В состав «независимого государства Хорватия» вошли территории собственно Хорватии, а также Боснии, Герцеговины, западной части сербского края Воеводина и области Санджак. Численность населения этого государственного образования весной 1941 г., по германским сведениям, составила 6285 тысяч (около 40 % общего населения Югославии), из них 3300 тысяч были хорватами (52,51 % всего населения), 1925 тысяч — сербами (30,63 %), 700 тысяч — боснийцами-мусульманами (11,14 %), 150 тысяч — немцами, 65 тысяч — чехами и словаками, 40 тысяч — евреями, 30 тысяч — словенцами и 30 тысяч — цыганами[755].
Правовые и идейные основы «независимого государства Хорватия» были довольно близки корпоративной системе фашистской Италии, однако в политике его руководства проявились такие специфические особенности, как экстремистский шовинизм и клерикализм. Созданное усташами правительство, стремясь создать «этнически чистое государство», приняло антисербское и антиеврейское законодательство, которое ориентировалось на нацистскую политику в отношении евреев. Так 30 апреля был принят закон «О чистоте арийской крови и чести хорватского народа». Уже 24–25 апреля хорватские власти выпустили указы о запрещении употребления кириллического шрифта и обложении Сербской Патриархии социальным налогом. 8–10 мая сербы в Загребе были выселены из центра города на окраины (в отведенные ранее евреям кварталы, то есть в гетто), им запретили выходить из жилищ после 6 часов вечера.
В мае были распущены все еврейские организации, появились указы, запрещавшие смешанные браки, наем «арийской» и хорватской прислуги, был введен отличительный знак, почти все евреи оказались уволены с государственной службы, их собственность конфисковали. Однако некоторые крещеные евреи и лица, которые внесли ценный вклад в «арийское дело», получили звание «почетных арийцев».
3 июня были закрыты все православные школы и детские сады; 26 июня сербам приказали носить на рукаве голубые повязки с литерой «Р» (сокращенно от pravoslavac — православный), вскоре после этого сербам и евреям запретили ездить в общественном транспорте; 18 июля термин «сербская православная вера» оказался запрещен и заменен на «греко-восточную веру»; 9 августа запретили совершение церковных обрядов в «греко-восточных» храмах; 20 сентября 1941 г. была конфискована собственность православной Белгородско-Карловацкой митрополии; законом от 4 апреля 1942 г. всем православным запретили употреблять в церковной жизни юлианский календарь; сербские имена заменяли на хорватские и т. д. С целью разрушения единой церковной организации православным общинам еще летом 1941 г. запретили связь с Сербской Патриархией[756].
Массовые репрессии против сербов, евреев и цыган начались в июне 1941 г. Иногда православные храмы становились местом расправ с сербским населением. Историк И. Вертц писал: «Во многих деревнях бойня проходила по следующему сценарию. Усташи приходили и собирали всех сербов. Затем они приказывали им переходить в католичество. Тем, кто отказывался, а таковых бывало большинство, приказывали собраться в их местной приходской церкви. После этого они закрывали их в церкви и поджигали ее. Множество сербских православных мужчин, женщин и детей пострадали таким образом в сербских селениях»[757]. 10 августа 1941 г. в Дабро-Босанской епархии вместе со священником Реле Спахачем в церкви было убито 26 прихожан и т. д.
В докладе германской службы безопасности (СД) от 25 июля 1941 г. приводится несколько характерных случаев с указанием, что иногда даже согласие на перекрещивание не спасало сербов от уничтожения. Так, например, в районе Глины усташи обратились к разбежавшимся от них по лесам крестьянам с обещанием полной свободы тем, кто перейдет в католичество. Однако 250 человек, которые пришли в местную православную Церковь для перекрещивания, были приколоты заостренными палками к земле, а затем убиты. В Довой репрессии начались в конце июня с арестов и расстрелов православных священников. В окрестностях Плитивичерского озера уже в конце июня были разрушены православные храмы в восьми населенных пунктах. В Берниче, как и в Глине, сербская Церковь стала использоваться в качестве тюрьмы и места казни мужчин и женщин и т. д.[758]
О таких случаях писал и служивший в годы войны в Берлине архимандрит (будущий архиепископ Сан-Францисский Американской Православной Церкви) Иоанн (Шаховской): «Членом церковного совета моего Берлинского прихода была православная сербка Душанка Ш., жена профессора Берлинского университета. Отец ее, престарелый православный протоиерей, жил на покое в одном из городков Хорватии. Когда начался погром православных в этой стране, старцу-пастырю было предложено перейти в римо-католичество или лишиться всего имущества и быть изгнанным из своих родных мест и страны. Тысячи православных сербов в те дни были замучены, убиты. Много церквей разрушено. Многие тогда пополнили ряды коммунистов-партизан»[759].
Вскоре даже в информационных сообщениях германских служб появилась критика подобной политики. Так военный представитель Третьего рейха в Хорватии генерал Гляйзе фон Хорстенау в июне 1941 г. писал, что «согласно надежным источникам, по сообщениям бесчисленных немецких военных и гражданских наблюдателей, за последние несколько недель, как на селе, так и в городе усташи совершенно обезумели». 10 июля Хорстенау вновь сообщал о «совершенно бесчеловечном обращении с живущими в Хорватии сербами» и замешательстве немцев, которые, имея шесть батальонов пехоты, не могли ничего с этим поделать и лишь наблюдали «черную слепую ярость усташей». В докладе из Загреба немецкого капитана А. Хёффёра от 27 августа 1941 г. о политическом положении в Хорватии указывалось, что усташами уже убито 200 тысяч сербов, и эта нереалистичная политика настраивает население против германского вермахта и увеличивает движение сопротивления сербов[760].
Об этом же говорилось и в одном из немецких полицейских отчетов: «Зверства усташских подразделений по отношению к православным на хорватской территории должны рассматриваться как главная причина вспышек усиливавшегося партизанского движения. Отряды усташей направляли свои зверства не только против взрослого православного населения мужского пола — то есть против тех, кто способен держать оружие, но с особой, извращенной жестокостью — против беззащитных женщин и детей… Именно вследствие этих зверств бесчисленное количество православных беженцев в Сербию и их рассказы разбудили возмущение среди сербского населения»[761].
В конце лета 1941 г. усташи начали отправлять сербов, евреев и цыган в концентрационные лагеря, всего там было заключено от 166 до 177 тысяч человек (40,4 % женщины). В конце октября 1941 г. евреев также стали отправлять в лагеря принудительного труда: так, 6 тысяч человек были отправлены на работу на соляные копи в Карловаце и Юдово. К концу 1941 г. в концлагерях и лагерях смерти были заключены две трети евреев Хорватии. Самым крупным и известным из лагерей смерти являлся Ясеновац, находившийся на северном берегу реки Сава. Он был основан в августе и включал в свою структуру пять лагерей: Крапье, Брочице, Кожара, Циглана и Стара Градишка. В этом концлагере с августа 1941 до конца апреля 1945 г. постоянно содержалось от 3 до 6 тысяч узников, в среднем не более трех месяцев, затем заключенных убивали; таким образом, в Ясеноваце погибло от 122 до 130 тысяч человек (персонально известно 50 002 убитых), а по мнению некоторых сербских историков, даже 500–600 тысяч (что явно преувеличено в несколько раз)[762].
Наибольшее количество жертв было среди сербов (77–81 тысяча), но также погибло от 19 до 20 тысяч евреев, от 18 до 20 тысяч цыган, 7–7,5 тысячи хорватов-антифашистов, около 1,5 тысячи боснийцев-мусульман и др.[763] При этом в Ясеноваце заключенных убивали с особенной жестокостью: массово сжигали людей живыми или разделывали живых специальными ножами — «сербосеками». Среди ясеновацких убийц имелось шесть католических францисканских священников, самым жестоким из которых был о. Мирослав Филиппович-Майстрович, он являлся организатором большинства массовых казней и лично убивал своих жертв почти каждую ночь. В июле 1945 г. о. Мирослава повесили прямо в монашеской сутане.
Следует отметить, что и в Ясеноваце сербов заставляли переходить в католичество, а отказавшихся убивали после жестоких мучений, например святого старца Вукашина из с. Клепаца. Даже католический архиепископ Загребский Алоизий Степинац в письме главе государства Анте Павеличу от 24 февраля 1943 г. осудил Ясеновацкий лагерь, «как черное пятно на репутации независимого хорватского государства… и позор всей Хорватии». Но это личное осуждение архиепископ высказал, лишь когда обнаружилось, что среди узников концлагеря находились католические священнослужители: семь высланных немцами в Хорватию словенских священников и хорватский священник Франьо Рихар. Отец Франьо был приговорен 20 апреля 1942 г. к заключению в лагерь на три года за отказ совершить торжественную мессу в годовщину основания «независимого государства Хорватия» и погиб после трехмесячного пребывания в Ясеноваце. Когда партизаны Тито в ночь со 2 на 3 мая 1945 г. заняли этот лагерь, они нашли там только развалины и мертвые тела[764].
На всей территории оккупированной Европы только в Хорватии существовали детские концлагеря, в которых было уничтожено более 50 тысяч детей, в том числе 10 тысяч — в Ясеноваце. Одно из самых жестоких преступлений было совершено осенью 1942 г. в Козарском крае, там из 23 тысяч сербских детей 11 тысяч убили, а остальных отправили в Загреб для воспитания в католическом духе в приютах и сиротских домах, при этом много детей умерло по дороге.