● Любовь – это дружба с особенной степенью эмоциональности (аффективности).
● Дружба – это коммуникативная сторона любви.
● Дружба и любовь – это стадии отношений[47].
А какой мы, люди конца первой четверти XXI века, видим связь между такими любовью и дружбой?
Как всегда, рассуждая о связи понятий, мы должны для начала разобраться, что и с чем мы связываем. Ты уже оценил, дорогой читатель, как все непросто со словом «дружба». Со словом «любовь» в русском, как и во многих других языках, дела обстоят похожим образом.
Слова «я люблю» мы используем по отношению к огромному количеству понятий: еде, одежде, погоде, цветам, временам года и времени суток, транспорту, городам и странам, видам отдыха, областям знаний, мебели – и, конечно, к людям. Известный британский писатель и богослов-мирянин Клайв Льюис говорил об этом так:
В моем поколении детей еще поправляли, когда мы говорили, что «любим» ягоды; и многие гордятся, что в английском есть два глагола – «love» и «like», тогда как во французском один – «aimer». Французский не одинок. Да и у нас теперь все чаще говорят обо всем: «I love». Самые педантичные люди то и дело повторяют, что они любят какую-нибудь еду, игру или работу. И действительно, любовь к людям и любовь к тому, что ниже человека, трудно разделить четкой чертой[48].
В русском языке тоже есть два глагола: «любить» и «нравиться», и оба эти слова активно применяются, хотя я не слышал, чтобы кто-то – как англичане – гордился их наличием. Так же как французы или англичане, мы, русские, тоже «любим яичницу», «любим лето», «любим быструю езду» и вместе с тем «любим жену», «любим детей» и «любим родину». Такая полисемия или многозначность, многовариантность понятия существенно обогащает язык: мы всегда можем передать нужное значение и быть понятым, поместив слово в определенный контекст. А отсутствие отдельных слов для описания различных вариантов любви легко заменить другими словами: привязанность, страсть, симпатия, влечение, восхищение и так далее, ведь русский язык «стремится к конкретизации эмоциональной информации, к обозначению нюансов эмоционального отношения, поведения и состояния, номинируемых как "любовь"»[49]. Но нередко многозначность способствует и девальвации смысла слов, обесцениванию и потере ими яркости, важности и исключительности. Ведь слово «друг» мы используем не только в его прямом значении, но и обозначая подписчиков в социальных сетях.
Но вернемся к поиску связи между дружбой и любовью. Я хочу снова пригласить вас в небольшое филологическое путешествие, на этот раз – в Античность, чтобы насладиться тем, как выражали любовь древние греки. Ведь древнегреческий язык, кроме огромного влияния на русский, обладает еще одним неоспоримым достоинством – богатым синонимическим рядом интересующих нас слов.
У древних греков существовал исключительный словарный запас для обозначения понятий «любовь» и «любить», вплоть до определений разных видов любви – родительской, дружеской, эротической, возвышенно-жертвенной и других. Эти слова не имели четко очерченных границ и строгого разделения смыслов – наоборот, они часто заменяли друг друга и пересекались в своих значениях. Но, может быть, обладание таким богатым языком любви позволяло древним грекам гораздо острее нас сегодняшних ощущать тонкости человеческих отношений и ориентироваться в чувствах, которыми они обусловлены? Ведь язык любви Древней Греции имел больше средств для выражения того или иного понятия, а значит, давал людям возможность видеть тоньше и различать больше оттенков – подобно тому, как некоторые (я не вхожу в их число) способны увидеть в обычном красном цвете – алый, амарантовый или багровый.
Русский священник и богослов Павел Флоренский так писал об этой способности древних греков различать нюансы любви: «…Необходимо вникнуть в содержание имеющихся на лицо греческих глаголов любви: язык одних только эллинов выражает непосредственно эти оттенки»[50].
Наделяло ли это языковое разнообразие людей более высокой социальной компетентностью?[51] Некоторые филологи и философы уверены, что да, другие – что нет[52]. Важно то, что мы можем поучиться у древних греков различать разные оттенки любви, – может быть, это приблизит нас к ответу на вопрос, является ли дружба одним из ее видов?
Новобрачные уже резали огромный свадебный пирог. Гости выкрикивали поздравления.
– Должно быть, они по-настоящему любят друг друга, – сказал я.
– Ну разумеется, любят, – подтвердил мужчина в темном костюме, сидящий рядом. – Как же иначе? Разве кто-то женится по другим причинам?
Я остерегся высказывать вслух свой ответ, вспомнив наш разговор с Петрусом о продавце попкорна. Однако мой проводник не промолчал.
– А какой род любви вы имеете в виду: Эрос, Филос или Агапе?
Мужчина глядел на него непонимающе. Петрус поднялся с места, наполнил бокал и предложил мне немного прогуляться.
– Все три греческих слова обозначают любовь, – начал объяснять он[53].
Пауло Коэльо прав, у греков было несколько слов, обозначавших любовь, и три главных – это «эрос», «филия» и «агапе».
Эрос (ἔρως) – любовь чувственная, романтическая, страстная, телесная, физическая. Греческий бог Эрот был спутником и помощником богини красоты и любви Афродиты, он соединял богов в брачные пары и олицетворял любовное влечение, обеспечивающее продолжение жизни на земле. Так же, впрочем, как и Амур с Купидоном – римские версии греческого Эрота. В слове «эрос» много чувственной устремленности, страстного желания и стремления к объекту желания, много ярких эмоций.
Филия (φιλία) – любовь дружеская. Скорее всего, это слово произошло от «фила», обозначавшее древнегреческое родовое племя, общину. В этом смысле слово «филос» (друг) изначально использовалось в значении «свой» или «близкий». Так, Одиссей у Гомера называл своих домочадцев «своими» («филой»).
В первую очередь «своими» считались кровные родственники, затем – вообще «близкие» и, наконец, – доброжелатели и соратники. Здесь прослеживается определенная линия развития – от «своего» к «другому», но «близкому», причем слово приобретает не только констатирующий, но и оценочный смысл, известную эмоциональную нагрузку, выражая идею взаимной поддержки, связи, союза. Так обозначают людей, на которых можно положиться в окружающем ненадежном мире[54].
В отличие от эроса, филия – это склонность, рожденная внутренним побуждением, душевным расположением, чувством близости и общности. Как пишет Флоренский: «Оттенок, выражаемый этим глаголом любви, есть внутренняя склонность к лицу, выросшая из задушевной общности и близости…»[55]
Мы знакомы со словом «филия» гораздо ближе, чем думаем. Корень «фил» встречается во многих известных нам словах: «философия» (любовь к мудрости, друг мудрости), «филология» (любовь к слову, друг слова), «славянофил» (друг славян), «филантроп» (любящий людей, человеколюб, друг человека), и так далее.
Агапе (άγάπη) – изначально так обозначали мягкую, жертвенную и снисходящую любовь к ближнему, любовь, основанную на волевом выборе, когда мы сами решаем, как относиться к другому человеку и кем его считать. И проявляется она в почитании, благосклонности и высокой оценке другого. Позже, в Новом Завете, слово «агапе» приобретает отчетливый оттенок высшего духовного отношения – любви Бога к нам, нашей любви к нему, а также самоотречения и самопожертвования ради других. Здесь я хочу обратиться к известному диалогу из Евангелия от Иоанна, в котором воскресший Иисус беседует с апостолом Петром, ранее трижды отрекшимся от него:
Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! Любишь [агапе] ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю [филео] Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих.
Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! Любишь [агапе] ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю [филео] Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих.
Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! Любишь [филео] ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь [филео] ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю [филео] Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих[56].
Первые два раза Иисус спрашивает, любит ли его Петр жертвенной любовью – агапе. Тот оба раза отвечает, что любит его дружеской любовью – филией. Если представить этот евангельский диалог в более простой и более короткой форме, то получится так:
– Симон, любишь ли ты Меня любовью Божьей?
– Да, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя как Друга.
– Любишь Меня любовью Божьей, Симон?
– Ты знаешь, Господи, что я люблю Тебя как Друга.
– Любишь Меня как Друга?
– Господи, Ты все знаешь. Ты знаешь, что я люблю Тебя как Друга.
По одной из трактовок этого отрывка Писаний, Иисус первые два раза спрашивал Петра об агапе (жертвенной любви), так как знал, что Петру уготована судьба стать одним из ключевых проповедников христианства и умереть за веру. А для того чтобы принять такую судьбу и не отречься, потребуется любовь высшая, жертвенная. В пользу этой трактовки можно привести следующие сразу за приведенным мной отрывком слова евангелиста Иоанна: «Сказал же это, давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога». Судя по всему, позже Петр обрел по отношению к Христу такую возвышенно-жертвенную любовь – агапе: ведь известно, что, заплатив за проповедь благой вести своей жизнью, он не только не отрекся во время казни в Риме, но и попросил распять себя вниз головой, считая себя недостойным принять смерть так же, как Христос. Вероятно, Петр полюбил его не только как друга (любовью-филией), но и как Господа (любовью-агапе).