оптик, заведовал небольшой аптекой в пристройке. Таким образом, бакалейная лавка ван Лохейзенов была местом притяжения для почти всех 6500 человек, живших в городе, и еще около 9000 человек, проживавших в муниципальном районе. Благодаря своей работе семья была также связана с поставщиками всевозможных товаров, сетью предприятий по всей стране. Эти связи оказались полезными для их деятельности в Движении сопротивления{142}.
Хотя руководителем в группе была Элизабет, Дик, Гер и Сини также стали важными участниками в деятельности этой группы в Движении сопротивления, равно как и обе дочери Хендрикса Дерка – Рейна и Элс. Будучи студентом, еще до войны Гер провел год, обучаясь в Университете Брауншвейга (Германия). В тот год, когда Гитлер пришел к власти, Гер стал свидетелем сожжения нацистами книг. Эта сцена произвела на него «огромное впечатление». Он на собственном опыте убедился в том, насколько ограничены были права граждан при новом режиме рейха, и привез этот опыт домой, в том числе в городок Эпe.
Несколько лет спустя Гер обручился с Сини (Клазиной Джентье Беккер) из Меппеля. Он входил в правление ассоциации «Единство через демократию»{143}, которая выступала в качестве оппозиционной силы как в отношении партии НСД, так и коммунистам, и стал своим человеком в городке Эпе{144}.
«Мы были настроены против оккупационного режима, потому что его законы и правила были направлены против людей, – рассказывал Гер после войны. – Они были направлены против отдельных людей, против групп людей, против евреев, цыган и гомосексуалистов. Мы были против этого, против угнетения и несправедливости, направленной против отдельных людей. Мы действовали не из какого-то там «патриотизма». Это слово не имеет для меня никакого значения»{145}.
Гер был одним из немногих голландцев, не принадлежавших еврейской общине, которые 3 мая прикалывали на одежду желтую «Звезду Давида» в знак солидарности с евреями. «Я был убежден в том, что крайне важно открыто выступить против фрицев», – позднее объяснял он.
Моральный ориентир для своей деятельности по оказанию сопротивления оккупационному режиму «Триумвират» обрел в своей вере и своей церкви. Преподобный Виллем Фредерик Хендрик тер Браак[143], должно быть, был необычным пастором. В своих еженедельных проповедях, как часто записывала Элизабет в своем дневнике, он убедительно говорил о необходимости помощи нуждающимся. Для некоторых членов его общины эти послания нашли отклик в том смысле, какой был возможен именно там и тогда.
Кафедрой преподобного тер Браака была Гроте Керк на главной площади города, самая большая церковь в Эпе, построенная в XII веке, с внушительной колокольней. Внутри этого скромного, в протестантском стиле ничем не украшенного храма все внимание устремлялось к прекрасному белому потолку с высокими сводами и красно-золотому органу, украшенному фигурками ангелов и стоявшему на постаментах из красного мрамора. Драгоценностью храма являлись его старинные колокола на массивной колокольне, которая датировалась XIII веком. Каждые четверть часа они оповещали о времени всю округу, а также предупреждали о начале воскресной службы.
В 1938 году, когда голландское правительство закрыло свои двери для еврейских беженцев из Германии, пастор тер Браак написал письмо от имени своего церковного совета, умоляя правительство Нидерландов выполнить свой «долг милосердия» в соответствии с позицией Христа о «щедром гостеприимстве» и призывая его «сделать все возможное, открыв свои границы, чтобы предоставить убежище страдающему еврейскому народу»{146}.
Пастор тер Браак продолжал проповедовать идеи христианского милосердия и служения людям на протяжении всей войны, и из свидетельств Элизабет и Элс становится ясно, что он оказывал им как духовную, так и материальную поддержку в деятельности «Триумвирата»[144].
Как и во многих небольших голландских городках довоенного периода, в Эпе проживало немного евреев. «Было всего несколько еврейских семей, но мы знали их всех, – писала Элс, – потому что они долгое время жили в городке. Это были, прежде всего, два еврейских мясника, один из которых владел также кафе по соседству… Кроме того, была семья [по фамилии] Фрэнк. И отец, и его сын Саймон являлись торговцами скотом, но сами они при этом скотом не владели. […] В городке проживала также семья Госшкалк, у которой была небольшая мясная лавка, в которой торговали экспортной продукцией, торговлю в ней вели отец и сын. Все эти люди всегда принимали активное участие во всех мероприятиях городка и были приятными и уважаемыми членами городской общины. Жила в городке также матушка Стерн, но она находилась уже в преклонном возрасте»{147}.
Элс написала, что не помнит, чтобы в отношении евреев в городке до немецкой оккупации проявлялась какая-либо дискриминация. Даже когда многие местные жители в 1930-х годах стали членами НСД, она, по ее воспоминаниям, не могла «припомнить каких-либо явных враждебных действий против них».
«Я никогда не слышала, чтобы мои родители негативно отзывались о евреях, – записала она в дневнике, – равно как и о людях, у которых были другие взгляды, например об ортодоксальных протестантах, которые составляли большинство в Эпе и окрестностях, и о католиках, проживавших в городке. По их мнению, каждый имел право жить в соответствии со своими собственными убеждениями, если только эти убеждения не причиняли вреда другим членам общества»{148}.
Когда в 1941 году евреев заставили зарегистрироваться, тридцать восемь жителей Эпе указали, что они «полностью евреи», около половины считали себя евреями по религии. По иронии судьбы, неофициальное количество евреев среди жителей этого района во время войны, видимо, возросло, поскольку «Триумвират» укрывал евреев, спасавшихся по мере усиления депортаций от облав по всему району.
Местность в районе Эпе была лесистой, тут было множество летних домиков, которые большую часть года пустовали. Здесь также находилось много отелей, гостевых домов и небольших коттеджей, которые местные жители сдавали в аренду для дополнительного заработка. Для членов Движения сопротивления амбары и другие хозяйственные постройки служили отличным местом, где можно было укрывать людей и хранить оружие. Те, кто скрывался, могли просто закупать продукты местного производства, а не выменивать продовольственные карточки{149}.
«Люди прятались в самых разных отдаленных местах», – вспоминал местный историк Виллем Вельдкамп, который насчитал по меньшей мере десять базирующихся в Эпе организаций Движения сопротивления, которые либо оказывали помощь евреям, либо участвовали в вооруженных акциях против оккупационного режима. Как писал Виллем Вельдкамп, этими организациями руководили «несколько влиятельных личностей… Многие из них придерживались левых взглядов, особенно это было характерно для городка Велюве. Всевозможные ассоциации, включая политические партии и профсоюзы, играли важную роль, но другие силы, такие как церковные лидеры, следили за тем, чтобы люди действовали сообща и доверяли друг другу»[145].
Их усилия были значительными, а показатели успеха – высокими. Виллем Вельдкамп обнаружил, что 76 процентов из тридцати восьми еврейских жителей Эпе пережили войну – это намного более высокий показатель выживаемости, чем в подавляющем большинстве голландских городов или в среднем по стране{150}.
Глава 12«Пришло время скрываться»
В голландском языке есть уникальное слово onderduiken, оно обозначает «скрываться». Если переводить буквально, это означает «нырнуть под воду», производное от слова duiken – «нырять». В более широком смысле это означает «исчезнуть из общественной жизни». По-моему, голландское существительное onderduiker, образованное от этого слова, значительно тоньше передает смысл понятия «скрывающийся», чем аналогичное английское слово person in hiding.
Около 15 процентов еврейского населения в какой-то момент войны стали «ондердуйкерами». Как ясно дают понять авторы дневников, решение спрятаться было продиктовано многими факторами. Родителям с маленькими детьми и пожилым людям приходилось учитывать практические аспекты: младенцы часто плачут, а у пожилых людей могут быть проблемы со здоровьем, которые будет трудно решить, скрываясь. Голландские удостоверения личности, которые были разработаны с большой точностью, было трудно подделать, а подделки – легко идентифицировались.
Безусловно, самый важный вопрос: кто предоставит вам кров в качестве укрытия? Есть ли кто-то, кому вы доверяете настолько, чтобы он обеспечил вас и вашу семью помещением и всем необходимым в течение нескольких месяцев, а возможно, и лет? Те, кто обращался за помощью, должны были знать людей за пределами еврейской общины. Бедные семьи и набожные евреи редко могли похвастаться такими связями.
У «ондердуйкеров», которые полагались в своем спасении на незнакомцев, также был высокий риск столкнуться с обманом, оскорблениями или предательством. Некоторые хозяева помещений и лица, заявившие о готовности помочь, требовали непомерные суммы денег. Можно ли было доверять таким людям и была ли возможность заплатить им?
Даже те, кто подспудно понимал, что самое лучшее для них – это спрятаться, часто не могли психологически заставить себя сделать это. «Им не хватало энергии, контактов, денег, они преуменьшали опасность депортации и преувеличивали опасность ухода в подполье, – писал голландский историк Жак Прессер. – Они были напуганы, ужасно напуганы. Они не были уверены в своих силах, они предпочли бы остаться со своими семьями, они не хотели зависеть от других или подвергать их опасности»