«Мирьям знала о разворачивающихся событиях больше, чем другие десятки тысяч евреев в Амстердаме, – подчеркнул он. – «Письма» – это произведение того, кто знал больше других – и определенно понимал тоже больше»{260}.
Созданный по указанию Бемкера в 1941 году Еврейский совет был вынужден занять унизительное положение посредника между Третьим рейхом и еврейским населением Нидерландов.
Летом 1942 года ситуация с Еврейским советом превратилась в шоу ужасов, поскольку нацисты потребовали, чтобы Совет помог оккупационному режиму облегчить депортацию евреев в «трудовые лагеря в Германии». Хотя внешне Еврейский совет в конечном итоге согласился с требованиями Германии, он тем не менее попытался «сместить приоритеты на предотвращение депортаций и сохранение еврейской общины в стране»{261}. Он весьма мало преуспел в этом. Кроме того, его обвиняли в попытке защитить от депортации ограниченный контингент евреев из высшего класса, высококачественных профессионалов и высокообразованных евреев, одновременно позволяя производить аресты и депортацию немецких еврейских беженцев и представителей еврейского пролетариата.
Поскольку Нидерланды потеряли во время войны почти три четверти своего еврейского населения, на Еврейский совет Амстердама зачастую возлагали большую вину, чем на аналогичные организации в странах, где выжило больше евреев{262}. Мог ли он сделать больше – например, взбунтоваться, оказать сопротивление оккупационному режиму или просто предупредить свое еврейское сообщество? В какой степени Еврейский совет Амстердама можно винить в массовой гибели евреев в Голландии?
Подобные вопросы неоднократно задавались на протяжении многих лет, даже во время оккупации, о чем свидетельствуют несколько сохранившихся дневников.
Одно из самых распространенных заблуждений о Еврейском совете сформулировала исследователь Института исследований войны, Холокоста и геноцида Лорьен Вастенхаут, которая специализируется на истории Еврейского совета[330]. Как она отмечает, считалось, что Еврейский совет составлял списки евреев, подлежащих депортации, хотя на самом деле этого не было, все обстояло с точностью до наоборот: Совет пытался защитить как можно больше людей от депортации. Его стратегия, разработанная сопредседателем Дэвидом Коэном, заключалась в отказе от конфронтации с оккупантами, поскольку он надеялся добиться от них уступок путем сотрудничества с ними{263}.
Оккупационные власти позволяли Еврейскому совету делать выбор в отношении того, кого они предпочли бы «спасти». Бремя этого выбора было «крайне тяжелым и ужасным», такая тактика немецкой стороны настроила евреев друг против друга. Это было частью нацистской стратегии «разделяй и властвуй», которая снимала вину с нацистских лидеров, а также с голландской администрации и голландского населения, перекладывая ее на самих евреев{264}.
Для некоторых цели немецкой тактики были ясны с первых же дней ее реализации. Бывший председатель Верховного суда Нидерландов Лодевейк Виссер, который был уволен со своей должности, потому что был евреем[331], предостерегал Еврейский совет, чтобы тот не делал ничего из того, что требовали немцы. В ноябре 1941 года он написал письмо Дэвиду Коэну, в котором настаивал на том, что обязанностью Совета было не «умиротворять» оккупантов, а «вставлять им палки в колеса»{265}. Оккупационные власти запретили Лодевейку Виссеру заниматься какой-либо общественной деятельностью в еврейской общине. В 1942 году ему пригрозили депортацией в концентрационный лагерь, если он не прекратит ее. Через несколько дней после этого он скончался.
Между тем правительство Нидерландов в лице эмигрировавших в Лондон национальных лидеров не предприняло никаких действий по согласованию какой-либо позиции с еврейской общиной, от должностных лиц голландской гражданской администрации в Нидерландах также не поступало никаких инструкций.
Нацисты фактически отрезали еврейскую общину от государства, сделав всех 140 000 голландских евреев и около 20 000 немецких еврейских эмигрантов лицами без гражданства. Эта система общинной изоляции и принудительного самоуправления была далеко не единственной на территориях, оккупированных Третьим рейхом. Формирование небольшой группы еврейских лидеров для обеспечения контроля за еврейскими общинами стало методом работы нацистов на всех оккупированных территориях Восточной Европы начиная с 1939 года. Это наглядно продемонстрировано в изданной в 1972 году знаковой книге хранителя архива Научно-исследовательского института языка идиш Исайи Транка Judenrat{266}. Аналогичные западноевропейские представительские организации были созданы также во Франции, Бельгии и Нидерландах в 1941 году. Лорьен Вастенхаут обнаружила, что нацисты следовали здесь аналогичной схеме, с незначительными вариациями в зависимости от национальных особенностей каждой страны{267}.
Были ли назначены «администраторы гетто» в Варшаве и Лодзи или же директоры крупных национальных Советов в Париже и Брюсселе, в любом случае эти организации были вынуждены брать на себя ответственность за размещение, питание, информирование и контакты с достаточно многочисленным и все более маргинализируемым населением. Как выяснила Лорьен Вастенхаут, этим руководящим структурам часто приходилось незамедлительно реагировать на специальные немецкие предписания, практически не имея возможности самостоятельно планировать или же принимать продуманные решения{268}.
Шестилетнее расследование Исайи Транка в отношении таких руководящих структур показало, что Еврейские советы по всей Восточной Европе испробовали множество различных тактик, чтобы противостоять намерениям немцев по ликвидации евреев, предупредить или избежать их. Тем не менее очевидно, что Еврейские советы ежедневно, а иногда и ежечасно сталкивались с мучительными моральными дилеммами.
Полагая в самом начале войны, что у них имеется определенная власть, Еврейские советы в Восточной Европе обращались с петициями в поисках защиты от незначительных актов преследования, таких как произвольные аресты еврейских мужчин на улице, конфискация имущества, осквернение синагог и священных свитков, а также от правил, которые не позволяли еврейским ремесленникам приобретать сырье для своих изделий.
Эти петиции редко приводили к какому-либо результату, гораздо чаще срабатывал подкуп чиновников. «Из-за широко распространенной коррупции в немецком оккупационном аппарате взяточничество было одним из наиболее распространенных средств «смягчения сердец» нацистских бюрократов и их помощников из числа местного населения», – писал Исайя Транк{269}.
Когда позже начались «переселения» или «программы перемещения», Еврейские советы попытались выступить посредниками в освобождении депортированных путем их выкупа. В Ченстохове (Польша) в 1942 году «членами Еврейского совета [немцам] были переданы мешки с золотом, драгоценностями и бриллиантами. И все же обманутых, обреченных евреев посадили в вагоны для скота и отправили в Треблинку»{270}.
В Бендзине (Польша) в 1943 году «Еврейский совет передал гестапо десятки ящиков с серебряными подсвечниками, канделябрами, коробочками для специй, ханукальными лампами и другими ценностями. Три месяца спустя еврейское гетто в Бендзине было ликвидировано»{271}.
Как писал Исайя Транк, в конечном счете стало ясно, что такие действия Еврейских советов, основанные на представлении о том, что спасение все еще являлось реальной возможностью, служили лишь тщательно разработанной нацистской схеме ограбления еврейских общин.
Исайя Транк разъяснил, что в первые дни войны большинство Еврейских советов были убеждены, что немцы не станут убивать тех, кто оказался решающим фактором их успеха. Они часто пропагандировали трудоустройство на предприятиях немецкой промышленности как возможный способ спасения и отчаянно искали возможности такого трудоустройства для как можно большего числа евреев. А в таких городах, как Лодзь, Хелм, Скала и Замосць в Польше, Еврейские советы по собственной инициативе создавали «производительные гетто», чтобы обеспечить безопасность их жителей[332].
По словам Исайи Транка, как только национал-социалистический механизм геноцида был введен в действие, Еврейские советы столкнулись с «самой мучительной моральной проблемой, с которой только мог столкнуться представительный орган», понимая, что они не могут спасти всех{272}. Для многих выживших членов Еврейских советов эти решения стали на всю жизнь источником страданий.
Якобу Генсу, например, было приказано «сократить вдвое» население гетто в Ошмянах (Белоруссия), в котором в то время проживало около 4000 человек. Немцы не стали скрывать от него, что высланные евреи будут расстреляны. Якоб Генс проинформировал об этом Еврейский совет, который начал переговоры с нацистами, и ему удалось сократить это число до 406, отобрав только пожилых людей, которые «все равно должны были умереть зимой»{273}.
«Я не знаю, все ли поймут это решение и будут защищать его, – сказал Якоб Генс, – однако принцип был таким: «Спасай что можешь, не считаясь со своим собственным добрым именем или с тем, что тебе предстоит пережить».