Так называлась картина режиссера Лени Рифеншталь, снятая во время съезда НСДАП в Нюрнберге и представленная на Международном кинофестивале в Берлине в 1935 году. Гитлер показан в ней посланником древнегерманских богов, призванным вернуть народу былое величие. Фильм снимался без участия геббельсовского министерства, однако впоследствии был им одобрен. Сознательно или нет, но своим искусством Рифеншталь поднимала престиж национал-социализма
В 1940 году в широкий прокат в Германии вышли сразу два пропагандистских фильма яркой антисемитской направленности. Первый – «Вечный жид» – преподносился зрителям как документальный. Часть кадров в нем действительно были документальными: они снимались в Варшавском гетто. Евреи в этой картине сравнивались с крысами – переносчиками заразы. Против грызунов, убеждали создатели фильма, могут быть эффективными только радикальные средства
Вслед за литературой, журналистикой и радиовещанием массовой чистке были подвергнуты ряды деятелей изобразительного искусства, музыки, театра и кинематографа. Задачи искусства идеологи нацизма понимали в примитивном духе «нравственного воспитания». Сложное для понимания авангардное искусство они отождествляли с еврейским, а значит – антигерманским, опасным для «арийской расы». Целые направления современного искусства: кубизм, импрессионизм, футуризм, сюрреализм, экспрессионизм – были признаны «упадническими». Несостоявшийся художник Гитлер заклеймил их как не имеющие ничего общего с немецким народом. Под запрет попали картины всемирно известных художников: Марка Шагала, Макса Эрнста, Лазаря Лисицкого, Отто Дикса и многих других. Тысячи картин и скульптур изымались из музеев, а их авторам запрещалось заниматься искусством.
В 1937 году в Мюнхене открылась выставка «Дегенеративное искусство». На ней были представлены художественные произведения, конфискованные из музеев, не представляющие ценности – с точки зрения канонов нацистского рейха. Выставка вызвала огромный интерес, собрав рекордное количество зрителей. Впоследствии часть изъятых из музеев произведений искусства была уничтожена, другая часть – продана за рубежом для пополнения валютного запаса нацистской партии.
В результате такого разгрома целые направления искусства в Германии просто вымерли, другие же перестали быть искусством, превратившись в пропаганду либо став частью сферы развлечений.
Второй пропагандистский кинофильм 1940 года – «Еврей Зюсс» – выражал антисемитские идеи не столь прямолинейно, как «Вечный жид», а более тонко и завуалированно. Сценарий картины создавался под личным контролем Геббельса. В центре сюжета – история еврея, стремящегося любыми средствами заполучить власть над немцами. Картина имела большой успех у зрителей. Для пущего разжигания расовой ненависти ее просмотр сделали обязательным для немецких военнослужащих
Одним из первых кинематографических откликов на преследование евреев нацистами стала сатирическая картина Чарли Чаплина «Великий диктатор», вышедшая на экраны в 1940 году. В ней Чаплин сыграл сразу две роли: истеричного диктатора Аденоида Хинкеля и похожего на него как две капли воды незадачливого еврейского парикмахера. В финале фильма персонажи меняются местами, и парикмахер, заняв место диктатора, произносит пламенную антивоенную речь
С 1930-х годов в жизнь немцев все активнее входил кинематограф, ставший к тому времени звуковым, а позднее – и цветным. К концу десятилетия немецкий кинематограф по объемам выпускаемой продукции приблизился к Голливуду. Ежегодно на экраны Германии выходило около сотни кинолент. Далеко не каждая из них была пропагандистской. Люди ходили в кинотеатры, чтобы с головой погрузиться в мир грез и фантазий. Им хотелось эффектного, яркого зрелища. Развлекательное кино создавало иллюзии. Оно не давило на сознание «лобовой» пропагандой, но она проникала в него исподволь. Нацисты очень хорошо понимали идеологическое значение кинематографа, а потому использовали его скорее как средство отвлечения зрителей от тяжелых реалий быта.
Весь процесс кинопроизводства находился под полным контролем Геббельса, ни одна лента не выходила на экраны без его одобрения. Даже если в картине не было прямых антисемитских выпадов, идеологическая подоплека всех кинофильмов была одинаковой. Немецкое кино времен рейха демонстрировало идеалы, к которым должен был стремиться каждый добропорядочный немец: идеальную семью, идеальные отношения, истинно «арийские» ценности. Яркие костюмы, профессиональная хореография, мелодичные шлягеры – все это создавало на экране иллюзорный, вымышленный мир, позволявший зрителям отрешиться от тягот повседневности и не думать о подступающем со всех сторон мраке.
Уже после начала Второй мировой войны антисемитские выпады в немецком кино стали более радикальными. Показ каждого художественного кинофильма стали предварять документальным киножурналом «Немецкое еженедельное обозрение», преподносившим последние известия в традиционном черно-белом ключе, без полутонов. Его просмотр был обязательным: тех, кто пропускал киножурнал, не допускали к показу основной картины.
Парады военизированных формирований НСДАП производили неизгладимое впечатление на современников. Один француз, увидевший такой парад в Германии, записал: «Увиденное мною превосходит все, что я ожидал, опьяняет и повергает в трепет <…>. Марши отборных отрядов, с головы до ног одетых в черное, – нечто роскошное и надменное. Со времен русских балетов я не испытывал подобного художественного потрясения»
Для создания полной иллюзии либерализма нацисты допустили к участию в Олимпиаде фехтовальщицу Хелену Майер, отец которой был евреем. В числе немецких спортсменов она удостоилась серебряной медали. Во время соревнований ей пришлось носить форму со свастикой, а на церемонии награждения вскинуть руку в нацистском приветствии. Правда, даже олимпийская медаль не помогла спортсменке стать полноправным членом немецкого общества, и в итоге Майер эмигрировала в США
Большое значение вожди рейха придавали разнообразным массовым мероприятиям. Министерство пропаганды организовывало политические митинги, демонстрации, парады, карнавалы и факельные шествия. Каждое мероприятие превращалось в пышное театрализованное представление, призванное поддерживать в зрителях и участниках чувство сопричастности общегерманскому делу. Созерцая экзальтированные выступления фюрера или марши штурмовиков, вскидывая руки в нацистских приветствиях, немцы пребывали в постоянном состоянии возбуждения, экстаза. В эти моменты они были наиболее восприимчивы к внешним воздействиям и их легко было зарядить любыми фанатичными идеями.
Апогеем зрелищности Третьего рейха стали прошедшие в 1936 году в Берлине XI летние Олимпийские игры. Чтобы сделать образ Германии в глазах международного сообщества более респектабельным, в преддверии этого события с улиц Берлина убрали антисемитские лозунги, а вожди рейха в своих речах снизили градус расистской риторики. На время проведения Олимпиады даже приостановили выпуск «Штурмовика».
Спортивные состязания, прошедшие с большим размахом, были использованы нацистским режимом для пропаганды «арийской мощи» и повышения международного престижа гитлеровской Германии. В 1938 году на экраны вышел очередной фильм Лени Рифеншталь – «Олимпия», воспевавший немецкие победы на Олимпиаде и величие «германского духа».
После массовых чисток у немецких деятелей искусства было три пути. Первый – остаться в стране и приспособиться к жизни в новой реальности: продолжать заниматься творчеством, но при этом служить нацистскому режиму, а значит – соучаствовать в терроре. Его выбрала, например, Лени Рифеншталь, позднее утверждавшая, что ее фильмы были не пропагандистскими, а документальными. Или философ-экзистенциалист Мартин Хайдеггер, до конца Второй мировой войны состоявший в НСДАП. Другим вариантом был уход в так называемую «внутреннюю эмиграцию» – подпольную деятельность или полное молчание.
Для многих интеллектуалов и деятелей искусства соучастие в нацистских преступлениях было невыносимым, уход в подполье также не сулил ничего хорошего. Оставался третий путь – эмиграция. Среди тех, кто вынужден был продолжить работу за границей, оказались актриса Марлен Дитрих, драматург Бертольт Брехт, композиторы Эрнст Кшенек и Пауль Хиндемит, писатели Томас и Генрих Манны, художники Пауль Клее и Василий Кандинский и многие другие.
Особенно тяжело пришлось деятелям культуры, имевшим еврейское происхождение. Для них иного выбора, кроме отъезда из Германии, не оставалось. За границу уехали композиторы Курт Вайль и Арнольд Шёнберг, писатели Лион Фейхтвангер и Стефан Цвейг, ученые Альберт Эйнштейн и Эрих Фромм. Не все из тех, кому пришлось покинуть страну, нашли себя в вынужденной эмиграции. Но, по крайней мере, они сохранили жизнь. У тех же, кто остался на территории рейха, шансы на выживание уменьшались с каждым годом.
Трагично сложилась в изгнании судьба австрийского писателя, драматурга и поэта Стефана Цвейга. Покинув родину, он так и не нашел нового пристанища. В начале 1942 года, не в силах пережить совершающуюся в Европе катастрофу, Цвейг вместе с женой принял смертельную дозу снотворного. «Если бы в тот вечер <…> они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы», – написал об этом Эрих Мария Ремарк, также оказавшийся в эмиграции