После этого происшествия, после всех домашних дел, я бегом к шести часам вечера бежала к своему волшебному зеркалу. Ведь именно в это время в свою комнату для отдыха приходил королевич Гресь, за которым с шести до девяти вечера я могла спокойно наблюдать в свое удовольствие. До девяти, потому что в девятом часу наш королевич купался и как бы мне не хотелось увидеть всю его мужскую красоту, но зеркало, оказывается, было довольно целомудренное и берегло мою девичью честь. Именно поэтому, как только в девятом часу слуги приносили большую медную кованную ванну на ножках и наполняли ее водой, и как только руки Греся оказывались на поясе его брюк, которые он пытался снять, тут же зеркало начинало мигать и мое изображение исчезало. Что я только не делала, какие магические заклинания не использовала, как не увещевала, как не просила, даже разговаривала с зеркалом как с живым существом, пытаясь донести до него, что мне обязательно необходимо увидеть любимого мужчину нагишом, что только не обещала этой волшебной проказнице, все было напрасно. Но и то, что зеркало мне разрешало увидеть каждый вечер, все равно было огромным подарком для подпитывания моей прекрасной, но такой несчастной любви.
Зеркало тогда, когда Гресь задерживался с приходом в свою опочивальню, начинало показывать фрагменты того, что происходило с королевичем за день. Я с удовольствием внимательно все просматривала, вот только звука было маловато, был слышен лишь неразборчивый шепот, так что мне приходилось только догадываться, что кроется за тем или иным сюжетом. Я так соскучилась за королевичем, что мне все что делал Гресь доставляло удовольствие. Вот он ужинает, за большим столом с друзьями. Его белоснежные зубы аппетитно вгрызаются в зажаренное баранье ребрышко, вот Гресь улыбается шуткам друзей, а вот он что-то рассказывает, должно быть сам шутит, и уже все его друзья катаются от смеха, схватившись за животы. Вот Гресь скачет на огромном жеребце, вот он на постройке нового форпоста что-то громко рассказывает и увлеченно жестикулирует руками. Я просматривала все эти кадры каждый вечер и почти каждый вечер было одно и то же. Но сегодня был выходной, воскресенье и зеркало показало мне королевича не как обычно с друзьями или же в его комнате, а в какой то беседке увлеченно болтающего с миловидной девушкой. Из окон огромного замка за их спинами был виден оркестр, должно быть играла музыка. Было видно кружащиеся в танце фигуры и только эти двое что-то увлеченно обсуждали. Глаза Греся лучились, девушка была миловидная блондинка с фарфоровой кожей и белоснежно-платиновыми волосами искусно уложенными в высокую прическу. Она глаз не отрывала от лица Греся и только ее разгоряченные щечки и пурпурный румянец на них, говорили о том, что ей ой как нравится прекрасный эльфический королевич. Звук как всегда был плохой, но если раньше меня это не раздражало, то сейчас привело в бешенство. Я хотела знать:
– О чем разгваривают эти двое?
Но зеркало, все так же приглушенно выдавало какой то неразборчивый шепот и я схватив одну из небольших ваз, находящихся вблизи моих рук метнула ее в зеркало, выражая свои эмоции. Ваза пролетела немного наискосок и ударилась об картину на стене, которая упала вниз. Слезы стали орошать мои глаза, а это значило, что сейчас магия огня будет погашена их потоком. Именно поэтому зеркало пару раз мигнуло и почти погасло, показав напоследок две фигуры, которые держа друг друга за руку, направлялись в глубь парка к одной из тенистых беседок.
– Ах ты ж супермен недоделанный, принц дрянных серебрянных зеркал! Ненавижу тебя, ненавижу! – шептала я и ревела так громко, что ко мне даже с первого этажа на второй поднялись Мельхиора с Даней, чтобы ус покоить. Мельхиора принесла разнообразные вкусности, а Даня решил занять меня интересной беседой. Но по взглядам и перешептываниям этих двоих я поняла, что они догадываются о причине моих слез. Ведь всем в замке, кроме нас двоих, было давно известно, что мы с королевичем питаем друг к другу глубокие чувства. Вот только что это – любовь или всепоглащающая ненависть многие еще не могли понять. Только Миртуша, каждый раз недоуменно взирающий на наши словесные перепалки с Гресем, иногда уходил с озорной улыбкой на устах, улыбкой человека всезнающего, и понимающего, что счастливый финал неизбежен.
Поплакав и немного успокоившись, часа через два, я решила снова пообщаться с волшебным зеркалом. Я применила несколько новых заклинаний, пытаясь настроить громкий звуковой режим у своего волшебного средства видения, но оно только мигало бликами на все мои магические увещевания и мне ничего не осталось, как отказаться от мысли извлечь из его глубин хоть одно разумное слово и довольствоваться только картинкой.
– А картинка была что надо!
Гресь ходил по своей комнате не в штанах, а в мужских панталонах. Эту часть мужского гардероба эльфов я впервые лицезрела. И хотя у нас на пляжах в бренном мире людей можно конечно было намного больше увидеть прекрасного оголенного мужского тела, на любом из пляжей в жарком июне или июле, но увидеть своего любимого мужчину в таком виде.
– Да, это мой сладкий эликсир на мое измученное сегодняшними действиями сердце, – подумала я и дальше продолжала наслаждаться увиденным.
Я любовалась его спортивными подтянутыми икрами, его красивой грудью с кубиками пресса, и редкой порослью волос, его красиво очерченными тонкой батистовой тканью панталон крепкими, упругими ягодицами. Мои глаза должно быть сверкали уже не как хризолиты, а как добротные изумруды. И я уже представляла, как целую его грудь, черчу своими устами дорожку из поцелуев до его накачанного животика, снимаю эти панталоны…И о…Дальше я не знала, что делать. Ведь любовного опыта у меня не было ни в мире людей…ни в мире эльфов…
Глава 22
Мне очень не хотелось этого делать, но все же я осознавала, что это необходимо. Я непременно должна была понять, каким образом тот черный обсидиановый кусочек моей души, полученный по наследству от моего прародителя, черного Рэйва, как он мог поглощать мою светлую часть эльфа-бабочки и превращать меня в прогнившего монстра. В старших классах школы мы изучали азы великой и могучей биологической науки генетики, поэтому я прекрасно сознавала, что хотя вклад предводителя смрадных дэвов в мое воспитание, к счастью, невелик, но это еще ни о чем не говорит. Ведь моя наследственность, которая связывала меня нерушимыми узами с Черным Рэйвом, в виде кусочка души с мерзкими мыслями и влекущими за собой пакостными деяниями, она может в любой момент поглотить меня как огромное цунами и привести к многочисленным невинным жертвам. А дальше…Дальше даже подумать страшно к чему это приведет.
Каким, каким образом это душевно темное вулканическое варево может заполнять все уголки моей когда-то чистой души и как, как оно может вытеснять всяческие доводы разума и светлые благородные чувства, программирую меня на убийство моих любимых светлых цветочных эльфов, к большинству из которых я за последние полгода очень сильно привязалась и считала их своей новообретенной семьей.
Я пыталась выяснить факторы, которые превращают мое худосочное тельце в огромную бездушную тучу, которая черным липким варевом, которое заполняло все ее уголки, пытается убить все светлое и чистое что есть по близости. Мне просто нужно было в волю исследовать этот процесс превращения, чтобы научиться его контролировать и уберечь себя и окружающих от нелепых жертв и смертей.
Я стала думать и искать в своей головушке и в откликах души на свои проблески мысли, что – то что доставило бы мне огромную боль. Я стала думать о веренице девиц, обтирающих свои нежности об руки и плечи моего Гресеньки, теперь истосковавшись по цветочному принцу я только так его и называла, но ничего не получалось, я внутренним взором только и видела почерневшую как и раньше одну пятую моей души, вся остальная часть была неизменна ванильно белая. Должно быть градус моего расстройства был намного ниже, чем при гибели моей мамочки. После этого я недолго думаючи взяла острый клинок и полоснула себя сильно по руке чуть ниже запястья, результат не заставил себя долго ждать.
Смотря в зеркало я увидела, как мои глаза стают черными провалами, а в душе разгорается пламя, каких то три минуты и меня внутри заполняет темное варево. Я стараюсь найти и оставить хоть одно белое пятнышко, спрятанное в темных глубинах своего душевного темного сырого подземелья, но мне это удается с трудом. Беру кинжал и с силой провожу острием по внешней поверхности бедра и тут же превращаюсь в черного монстра, старающегося сохранить доводы рассудка, что мне удается с огромными усилиями.
– Но ведь я должна, должна научиться этим управлять, чтобы спасти моего Гавроша и чтобы стать счастливой в объятиях Греся в цветущем государстве эльфов, которые повергли мерзких дэвов в пучину бездны, в забытье. Я должна, должна…
Я чувствовала как наполняющее меня черное варево огромными волнами плещется внутри меня и мне хочется кого то убить, а если не убить так покалечить, напиться кровушки, насладиться садистскими злодеяниями. Оторвать пальцы этому музыкантику эльфу, который где то рядом, на первом этаже нашего замка, увлеченно играл на скрипке, звуки которой я раньше считала божественными, а теперь они просто до ужаса раздражали меня. А после я обратила свой взор на огромный букет левкоев, незабудок и ромашек на комоде и их ароматы были пыткой каленым железом для моего черного нутра. Я повела бровью и огромная ваза мигом рассыпалась на тысячи кусочков, а цветы, высохли и стали гореть обугливаясь. Я только уразумев свою силу, стала громко безумно смеяться и благодаря быстрому взлету правой брови огромные дубовые двери мигом слетели с петель и пролетев через коридор стали пылать дьявольским пламенем, а я продолжала и дальше смеяться и уже резонно размышлять, кого из домочадцев нашего замка я убью первым.
– А потом убью всех! – кричала я и чувствовала как огромное количество мегикеры – темной дэвовской энергии – плещется во мне переполняя мою, когда то еще чистую амфору души.