– Хозяюшка, как я по тебе соскучился! – и исчезла.
Я конечно же была озадачена таким поворотом событий и пошла на поиски моего рыжего горе-советника и просто прекрасного пушистого обормота, которого я гордо могла именовать своим главным другом. Да да, именно за Даниилом Тобосским.
Даня, не смотря на загруженность работой, ведь эта действующая правая рука Греся Виспаниеля, сейчас полностью его заменяла и выполняла государственно важные функции, просматривая важные законопроекты и подписывания наиболее грамотные из них. Даня, не смотря на такую полную загруженность, как оказалось находил время, чтобы уделять его нашей большой зеленой гостье, то бишь госпоже Клементине. Я застала этих двух под большим раскидистым дубом в конце главной аллейки, при чем Даня удобно устроился на плече госпожи – дракоши, постаравшись обвить ее шею своим пушистым хвостиком, ну насколько это было возможно, ведь шея была очень толстая. Этот плут кошачьей масти что-то шептал в ухо нашей желтоглазой госпоже.
– Ага, – подумала я, – опять Даниил практикуется в искусстве обольщения этой огромной верзилы.
Но в целом даже позавидовала этой парочке, такими счастливыми они выглядели, поэтому я еще немного поколебалась, но все же решила на рушить любовную идиллию.
– Даня, ты мне срочно нужен, – сказала я подойдя к влюбленным, и резко повернувшись на своих двух, чтобы скрыть свою улыбку, которую вызвали покрасневшие щечки Клементины, бросила через плечо уходя:
– Жду тебя через 15 минут в нашей библиотеке.
И добавила:
– Поторопись пожалуйста!
– Даня, у меня к тебе очень важное дело, – сказала я и серьезно посмотрела на пушистую правую руку моего королевича, то бишь этого огромного рыжего кота.
– В чем дело, Эль? – спросил Даня и начал располагать свои огромные даже для кота королевского советника телеса на бархатной фиолетовой подушке.
Немного помолчав я обрисовала Дане ситуацию с Гаврошем и сказазала, что должно быть белый дракоша-единорожка ищет нашей помощи и почему то называет меня хозяйкой. Тут же мне на глаза навернулись слезы.
– Гаврош жив? – удивился Даня. Тогда это меняет всю ситуацию. Мы должны его спасти, должны. И если этот белый дракон еще и единорожка, еще и считает тебя своей хозяйкой, то мы обязательно должны спасти этого несчастного принца драконячей крови.
– Но что значит дракон-единорожка? Ведь разве бывают такие магические сущности?
– Белые драконы-единорожки рождаются раз на сотни тысяч лет. Они являются олицетворением белой магии и являются уникальным магическим аккумулятором для всех существ с белой энергетикой.
Гаврош уникален и только благодаря ему мы, возможно, и сможем выиграть сражением с смрадными дэвами, ведь он будет подпитывать биополя всех энергетически белых существ в радиусе трех миль. Гаврош неиссякаемый источник белой энергии, из которого можно безразмерно ее черпать всем нашим эльфам, при чем при этом принц-единорожка не испытывает никакого дискомофорта. Наоборот, чем больше белых существ черпают из него светлой энергии, тем больше и быстрее запускается процесс ее образования ради восполнения ресурса, – сказал Данька, и стал нервно подергивать пушистым хвостом.
– Но хотя источник и не иссякаем, но быть таким аккумулятором, Гаврош может только на землях цветочных эльфов. Ведь именно здесь все способствует его жизнедеятельности: прекрасная природа, неувядающие цветущие сады и парки, светлые чистые мысли, чувства и деяния цветочных эльфов.
– Но ведь сейчас Гаврош у черных дэвов?
– Да, Эль и все не спроста! В темном мире дэвов, полном их темной магической энергии, мегикеры, сущность Гавроша не сможет прожить и нескольких месяцев, а если Гаврошу будет нанесена существенная физическая рана или увечье и через нее в организм единорожка вольют мегикеру… – Даня тяжело вздохнул и остановился, старательно подбирая слова, а после продолжил.
– Он станет…Да, возможно он станет их мегикероаккумулятором…По крайней мере по доносениям наших разведчиков дэвы так считают…
Но мы то с тобой знаем, догадываемся…Этому не бывать…Скорее всего единорожка лучше погибнет, чем станет биобатарейкой для смрадных дэвов, – подытожил Данька и устало вздохнул.
– Что наш принц-единорожка еще сказал?
– Сказал, что через неделю его убьют! – сказала тихонько я и стала устало вытирать побежавшие слезинки по правой щеке.
Глава 21
Овладев стихией огня в полной мере, я теперь могла совершать некоторые магические действия с предметами, изготовление которых было связано с огнем. И помогло мне узнать об этом всего лишь непредвиденное стечение обстоятельств.
Был вечер, я как обычно, сидя у зеркала, расплетала свою сложно уложенную прическу и медленно расчесывала свои длинные кудри, которые длиной можно было сравнить с плащом средневекового рыцаря.
Я снова стала думать о Гресе, печаль накрыла меня с головой. Я не видела мое солнце уже три месяца, а сплетни, которые распространяла эта выдра Валери и ее приспешницы, только подогревали мой очаг боли. Я стала лихорадочно размышлять:
– Что делать? Что?
В груди зажегся огонек и стал пылать, сигнализируя про огромный градус моей душевной боли. Слезы текли одна за одной, а я ничего не видящими глазами уставилась в это огромное зеркало и пыталась вспомнить все прекрасные моменты, что были в моей жизни. И все это прекрасное – распрекрасное было связано с моим Гресенькой.
Вот мы с Гресем на яхте, на морской прогулке, в вояже по морю Влюбленных. Ветер развевает его волосы, он улыбается множеству дам, которые находятся в его окружении и требуют его внимания. О чудо! Он первый раз в жизни посмотрел на меня не как на диковинную букашку, а как ласковый озорник ветерок, который считает меня забавной. Посмотрел и улыбнулся и что-то дрогнуло у меня в груди, растопив ту огромную холодную льдину, которая образовалась там, после наших многочисленных словесных баталий – перепалок.
Вот Гресь хмурится и о чем то серьезном размышляет, рассматривая документы государственной важности, которые находятся на его столе. А в это время я, эльфиня королевских кровей, спрятавшись за синими бархатными портьерами, стараюсь не пропустить ни одной мимической морщинки на его лице, на лице моего Гресеньки. И как же хочется выпрыгнуть из этих портьер и сесть у него на коленках и целовать, целовать, целовать до изнеможения мое чудо, мою любовь.
– Гресенька, Гресенька, Гресенька, – шептала я, а каскад из горячих слез все лился и лился из моих очей. Внезапно мои горящие от горячих слез глаза, взор которых был устремлен в зеркало, увидели как это огромное зеркало полыхнуло огнем. Огонь сначала загорелся по пери метру зеркала, а через несколько секунд огнем полыхнуло все зеркальное поле. А я опешив от произошедшего уже думала: куда бежать по воду, чтобы потушить это недоразумение. Я на долю секунды задержалась, когда поняла, что это не обычный бытовой пожар, произошедший от моей невнимательности и свечи тут не при чем. Я уразумела, что это что-то новенькое и только начала раздумывать, как это огненное зеркало можно магически погасить, как зеркало сильно сильно полыхнув, стало показывать как в сумеречном фильме, какие то очертания фигур.
Я более внимательно уставилась в него и эти неясные тени, стали набираться четкости, резкости, краски. И я как в телевизоре, у себя дома, в телевизоре, которого тут отродясь не было и скорее всего не будет. Как в прекрасном, цветном телевизоре я увидела то, что не могло не обрадовать меня и не высушить мои слезы.
В зеркале отражалась огромная комната, богатое убранство которой говорило о том, что ее хозяин не простой эльф. Мебель красного дерева, витой балдахин над огромной кроватью, красивые мягкие кресла, поражающие дороговизной своей обивочной ткани и за раритет ным, громоздким дубовым столом восседает…
– О боги! Это же Гресь, Гресь…Гресенька, – тихонечко проговорила я и слезы высохли, потому что я стала очень внимательно рассматривать свое чудо.
– Как он изменился, – печально подумал я. – От того красивого юноши не осталось и следа. Теперь это был взрослый, умудренный опытом мужчина и это подтверждала и острая морщинка прочертившая его лоб и огромные мышцы под рубахой из тонкого батиста, и сурово сомкнутые губы, и более коротко подстриженные волосы, которые теперь достигали не плечей, а только мочек ушей.
Гресь что-то сосредоточенно писал и писал, приостанавливался, перечитывал написанное и что-то снова писал. В огромном камине пылали дрова, Гресю должно быть стало жарко и он снял рубаху и огненные блики от очага, стали освещать его немного влажную кожу груди. Он налил в бокал на четверть бренди и сел в одно из кресел, королевич стал мерно попивая напиток, что – то думать. Глаза его словно заволокла какая то пелена, и он словно отключился от происходящего.
А я, я любовалась своим Гресем, и так хотелось стать этим бликом от очага, чтобы провести хоть пару секунд на его божественной бархатистой коже, а потом, потом целовать, целовать мое чудо. От эйфории у меня даже немного закружилась голова. Было так приятно смотреть и смотреть на Греся и впитывать в себя каждую его морщинку, каждую его черточку, каждый взмах его ресниц, каждое его дыхание.
Но внезапно меня словно ударили под дых. Гресь подошел к большому серванту и достал оттуда фотографию и стал долго на нее смотреть и что-то грустно думать. Я словно онемела, так как издалека было видно, что это фотография молодой девушки, вот только ее лицо я рассмотреть не смогла и так и не поняла кто это.
– Мерзавец, подонок! – подумала я. – Я уже все слезы выплакала, а ты грезишь мечтами о другой?! Подонок! Ну я тебе сделаю! Только вернись сюда чудовище сероглазое, я вам обоим устрою, – еще раз подумала я и огромный водопад слез стал изливать свою соленую влагу на мое личико и тут же зеркало еще раз полыхнуло огнем и погасло. И только отражение, горящей на моем столике свечи в зеркале, напротив меня, да моих огромных измученных глаз, говорило о том, что мне это не приснилось, а цветное видение в зеркале было на самом деле.