упрямства, но мы увидели раны друг друга и вместо того, чтобы расширять их, постарались помочь перевязать и пойти дальше.
Теперь я лучше понимала Генриха и его холодность, а он проще принимал мое упрямство и строптивость. Его выходку с нападением я поняла, потому что иначе он не мог показать, каким считал себя, чего боялся и почему был таким сдержанным. Лишь после этого он смог облечь в слова свои травмы. От нашего разговора в тот день мне стало нехорошо к обеду, и пришлось действительно отдыхать, отменив все аудиенции.
Я отказалась от компании леди Сандры, намекнув, что могу заразить ее, и ждала, когда мне станет лучше, чтобы встретиться с Диком. Нужно было как можно скорее отказаться от безумного плана убийства короля. А еще мне очень хотелось сурово поговорить с леди Сандрой и выяснить причины происшествия с платьем. Что-то меня беспокоило, когда я начинала размышлять о леди Сандре. Отец определенно руководил ее действиями, но мне хотелось знать: он просто пытается досадить мне или за всем этим стоит более серьезная цель?
Когда к вечеру мне снова стало хорошо, я решила прогуляться до покоев леди Сандры, поговорить с ней, а потом попытаться встретиться с Диком в саду замка. Генрих все равно скоро отошлет мою фрейлину прочь, поэтому чем раньше я проясню свои подозрения, тем лучше.
По дороге мне пришла в голову мысль застать леди Сандру врасплох: эффект неожиданности мог бы развязать ей язык, а истинные эмоции сложнее скрывать, когда ты не подготовлен.
Поэтому я крадучись вошла в покои фрейлины. В приемной комнате ее не оказалось, я уже решила, что ее здесь нет, но тут из спальни послышался стон.
«Леди Сандра решила, видимо, расслабиться и приласкать себя, – подумала я, подходя ближе к двери спальни. – Тем неприятнее будет мое появление».
Но тут раздался мужской стон и шепот, и я остановилась. Я не знаю почему, но первой мыслью было то, что леди Сандра все-таки соблазнила Генриха. И волна удушающего жара обдала меня так явственно, словно вокруг и впрямь полыхало пламя. Генрих только утром объяснял мне, что не заинтересован в ней, но что мешало ему передумать? Он же король. Мужчина. А они делают что хотят.
Любовник леди Сандры снова застонал, и мне стало еще больнее. Никто не устоит перед женщиной, если она предлагает себя. Генрих разыгрывал передо мной недотрогу, но сам показал, насколько может быть властным и страстным. Я слушала его стоны, и все во мне переворачивалось от боли. А когда стонала Сандра, мне хотелось ворваться и расцарапать ей лицо. Хотя… она всего лишь открыла мне глаза на короля.
Мне стало вдруг страшно любопытно посмотреть на них, и я подошла к двери спальни вплотную. Она оказалась приоткрыта, и заглянуть внутрь оказалось очень просто.
Передо мной на кровати двигались два переплетенных тела. Сандра крепко обнимала короля за бедра, пока он активно двигался на ней, опираясь на руки. Он все быстрее и быстрее двигал бедрами, мне стало тошно. Но тут мужчина поднял голову, и по светлым волосам я поняла, что передо мной вовсе не король Генрих.
– Дик… о Дик… еще!
Стон леди Сандры заставил меня спрятаться за дверь. Дрожа, я провела рукой по лицу, успокаиваясь. Почему-то тот факт, что Дик переспал с леди Сандрой, хотя старательно делал вид, будто увлечен мной, ранил не так сильно, чем если бы в постели с ней оказался Генрих. Дик ветреный и неверный, как ветер. И хоть Генрих тоже маг воздушных стихий, его магия не так легкомысленна, скорее, способна стереть все вокруг, как торнадо.
Мне вспомнилось, как крепко держал меня король этим утром и как мне было страшно. Этот маг слишком силен и мощен, чтобы играть со мной в коварство.
Стоны за дверью учащались, потом раздался приглушенный продолжительный стон Дика, и любовники затихли. Теперь надо было уходить, но я боялась двинуться с места. В абсолютной тишине они могли услышать мои шаги. Я уже собиралась на свой страх и риск выскользнуть из покоев леди Сандры, но услышала ее голос:
– Как всегда превосходно, Дик. Из того мальчика, которого я совратила, ты стал очень умелым любовником.
– Кто бы мог подумать, что твой отец так прозорлив, что продумал эту комбинацию еще тогда, когда мы все были детьми.
– Но ты, мой милый, оставался ребенком недолго, – засмеялась Сандра. – Только совершил глупость, рассказав про свой первый опыт Эллен.
– Я думал, она заревнует и мне будет проще ее соблазнить. Старик-муж против друга детства – я должен был одержать победу.
– А я помогла бы тебе заполучить юную испуганную королеву. Убить старикашку и его сына. И вуаля… Франкия наша… Только эта мерзавка сбежала. И нам пришлось сносить недовольство лорда Олбрайта вместо его бездарной улизнувшей дочурки. Я все ждала, что отец признает меня официально, а он медлил. Как знал, что карту Эллен можно будет разыграть повторно.