— Può venire alla casa. La casa a Roma, — просили они его.
— Они просят вас приехать в Рим к ним в гости, — перевели люди, стоявшие в очереди.
— Я знаю, — ответил Лэдди, и его глаза засветились. — И, более того, я приеду. Много лет назад одна цыганка предсказала мне, что я поеду за границу, и это будет морское путешествие. — Он всем пожал руки, итальянцы расцеловали его, и он пошел к автобусу. Он не мог дождаться, когда расскажет своим хорошие новости.
Гус и Мэгги говорили всю ночь.
— Может, он забудет об этом через несколько дней, — сказал Гус.
— Почему бы им было просто не отблагодарить его, и все? — хотела знать Мэгги.
— Просто они знали, что эти люди, переполняемые эмоциями, пригласили его в Рим, ведь он начнет собираться, а потом его сердце будет разбито.
— Мне нужно сделать паспорт, вы знаете, — сказал Лэдди на следующий день.
— А ты не хочешь для начала выучить итальянский язык? — поинтересовалась Мэгги.
В бильярдном клубе Лэдди расспросил всех, где есть курсы итальянского языка.
Водитель грузовика, Джимми Салливан, рассказал, что у них недавно поселилась Синьора, которая организовывает курсы итальянского в школе Маунтинвью.
На следующий же день Лэдди пришел в школу и записался.
— Я не очень хорошо учился в школе, как вы думаете, у меня получится? — спросил он у женщины по имени Синьора, которая принимала у него деньги.
— О, с этим не будет проблем. Если вам нравится сама идея, то вы моментально заговорите на языке, — подбодрила она его.
— Я буду ходить на курсы два раза в неделю, по вторникам и четвергам вечером, — объявил Лэдди.
— Ради бога, Лэдди, ходи в любое время, — ответили Гус и Мэгги.
— Ты была права, я не должен ехать туда, не зная ни слова, как дурак, но Синьора сказала, что я быстро заговорю.
Мэгги закрыла глаза. И черт ее дернул открыть рот и сказать про эти курсы.
Он очень нервничал в первый вечер занятий, и поэтому Мэгги поехала с ним.
Они увидели толпящийся на школьном дворе народ. Класс был украшен фотографиями и постерами. Женщина выдала им большие карточки, на которых были написаны их имена, переведенные на итальянский.
— Лэдди, — сказала она, — тебе трудно придумать имя. Тебя зовут как-нибудь по-другому?
— Нет, больше никак, — ответил он извиняющимся тоном.
— Ну и отлично! Тогда придумаем тебе итальянское имя. Лоренцо! Что скажешь? Лоренцо, — повторяла она снова и снова. — Я думаю, это хорошее имя.
— Она очень милая, — сказала Мэгги Гусу. — Думаю, она сделает все, чтобы Лэдди не почувствовал себя дураком. Но я думаю, урока три, не больше, и он бросит эту затею.
Но она ошиблась, Лэдди увлекся занятиями. Он учил фразы, которые им задавали каждую неделю на дом, с таким рвением, как будто от этого зависела его жизнь. Когда в отель приехали итальянцы, он тепло поприветствовал их, добавив при этом с чувством гордости: «Mi chiamo Lorenzo». Шли недели, и часто дождливыми вечерами Гус и Мэгги видели Лэдди выходившим из сверкающей «БМВ».
— Тебе следует пригласить твою подругу, — несколько раз напоминала ему Мэгги. Она видела только профиль красивой женщины, сидевшей в машине.
— Ах нет, Констанция не пойдет, ей долго добираться до дома, — сказал он.
Констанция! Как удалось этой странноватой учительнице загипнотизировать весь класс и вовлечь в свою игру. Лэдди переживал, что иногда не попадает на свои соревнования по бильярду, но он не мог пропускать уроки. Сегодня в паре с Франческой они должны были рассказывать диалог, и она бы никогда не простила его, если бы он ее подвел. Жаль, если он пропустит соревнования в этот раз, но будет другой. Если бы Франческа так поступила с ним, он бы разозлился не на шутку.
Гус и Мэгги посматривали друг на друга с изумлением. Они решили, что это хорошо для него. Пусть отвлекается и не вникает в их проблемы. В конце концов, жизнь одна. По крайней мере Лэдди был счастлив.
Иногда Лэдди трудно было выучить все заданные слова. В школе он не привык к такой нагрузке, да там и не требовали. Но здесь ждали, что он подготовится. Поэтому иногда он сидел на школьном дворе, заткнув уши, и учил слова, пытаясь запомнить ударения.
Мистер О’Брайен, директор школы, подошел и, присев рядом с ним, спросил:
— Как дела?
— Bene, benissimo, — так их учила Синьора отвечать на вопросы.
— Как занятия? Как вас зовут?
— Mi chiamo Lorenzo.
— Ах, да-да. Но, Лоренцо, ведь это стоит денег.
— Я не знаю точно сколько стоит, синьор. За меня заплатила жена моего племянника.
Да, казалось, Эйдан Дьюн сделал невозможное. Он собрал здесь совершенно разных людей. Жена Хари Кейна и гангстеры, как тот парень, с нахмуренными бровями.
— А ты женат, Лоренцо?
— Нет, синьор, я в этом как-то не преуспел. Моя сестра говорила, что мне нужно концентрироваться на бильярде. А вы женаты? Должно быть, у вас уже есть взрослые дети, — сказал Лэдди.
— Нет, я не женат.
— О, наверное, у вас не получилось из-за работы. А мистер Дьюн, он тоже не женат?
— Нет, у него семья. Но я думаю, у них роман с Синьорой!
Лэдди оглянулся, чтобы посмотреть, не услышал ли кто-нибудь эти слова. Как он осмелился так громко сказать об этом?
— Но точно я не уверен, — добавил Тони.
— Мы все так думаем.
— Ну как знать.
— Для них обоих это было бы здорово, правда? — Лэдди любил, когда у людей все было хорошо.
— Да, было бы очень интересно, — согласился Тони О’Брайен.
Если бы это оказалось правдой, то у Эйдана Дьюна было бы меньше поводов критиковать его отношения с Граньей, узнай он о них. К тому же Тони был свободным мужчиной, в отличие от Эйдана.
Пока он не упоминал этого при Гранье. Их отношения постепенно налаживались, они встречались, много разговаривали.
— Ты останешься на ночь? — спросил он.
— Да, но я не хочу заниматься любовью. — Она говорила серьезно, совершенно не пытаясь заигрывать с ним.
— И мы будем спать в одной постели или я должен лечь на диване?
Она выглядела совсем юной и смущенной. Ему так хотелось обнять ее, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо. Но он не осмеливался.
— Я лягу на диване, это твой дом.
— Не знаю, что сказать тебе, Гранья. Если я попрошу тебя спать со мной, получится, что мне нужно от тебя только одно, и ты опять будешь считать меня конченой свиньей.
— Пожалуйста, позволь мне лечь на диване, — попросила она.
Он нежно обнял ее и поцеловал в лоб. Утром он сварил для нее ее любимый кофе, и она выглядела уставшей, с темными кругами под глазами.
— Я не могла спать, — сказала она. — Взяла какую-то из твоих книг и читала. Оказалось интересно, я никогда не слышала о таком.
Увидев коллекцию джазовых пластинок, она была изумлена. Она была настоящим ребенком.
— Я бы с удовольствием вернулась к ужину, — произнесла она, когда уходила.
— Только скажи во сколько, и я все для тебя приготовлю, — сказал он.
— Сегодня? Не слишком ли скоро?
— Нет, сегодня, это было бы великолепно, — сказал он. — Только попозже, потому что мне нужно заглянуть на урок итальянского. Но долго я там не задержусь.
— Идет, — сказала она, но в глазах у нее мелькнуло беспокойство.
Сейчас Тони спешил домой, чтобы все приготовить. Куриные грудки уже мариновались в уксусе с медом, стол был разложен. Чистое постельное белье, и диван аккуратно накрыт пледом.
— Dov’è il dolore[15]? — сказал он на прощанье Лоренцо.
— Il gomito[16]! — крикнул Лэдди.
Эта женщина была хорошим педагогом. Все ее ученики в самом деле подумывали об экскурсии в Рим.
У Тони, который боролся с Департаментом образования и различными школьными комитетами, которому приходилось общаться со священниками и монашками, с требовательными родителями, сражаться с наркодилерами и вандалами и выяснять отношения с незадачливыми учениками и прогульщиками, просто не было слов. У него по телу пробегала легкая дрожь при мысли о поездке. Он уже собирался попрощаться с Эйданом Дьюном, когда увидел его и Синьору, весело переставлявших коробки, которые служили то кроватями в больнице, то сиденьями в поезде. И между ними чувствовалась такая интимность, хотя они и не касались друг друга. Господь Всевышний, это действительно была правда!
Он схватил пальто и снова вернулся к своим мыслям: какое вино поставить на стол, как уговорить дочку Эйдана Дьюна лечь с ним в постель.
Дела в отеле шли так плохо, что Гусу и Мэгги было не до учебы Лэдди, а его голова была забита иностранными словами.
— Вы ничего не понимаете, завтра Синьора будет спрашивать названия частей тела, а я могу забыть их. Пожалуйста, проверьте меня, пожалуйста.
Двое гостей сегодня покинули отель, сказав, что комнаты не соответствуют стандартам, а один заявил, что напишет жалобу. Проблем хватало, а тут еще Лэдди со своими итальянскими словами.
— Я бы ни в чем не сомневался, если бы был уверен, что буду в паре с Констанцией, но ведь мне может попасться Франческа или Глория. А возможно, Элизабет.
— Откуда мы начинаем? — спросила Мэгги.
Но им тут же пришлось прерваться. Мясник из соседнего магазина пришел узнать, когда будут оплачены счета.
— Я пойду разберусь, Гус, — сказала Мэгги.
Гус взял у нее лист бумаги.
— Так, Лэдди, я буду доктором или пациентом?
— Давай я буду за того и за того, Гус. Например, я спрашиваю, где болит? Элизабет будет пациентом, а я доктором.
Гус и не подозревал, откуда у него столько терпения. Снова и снова Лэдди повторял одно и то же. Называл какие-то нелепые имена, смотрел то на свое колено, то на локоть, то будто слушал Гуса стетоскопом.
И вот впервые за все время он пригласил Констанцию войти. Самая элегантная женщина, которую они когда-либо видели, оказалась разозленной до предела. Она рассказала, что была женой Хари Кейна, чье имя печатали в газетах, что Сиобан Кейс была его любовницей.