Ничем не прикрытый расизм этой директивы откровенно характеризует подлинное отношение нацистов к Православию и не оставляет сомнения в его судьбе в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов. Можно согласиться с утверждением авторов фундаментальной «Истории христианства», что Г. Гиммлер мечтал вместо Советского Союза «после истребления евреев и устранения руководящих сил, христианских и прочих, как и после порабощения верующих, действительно создать здесь “арийскую” территорию господства»[352]. Подобным отношением во многом определялась практическая германская церковная политика на Востоке в 1941–1945 гг.
При этом РМО решало более конкретные задачи: «замирение» оккупированных территорий, эксплуатация их хозяйственного потенциала в интересах Третьего рейха, обеспечение поддержки местным населением германской администрации и т. п.[353] Большое значение придавалось пропагандистской деятельности и в этой связи очень заманчивым казалось использовать религиозные чувства населения. Но и чиновники РМО, как и их шеф — А. Розенберг, писавший: «Христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным символом — свастикой»[354], были в принципе враждебны всякой форме христианства. Они желали, чтобы большая часть населения оккупированных территорий (как и в Германии) была безрелигиозной, хорошо понимая глубинную противоположность национал-социализма и христианства.
Начальник группы религиозной политики РМО К. Розенфельдер писал в меморандуме от 31 января 1943 г.: «Определяющая точка зрения для германского политического руководства заключается в том, что всякое христианское церковное направление по своей глубинной сути находится в непреодолимой мировоззренческой противоположности к национал-социализму. Это подходит для Церкви на Востоке, хотя указанная основополагающая вражда находится здесь в тени тотальной борьбы между Советским Союзом и руководимой рейхом Европой…»[355]
Нацистская церковная политика на Востоке в целом соответствовала лозунгу «разделяй и властвуй», при этом некоторые чиновники доходили до идеи максимально возможно более мелкого раздробления Православной Церкви. Так представитель РМО при группе армий «Север» в докладе от 9 декабря 1941 г. писал: «По моему мнению нам не может быть все равно, что путем создания охватывающих обширные территории церковных организаций в дальнейшем возникнет фронт против немцев. И эта опасность существует, если допустим или может быть даже поддержим церковные организации, превышающие рамки приходов»[356].
В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: «После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о “свободе церкви” в конце декабря 1941 г.»[357]. Такой указ действительно был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана и лично А. Гитлера, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: «После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише»[358].
Правда, это свидетельство также не совсем точное. Разработка в РМО основополагающего закона о религиозной свободе на занятых восточных территориях началась в октябре 1941 г. Новый закон был рассчитан на большой пропагандистский эффект. Поэтому в первой же его статье намечалось торжественно провозгласить полную свободу религиозной веры для всех жителей, в противовес советской власти, которая до начала войны преследовала Церковь[359]. Пик переговоров о законе пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России. Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал их одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление Церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых Церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, — говорил Гитлер, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы»[360].
Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Сохранилось свидетельство самого Розенберга о его переговорах в этот день с Гитлером и Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают «сами собой» большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, а лишь поручить рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины» выпустить от своего имени указы о правовых отношениях религиозных организаций. Вероятно, свою роль сыграло и то, что на май-лето 1942 г. приходился период наибольших успехов вермахта на Восточном фронте. Нацистскому руководству казалось, что крушение советского государства и окончательная победа близки, и поэтому можно особенно не считаться с настроением населения на оккупированных территориях, тем более связывать себя какими-либо законами. Ведь еще в октябре 1941 г. начала замышляться полная ликвидация Православной Церкви в России и замена ее новой псевдорелигией, очищенной от «еврейских догматов». На переговорах 8 мая Гитлер прямо указал, «что после войны он предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить»[361]. В итоге последний, восемнадцатый проект закона о религиозной свободе был отвергнут.
Текст будущих указов вместе с разъяснением направляющей линии германской политики по отношению к религиозным обществам на занятых восточных территориях А. Розенберг выслал рейхскомиссарам 13 мая, через 5 дней после совещания в ставке Гитлера. Основные положения этого разъяснения сводились к 4 пунктам: 1. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой. 2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. 3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии национальную идею. Специально подчеркивалось: «Указ с одной стороны обеспечивает требуемую религиозную свободу совести, но также имеет цель препятствовать политически ориентированным религиозным обществам и, прежде всего, сделать невозможным влияние на занятых территориях Русской Православной Церкви как носительницы великорусской имперской идеи»[362].
Последний пункт пересекался с точкой зрения Г. Гиммлера, указавшего в одном из писем на опасность, исходящую от Православной Церкви, которая сплачивает русских «национально». Он полагал, что поэтому ее необходимо дезорганизовать, а возможно и вообще ликвидировать[363]. Хорошо известно также другое письмо рейхсфюрера СС Кальтенбруннеру и другим работникам РСХА от 24 октября 1944 г.: «Собственный опыт и познание последнего времени привели меня к соображениям и намерениям, с которыми я хочу вас познакомить… как мы хотим в России господствовать и замирить ее, если мы снова завоюем большие территории русской земли?.. Люди там должны иметь религию или мировоззрение. Поддерживать и снова оживлять Православную Церковь было бы неверным, так как она всегда являлась организацией национального сплочения… Нам нужно поддерживать каждую религиозную форму и секту, которая будет пацифиствующей»[364].
Выполняя указания А. Розенберга, рейхскомиссар «Украины» Э. Кох 1 июня, а рейхскомиссар «Остланда» X. Лозе 19 июня издали одинаковые указы, которые ставили все религиозные организации под постоянный контроль германской администрации. Какие-либо упоминания о свободе веры или церковной деятельности полностью отсутствовали, главное внимание уделялось порядку регистрации объединений верующих, им разрешалось заниматься лишь выполнением чисто религиозных задач[365]. Интересно, что содержание и стиль этого документа очень напоминали порядок регистрации религиозных организаций в «безбожном» Советском Союзе.
Таким образом, к лету 1942 г. направляющая линия германской церковной политики на Востоке была окончательно выработана, причем на основе мнения партийной канцелярии, РСХА и личных указаний А. Гитлера. Всем несогласным с их подходом пришлось уступить. В дальнейшем эта линия существенно не менялась, хотя РМО и командование вермахта периодически пытались различными способами добиться ее некоторого смягчения.