– Хозяюшка, не надо! Хозяюшка, ты не такая! Хозяюшка, я боюсь за тебя! – говорил мне малыш белый дракон-единорожка появляясь из магического зарева, осветившего темноту комнаты. И его огромные хрустально-синие глазенки с немой укоризной взирали на меня.
– Хозяюшка, мне здесь так плохо! Так плохо! И самое страшное, что очень скоро, ровно через неделю, после захода солнца меня убьют! Хозяюшка, убьют и я никогда не увижу ни тебя, ни своих друзей! А я так бы хотел… – и вдруг изображение стало мигать и не было слышно некоторые фразы.
… так страшно! Так стра…! – говорил малыш и его грустные пре красные глазенки своим взором словно въедались в мою душу. В мою теперь уже черную душеньку, в которой оставшееся белое пятнышко набиралось силы, росло и словно белой промокашкой промокнув огромную черную кляксу, мое внутреннее содержание стремительно стало меняться.
– Да что я за монстр, что? – лихорадочно думала я. – Я должна спасти этого малыша, моего Гаврюшу, должна! – быстро соображала я и уже чувствовала не темное черное варево внутри, а мысли и желания разумного чистого душою человека.
Я еще раз заставила себя глянуть в зеркало и с удивлением отметила ясные глазенки, пытливо взирающие на свое отражение.
– Да, да, еще раз да! – подумала я и мысленно себя поздравила, все таки я смогла осуществить и понять механизмы своих душевных превращений и вооружившись этим горьким, но сладостно-горьким опытом я решила, что самое главное во всем этом, следующее.
Во-первых, твердое разумение того, что как сильная душевная так и сильная физическая боль может превратить меня в черного монстра.
Во-вторых, никогда, даже как бы не хотелось, не заполнять все пространство души черным варевом, а оставлять, хоть и небольшой и маленький, но клочок белизны, маленький остров былого белого счастья внутри своего душевного, теперь уже черного нутра, припоминая что – то прекрасное, светлое, чистое, белое, что дарило мне огромное счастье.
Например, наши чаепития с мамой, на кухне с цветущими гиацинтами и мерно попыхивающим чайником. Мамины огромные лучистые глаза, которые искрятся, светятся, рассказывая о новом малыше, восторженно агукающем, когда он был отдан первый раз в руки своей мамочке после двухмесячного проживания в барокамере. Мамины прекрасные глаза, которые когда она улыбалась лучились сеточками небольших морщинок. Затем еще одно светлое и прекрасное пятно в моей жизни:
Миртуша, мой мечтатель и сказочник и самое чистое существо всех эльфических королевств. Миртуша, который только глянув мне в глаза уже знал, что я чувствую.
– Самая чистая душа наших эльфических королевств, – вспомнила я представление Миртуши Даней. И теперь мелькнула череда слайдов: воспоминания, какие у Миртуши счастливые глаза, когда он любуется самостоятельно выращенными розами, или восторженно-мечтательные, когда он рисует новую акварель, или же как они сияют, когда Миртуша бежит навстречу отцу, моему суровому, как северные ветра, но такому обжигающе горячему и страстному в моих ночных бдениях королевичу Гресю.
В последующие дни зеркало стало работать в полную силу, тепер мне достаточно было зажечь его и назвать имя того, кого я хочу лицезреть и оно быстро начинало показывать требуемую личность. Именно благодаря зеркалу я узнала в каких условиях содержится наш принц-дракоша-единорожка Гаврош.
Я не могла сдержать слез, когда увидела белоснежного единорожка, тощего и худенького настолько, что у него просматривались ребра. Единорожка, который отказывался есть и тихо молился о смерти. Он был закован в огромные цепи, которые крепились к каменной стене-глыбе, подземелья в котором он содержался. Единорожка иногда плакал как ребенок и эти огромные хрустальные слезы были соленым разъедающим раствором, бередившим мои душевные раны.
– Гаврош, Гаврош! – плакала я. – Все будет хорошо! Я обязательно тебя найду и освобожу, Гаврош! Обязательно! – и я уже не плакала, а рыдала.
Иногда мне казалось, что единорожка слышит меня, и даже успокаивает.
Мне снились его огромные глазенки, которые взирали на меня, и тогда он говорил:
– Хозяюшка, хозяюшка, мы все равно будем вместе, все равно!
И встав рано утром я решилась. Нужно, нужно найти, даже пожертвовать собственной жизнью, для спасения моего принца-дракоши.
И я, уже научившись преобразовываться в черного дэва, предполагала, что это поможет мне пройти через их ряды и, ничем не отличаясь от их сородичей, я смогу добраться до Гавроша и даже снять цепи, с помощью магии, но вот что делать дальше и как преодолеть сотни милей от их лагеря до нашего замка и доставить живым и невредимым Гавроша я не знала.
Но как говорится:
– Не было счастья да несчастье помогло.
Сегодня вечером я была как на взводе. Наблюдая с помощью зеркала за Гаврошем, я поняла, что еще день-два и искра жизни моего дракона – принца Гавроша погаснет, дэвы тоже это уразумели и по их разговору я поняла, а, оказывается, я знала каким то чудом их язык, что через 2 дня будет мегикаризация и Гаврошу вольют огромную дозу мегикеры, которую раньше его светлый дух отвергал, а теперь его ослабленное тельце просто воспримет ее и запустит внутрь. А что будет дальше неизвестно. Но как надеялись темные грешные дэвы, этот единорожка станет ихним монстром, из которого они будут черпать свою темную энергию в неограниченных количествах. Я плакала, ведь понимала, что Гаврош моментально умрет.
Вечером, немного упокоившись, я решила понаблюдать, что делает
Гресь. Принц был грустен и печален, он целый вечер просмотрел на фотографию своей пассии и только несколько раз наполненный до краев его бокал с отменным бренди да насурмленные, сведенные брови, говорили о том, что королевич о чем то грустит. Он даже несколько раз прикоснулся к фотографии губами. погасил канделябр и лег спать, торопливо и неумело сняв одежду, выдавая этим изрядно выпившего человека.
Я, забыв погасить зеркало, которое уже показывало темную комнату Греся, стала вовсю рыдать. Слезы лились неиссякаемым источником, и вдруг у меня появилось отчаянно сильное желание прикоснуться губами к глазам Греся, а потом к его губам. И как только я это подумала, какая то неведомая сила потянула меня в зеркало, и я, ошарашенно озираясь и совершенно ничего не понимая, оказалась по ту сторону зеркала…
Да, да именно в спальне моего Греся. Я несколько секунд постояла молча, пытаясь унять расшалившееся сердце, которое билось с неимоверной силой. А после решив, что судьба подарила долгожданный подарок, тихонечко, на цыпочках подкралась к кровати. От Греся шел смрад хорошо выпившего человека, но это не мешало мне целовать его нежные губы, закрытые глаза, чертить влажную дорожку из поцелуев по его груди, по его бархатистой коже. А Гресь что-то стонал в пылу страсти и говорил на древнеэльфийском, в котором я до сих пор была не сильна…
Но разобрала – ЛЯ ЛИЛОНГВЕ…
Надо запомнить подумала я и тут же мой взор омрачился… ведь я поняла, что он думает о другой и это изречение я уже видела в его голубом магическом фолианте…Мне стало так больно, так больно, что тут же захотелось вернуться в свою комнату и зализывать свои раны там. Я почувствовала как зеркало зовет меня обратно…И направляясь к нему в впопыхах, увидела оставленную на столе фотографию красавицы, которую выцеловывал мой Греся и решив, что хороший солдат – вооруженный солдат, захватила эту фотографию, чтобы дома рассмотреть ее и знать врага воочию. Зеркало усилило свой поток и я, закрыв глаза, снова какой то неведомой силой была протянута сквозь него и оказалась в своей любимой комнате. Зеркало несколько раз вспыхнуло и погасло, а я так и осталась стоять посреди комнаты, напротив него.
– Да, чудеса да и только, – подумала я и еще раз ощутила вкус нежного персика губ Греся на своих губах. И тут же счастливо закружилась в витиеватых па по комнате, но из моего кармана выпала обуглившаяся фотография и я тут же погасла, понимая, что слова, которые Гресь шептал в пылу страсти, были адресованы не мне.
– Ну что э, посмотрим: Кому? – подумала я и стала рассматривать фотоснимок.
Но вот беда! Проходя через огненные врата волшебного зеркала фотография загорелась и обуглилась и теперь это была половина фото. Девичьего лица видно не было, а вот платье на девушке было точно такое же как у меня, в сентябре прошлого года, когда к нам в гости в первые приехали мои бабуля и дедуля. Именно бабуля настояла на этом винном цвете платья и фасоне, когда мне хотелось чего то попроще. А, может та кудесница, что шила мне платье, пошила такое же и этой беспринципной интриганке, которая хочет совратить моего Греся.
– Умоешься ты еще кровушкой! – подумала я и показала неприличный жест этой юродивой. – Вот так вот!
Глава 23
Мне пришлось рассказать о своем плане освобождения Гавроша моим самим дорогим и близким людям. Естественно, ласковый и нежный, как океанический бриз Миртуша и большой лохматый обормот кошачьей масти Даниил, были шокированы и первоначально высказывались против моей затеи. Но когда с помощью волшебного зеркала я показала им в каком состоянии находится принц-единорожка, Миртуша не смог сдержать слез, а Даниил мигом перешел на мою сторону и сказал, что я могу рассчитывать и на его помощь.
Зеркало обдало огненной волной и мы увидели тоненького костлявенького дракошу, который больше напоминал не прекрасное мифическое существо, а худенького недокормленного теленка, которого уже несколько недель мучили и истязали. Гаврош не мог уже самостоятельно передвигаться и просто лежал на снопе сена. Его замученные печальные глазенки, казалось, въедались в саму душу. И я поняла, что сделаю все для этого дитенка, так про себя я называла нашу магическую батарейку – Гавроша.
Меня словно связывали какие то нерушимые узы с этим ребенком драконом. Я чувствовала его как музыкант чувствует струны своей скрипки. Мне ужасно сильно хотелось накормить, напоить, обогреть его, я прямо чувствовала себя не его опекуншей или другом, у меня было такое чувство как будто это моя кровиночка, которую мучают, над которой издеваются и, думая об этом, я закипала и мне хотелось убить, разорвать всех этих смрадных дэвов. Мы долго обсуждали мой план появления в лагере дэвов. Но конечно все предусмотреть и просчитать не могли, поэтому я решила действовать по обстоятельствам.