– Если я избегу создания семьи, то избегу и опасности стать жестоким. Или избегу рождения сына, который унаследует мою жестокость. Таким образом я докажу отцу, что я сильнее, что я победил.
– Твоего отца давно нет в живых. И я не знаю мужчины, который проявлял бы столько терпения и стремления понять женщину, как ты. Ты заслуживаешь любви, Генрих. Заслуживаешь стать отцом, вырастить достойного сына. Разве не в этом будет твоя полная, истинная победа? Не над отцом. А над твоими страхами и болью.
– Я пока не могу влюбиться. Потому что есть ты. – По лицу Генриха пробежала боль, он отвернулся от меня. Конечно, начать ухаживать за девушкой, будучи женатым, не в характере короля. – Но я обещаю подумать. Ты права, Эллен, однако мне пока тяжело это принять. По ряду не зависящих от меня причин.
– Хорошо.
Мне показалось, я заглянула в ту часть души короля, куда мне лучше не смотреть. Есть такие скрытые комнаты в замках нашей души, куда нашим друзьям и любимым лучше никогда не заходить. Ведь порой там скрывается нечто, похожее на то, что обнаруживает любопытная жена в замке Синей Бороды.
Я легла спиной на траву, подложив под голову руки. Облака проплывали над нами, окрашенные в золотистые оттенки вечернего солнца.
– Знаешь, – вдруг вспомнила я, – у нас в мире есть такие люди, которые занимаются душевными травмами, как лекари здесь лечат травмы телесные. И они говорят, что хотя бы раз в жизни стоит проораться в лесу, выплеснуть гнев, обиду, сдерживаемую ярость. И станет легче. Я никогда не пробовала. Всегда было неудобно.
– А сейчас?
Генрих тоже откинулся на спину рядом со мной.
– А сейчас… мне с тобой спокойно. И я знаю, что и тебе есть о чем покричать, как и мне.
Некоторое время мы лежали молча, глядя в небо. Генрих закричал первым. Сначала его крик был полон радости и восторга от неожиданно предоставленной свободы, но потом стал протяжным, тоскливым и вдруг перешел в глухое рычание. Я испуганно повернулась к нему и увидела, что он плачет.
Я хотела спросить, что с ним, но он снова закричал, так, словно кричал на кого-то. Лицо исказилось от злости и ярости, от гнева, который слишком долго обжигал его изнутри. И я все поняла. Он кричал на отца.
Я закричала тоже, откинувшись снова на спину, глядя в небо. Слышите, мучители, мы свободны! Свободны!
И зарыдала тоже. Это было необыкновенное чувство освобождения. С меня словно спали оковы, и от этого облегчения слезы счастья подкатили к глазам. Я не сдерживала их. И слышала, как плачет рядом король. А потом мы оба засмеялись, не сговариваясь. Переглянулись, растерянно, но заржали еще пуще. Хохотали до боли в животах. Я впервые видела, как хохочет король. И от радости даже заплакала. Так это было необычно, так здорово видеть его настоящим, живым! Потом снова засмеялась, уже сквозь слезы счастья. Так мы боялись, так ненавидели, позволяя горечи контролировать наши сердца, что теперь, освободившись, от облегчения испытывали эйфорию. И нам было очень смешно, что все эти обиды и страдания вырвались из тела просто через животный вопль.
Глава 43
Мы не знали, сколько времени еще пробыли у реки, но день клонился к закату. Король поднялся, отряхивая штаны, и помог подняться мне.
– Как твои ранки?
– Зуд прошел, – показала я ему запястья.
Кожа начала бледнеть, спадали воспаление и отек.
– Это хорошо. – Король отвернулся от меня. – Завтра сможем полететь.
Мне стало жутко от того, как быстро из живого человека он снова превратился в ходячую статую. Поежившись, я шагнула ближе к берегу, чтобы посмотреть на свое отражение в воде, но густая осока оказалась обманчива: вместо того, чтобы коснуться твердой почвы, моя нога провалилась в пустоту, а я, взмахнув руками, ничком полетела в воду.
На мое счастье, река в этом месте была достаточно глубокая. Вода сомкнулась над моей макушкой, но я тут же выплыла, оттолкнувшись ногами от песчаного дна, и встала, найдя возвышение. С меня лилась каскадами вода, волосы прилипли к лицу, я, отплевываясь, убрала их с лица. И тут услышала хохот Генриха.
Король стоял на берегу и ржал, снова оживившись. Я разозлилась на него, и в этот момент вода из речки волной хлынула на Генриха. Окатив короля с головы до ног, волна вздыбилась и осталась стоять над поверхностью воды.
Я почувствовала странное покалывание в ладонях, посмотрела на них и несколько раз ошарашенно сморгнула: на моих кистях ртутными шариками перекатывались капельки воды. Я испуганно смахнула их, и застывшая волна плюхнулась обратно в речку.
– Эллен…
Я повернула голову к королю. Генрих стоял мокрый, но очень серьезный.
– Прости, я…
– Попытайся выбраться на берег, – прервал он меня. – Только без резких движений.
Я сделала шаг, но тут вода отхлынула от меня, обнажая полностью дно. Водоросли сразу поникли, прижавшись к песку.
– Что происходит? – испуганно спросила я.
– Эллен, сзади! – вдруг крикнул король.
Я обернулась. На меня надвигалась высокая масса воды, в которой мелькали перепуганные рыбы. Я рефлексивно выставила ладонь вперед в попытке защититься. И вода остановила свое стремительное приближение, нависнув надо мной.
– Что это такое, Генрих? – взвыла я.
Мне было страшно, потому что я не была уверена, что в следующий момент вся эта масса не обрушится на мою голову.
– Эллен, послушай меня внимательно. Осторожно, маленькими шагами, двигайся назад, руку не опускай, взгляд от воды не отрывай.
– Генрих… мне страшно…
Меня трясло.
– Я рядом. – Его голос действительно приближался, и вскоре теплая ладонь короля легла на мое мокрое плечо. – Я здесь, с тобой.
Его борода коснулась моего уха.
– Мне придется обнять тебя за талию, не опускай руку, держи взгляд на воде.
Медленно скользя ладонью по мокрому платью, король обвил меня рукой за талию и прижал к себе.
– Хорошо. Теперь я веду тебя. Ты держишь воду. Старайся дышать глубоко, вдох животом и медленный выдох. Не задерживай дыхание, иначе магия причинит тебе вред, она не должна застаиваться. Главное, дыши, Эллен, и делай шаг назад.
Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем король довел меня до пологого спуска в реку и мы смогли выйти на берег.
– Теперь медленно опускай руку, – по-прежнему крепко прижимая меня к себе, шепнул мне на ухо король. И сам повел мою руку плавно вниз. Стоявшая над нами масса воды послушно легла в русло реки. – Хорошо. Теперь вдох-выдох, закрой глаза.
Я закрыла глаза и расплакалась. Потом развернулась к Генриху и прижалась к его груди. Он гладил меня по плечам и спине.
– Все хорошо. Все хорошо. Это магия просыпается в тебе, Эллен. Теперь понимаешь, почему я должен быть рядом? Это не из желания контролировать тебя, а чтобы помочь тебе контролировать магию.
Я кивнула, теснее прижимаясь к нему. Если бы не Генрих и его спокойный голос, я бы запаниковала и погибла в этой речке… Сколько же раз в жизни мне придется сказать ему спасибо? Этот человек раздражал меня страшно, но всегда делал так, как лучше для меня.
– Нам надо вернуться в дом, переодеться во что-нибудь сухое. – Король осторожно отпустил меня, но тут же взял крепко за руку. – Пойдем.
Из одежды у травницы были только платья. Испуг от столкновения с рекой прошел, и я хохотала до колик, когда Генрих вышел ко мне в женском платье с широким воротом.
Король неуклюже поправил завязки на вороте и подтянул юбки, пока я смеялась и вытирала слезы.
– Смейся, смейся, – проворчал он, развешивая нашу одежду. – Но если мое терпение закончится, я предпочту щеголять в чем мать родила. И тогда посмотрю, как ты посмеешься.
Я предпочла его не доводить, но еле сдерживала хохот при виде бородатого и мужественного короля в женском платье.
А когда Генрих со вздохом сел в старенькое кресло травницы, стало не до смеха. Я понимала, что король беспокоится о том, что мы никак не можем вернуться в крепость, на передовую. Ведь тут, в лесной глуши, мы не знали, что происходит в остальной Франкии.
– Завтра вылетим? Рано утром? – осторожно предположила я.
– Одежда мокрая, – посетовал Генрих. – И если моя высохнет быстро, то твоя нет. Простудишься.
– Полечу в этом. – Я показала на старое платье травницы, которое надела, чтобы согреться.
– И тебя совершенно не беспокоит, что ты перед подданными покажешься в таком виде? – спросил король.
– У нас война, а не период весенних балов. Подданные как-нибудь переживут.
Генрих одобрительно кивнул.
– Хорошо, тогда давай спать.
Король откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
– Генрих, здесь хватит места для двоих, – сказала я, присаживаясь на постель травницы. – Тебе надо отдохнуть, ложись.
В полутьме домика, при свете огня было сложно разгадать выражение лица Генриха. Но король, выдержав паузу, все-таки поднялся из кресла и подошел ко мне. На мгновение показалось, что он сейчас ко мне наклонится.
– Ложись к стенке, – предложила я, сразу растерявшись, и отвела взгляд.
Он лег, и я тоже, но между нами чувствовалось напряжение, какого не было на берегу реки, когда мы валялись в траве бок о бок. Я прикрыла глаза. Это все мои тараканы в голове, как сказала бы Катюха. Просто мои тараканы. Я ему совершенно по барабану. Он ведь даже выдержал мои домогательства. Я немного расслабилась от этой мысли и повернулась набок, спиной к королю. Глядя на затухающий огонь, я подумала, что однажды, лежа в Мишиных объятьях, вспомню про этот день.
И стало вдруг горько. Это был хороший день, несмотря на язвы и проснувшуюся магию. Потому что рядом был Генрих, и с ним я чувствовала себя в безопасности. Может, я даже буду вспоминать о нем с ностальгией.
Я начала засыпать, но вдруг словно начала падать снова в речку, вздрогнула, вскинувшись всем телом, и проснулась.
– Эллен, все в порядке? – отозвался от стенки Генрих.
– Угу. – Я снова закрыла глаза, но меня опять выдернуло из сна.