Я поднялась и вытерла слезы. Что ж, меня это устраивает. Больше заблуждаться по поводу симпатии короля я не буду. Выполню свою часть обязанностей, помогу ему прийти к победе, получу свободу и вернусь в свой мир. А он пусть остается тут. И может, та девушка, в которую он влюблен, полюбит его как победителя. А что, вполне вероятно.
Каждый из нас будет счастлив, мы забудем друг о друге. Да и в самом деле, что общего может быть у ветра и воды? Ничего!
Так что я принялась снова служить королю и Франкии. В этот раз не послом на переговорах, а лечением раненых каждый день. Скоро одни стали поправляться, но все чаще стали поступать новые. Вот тогда я почувствовала привкус войны на губах: я видела ее последствия на искореженных и обожженных телах.
Близость опасности и смерти становилась очевиднее с каждым днем. По новостям, которые я получала от командира крепости, благодаря новым подкреплениям и артефактам Генриху удалось вытеснить неприятеля из ущелья и начать возведение разрушенной крепости. Но лазутчики халифата Омейя просачивались сквозь непроходимые горы и нападали там, где их меньше всего ждали.
Маэстро Фермин ускорил строительство своих машин. Король сообщил ему, что планирует приехать и поднять их в воздух через три дня. Он хотел, чтобы летчики посмотрели, не видно ли тайных троп сверху, чтобы суметь перекрыть их и не дать Рахману завладеть горами и разбудить огненного дракона. Сам король тоже собирался вылететь на разведку: чтобы контролировать машины и поискать тропы.
Я была все еще обижена на Генриха и, хоть и ждала его возвращения с нетерпением, как и все остальные, когда мне сообщили, что король прибыл, нарочно оттягивала встречу. Пусть поймет, что его желают видеть все, кроме меня.
Моя мелкая месть не удалась. Когда я появилась на ужин, за столом шли горячие споры, и мужчины не замечали королевы, пока я не приблизилась к столу вплотную. Они торопливо поднялись и поклонились мне.
– Как вы себя чувствуете, ваше величество? – поинтересовался бесцветным тоном король.
– Прекрасно, – с вызовом ответила я ему.
Но король просто отвел от меня равнодушный взгляд и вернулся к дискуссии. Его уговаривали не лететь в разведку. Он аргументировал необходимость своего присутствия тем, что так ему будет проще управлять воздушными потоками и удерживать машины в воздухе. Значит, тогда, когда Генрих перенес меня за горы и показал владения халифата, он явно рисковал нашими жизнями. Мы могли погибнуть.
Весь вечер я наблюдала за ним, ожидая хоть мимолетного взгляда, но ничего не дождалась. Наша дружба привиделась мне, я сама наполнила себя иллюзиями.
«Вы мне не нужны», – вспомнила я слова короля перед свадьбой.
Да, все верно. И меня это не должно расстраивать. Но я открывала душу этому человеку. И мне хотелось хоть с кем-то в этом мире иметь крепкую дружбу. Но, видно, не стоит привязываться. Генрих прав.
И все равно обида горчила во рту.
Я отодвинула тарелку, пожелала всем спокойной ночи и вышла.
Мужчины вежливо поклонились и снова вернулись к беседе.
Я никому не нужна в этом мире.
Вернувшись в спальню, я стала вспоминать другой мир. Катюху, Мишу, свою школу и возможности, которые у меня были. Мне было необходимо перенаправить свое внимание туда, где меня любили и, я надеялась, ждали.
Я уже начала засыпать, когда дверь в спальню открылась, и вошел король Генрих. Увидев меня на постели, он ледяным тоном спросил:
– Что вы здесь делаете?
Я даже не сразу смогла ему ответить.
– Что я здесь делаю?! Вы серьезно?! Это моя спальня!
Я собиралась добавить еще несколько комментариев о мыслительной способности короля, но услышала что-то вроде смешка.
– Вот как! – задумчиво произнес он. – Нам отвели одну и ту же спальню. Логично. Мы же муж и жена.
Я промолчала.
– Что ж… посплю у вас в будуаре. Не одолжите мне подушку и покрывало?
– На полу? – спросила я недоверчиво. – Здесь очень холодно.
– Предлагаете разделить с вами ложе? – парировал король.
– Нет, но можно попросить другую спальню.
– И обнародовать тот факт, что я избегаю своей жены?
– В Эмеральде вас это не заботило.
– Здесь другие люди, они верят, что мы живем в согласии. Я не хочу их разочаровывать.
– Если бы вы не хотели этого, вы были бы любезнее со мной сегодня за ужином, – выпалила я.
И прикусила язык. Вот дура!
– К чему любезности? Мы прекрасно знаем, чего хотим, к чему стремимся. Будем откровенны друг с другом: мы стремимся к общей цели по разным причинам. Мы чужие друг другу. Вы даже ненавидите меня, боитесь, облачаете то в наряд изменника, то в наряд бабника. Я терпеть не могу вас за вашу строптивость, наигранность, за то, что вы никак не хотите принять меня таким, какой я есть. Вы влезаете в мою душу, как змея, жалите в самые уязвимые места, делаете больно, не замечая этого.
– Я наигранная? В чем? – Слезы потекли у меня из глаз. – Я с вами была откровенна, я вам доверяла, а вы… Вы своей ледяной душой способны выхолодить кого угодно.
– Вы знаете, какую цель преследуете, но постоянно пытаетесь убедить меня в том, что вам небезразлична Франкия и моя судьба. Это фальшь. Мы вам глубоко безразличны.
Его тон был полон презрения. Я вскочила и ударила его подушкой.
– Забирайте! Выметайтесь! Бессердечное, жестокое создание! Вам никогда не понять меня! Убирайтесь! И желаю вам простудиться!
Я бросила к его ногам покрывало, легла в постель и повернулась к нему спиной.
Было слышно, как он, постояв некоторое время неподвижно, собрал брошенные вещи и вышел из спальни. И тогда я глухо разрыдалась в подушку. Неужели он прав и я настолько бессердечна? Неужели все это время, сражаясь за победу, я со стороны выглядела лицемеркой?
Утром я осторожно, на цыпочках прокралась к будуару и заглянула внутрь: комната была пуста, покрывало и подушка аккуратно свернуты на кресле. Если король и спал здесь, то встал рано. Машинально взяв подушку в руки, я вдохнула ее запах и почувствовала древесные нотки: запах короля. Значит, он все же спал здесь.
Странно, но мне вспомнилось, как я лежала на Генрихе голая, вдыхала его запах, плакала и молилась, чтобы он поправился. И на следующее утро не только наши тела, но и души на мгновение коснулись друг друга. Так мне показалось. А в итоге он считает меня змеей.
Я швырнула подушку на кровать, вызвала служанок, оделась и вышла из крепости к шатрам с больными. Мне не хотелось есть, только мучила сильная жажда, и я время от времени пила из ковшика, из которого поила больных.
В полдень начались испытания летательных машин. Я вышла посмотреть, как король будет поднимать их в воздух и сажать на землю при помощи магии ветра.
Маэстро Фермин подошел ко мне и стал объяснять технические детали, но я просто смотрела на машины и думала: «Неужели королю под силу поднять их, направить по разным траекториям и контролировать полет?»
– Не верится, что эти деревянные птицы полетят, – стараясь звучать восхищенно, заметила я.
Но мне хотелось верить, что стоящий рядом король расслышит в этой фразе мое сомнение в его способностях. Желание жалить стало сильнее. Я словно пыталась ударить его наотмашь: на! получай!
– Благодаря вашей взаимной любви магия его величества теперь так мощна, что он сможет поднять эти машины в воздух с земли, – с энтузиазмом заявил маэстро Фермин.
Мы с королем обменялись мрачными взглядами.
Взаимная любовь! Ха! Скорее, взаимное желание прибить друг друга…
Я не понимала его. Смотрела со стороны и спрашивала: почему он такой странный? Вчера он говорил, чтобы обидеть меня, но ведь он же сам очень часто шел ко мне навстречу. И успокаивал, утешал. Что с ним такое происходит? Почему вдруг такая перемена? И вчера мы снова говорили на вы, словно и не было сближения между нами. Король играет со мной в какую-то игру, смысл которой мне неясен. Но я буду не я, если не заставлю его объясниться.
Я некоторое время наблюдала за тем, как Генрих поднимает машины в воздух одну за другой, как заставляет их зависать над нашими головами или летать вокруг крепости. А потом ушла. Я практически целый день не ела из-за того, что постоянно прокручивала в голове вчерашний разговор с королем. Но очень много пила воды. Такой жажды я давно не испытывала. На ужин я не пришла, я ждала короля, не раздеваясь, в спальне, открыв нараспашку двери на небольшой каменный балкон, потому что было душно из-за приближающейся грозы.
В какой-то момент я подумала, что королю дали отдельную спальню и он не придет, но вскоре раздались шаги, дверь открылась, и Генрих вошел в комнату. Я поднялась, и в этот момент раздался первый раскат еще далекого грома.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, фоном нашему молчанию служил тихий шепот начинающегося дождя.
– Вас не было на ужине, – сказал Генрих.
– Я думала, вы и не заметите, – сказала я.
В этот момент предательски подкатили к глазам слезы, и пришлось быстрым шагом выйти на балкон и подставить лицо дождю. Пусть думает, что это капли небесной влаги. Я положила ладонь на холодный камень ограждения. Мне хотелось, чтобы мое сердце тоже окаменело.
– Все в порядке? – вдруг спросил он за моей спиной.
– Ваши раненые идут на поправку, ваше величество. Я счастлива служить Франкии и вам, – вяло отсалютовала я, зная, что иронии жеста он не поймет.
– Я вчера вел себя отвратительно, – вдруг сказал король.
Молния пересекла горизонт перед нами, довольно заворчал гром.
– Ты даже не представляешь как, – процедила я, не оборачиваясь.
– Эллен, я понимаю, как это может выглядеть со стороны, но я не знаю, как еще себя вести… с тобой.
Я повернулась и смерила его презрительным взглядом.
– Вы же вчера довольно ясно мне объяснили, что я для вас лицемерная змея. А вы для меня каменный олух! Вот и живите теперь с этим.
Дождь потоками стекал по нашим лицам, но, кажется, мы были так рассержены, что не замечали его. Я, по крайней мере, даже не чувствовала, что платье прилипло к телу. Я была так зла, что мне казалось, будто сейчас я всю воду превращу в пар.