[68]. Да, эта фраза была произнесена Создателем про поддержку в браке (когда он решил создать Еву – жену Адама), но ведь она же стала для своего мужа и единственным другом!
Всем известно, что любой инвестор стремится не только к максимальной прибыли, но и к тому, чтобы не складывать все яйца в одну корзину. Это может прозвучать несколько цинично, но принцип управления социальным и финансовым капиталом схож: хочешь минимизировать риски – дифференцируй свой портфель!
Многочисленные социологические исследования подтверждают – возможность обратиться за эмоциональной поддержкой более чем к одному-двум близким людям необходима для благополучной, здоровой, обеспеченной и эмоционально наполненной жизни.
Ученые из двух американских университетов опубликовали исследование[69], в котором называют сеть таких доверительных отношений emotionships portfolio – портфелем эмоционально-поддерживающих отношений. В таком «портфеле» могут быть сестра, у которой хорошо получается приободрить тебя, когда ты грустишь; друг, умеющий успокоить в моменты тревоги; другой друг, который помогает справиться с неуверенностью и комплексом самозванца, – дополни свой портфель сам, дорогой читатель.
На практике в тех же США количество таких отношений только сокращается. Авторы приведенного исследования утверждают: эти результаты особенно важны в свете последних социальных тенденций, предполагающих, что современные американцы все больше полагаются на своих супругов (и все меньше полагаются на свои более широкие социальные сети) для удовлетворения своих более глубоких эмоциональных потребностей[70]. К сожалению, я не смог найти российских исследований по этой теме, но не сомневаюсь, что россияне также сталкиваются с этой проблемой.
И у этой тенденции вполне понятные причины! Напомню, что мы живем в мире, в котором романтические отношения и брак невероятно возвышены. Я пишу эти строки в одном из подмосковных ресторанов, куда частенько сбегаю, чтобы поработать над текстами. Обычно здесь достаточно тихо, но сегодня почему-то включили радио – и только что одна за другой звучали песни Любови Успенской и Стаса Михайлова. Первая пела: «К единственному, нежному, бегу по полю снежному, по счастью безмятежному скучая и тоскуя…» – второй: «Ты одна мне нужна, без тебя ветра и метель, лучшая на свете жена, мамочка моих детей…»
Попробуйте навскидку вспомнить какую-нибудь песню о дружбе – бьюсь об заклад, кроме «Песни о друге» Владимира Высоцкого вы вряд ли быстро вспомните хоть одну. Романтическая любовь – эрос безраздельно правит не только нашей эстрадой, но и всей массовой культурой, вытолкнув дружескую любовь – филию куда-то на периферию.
Но так было не всегда.
Давайте начнем с Древнего Рима, где дружба (amicitia) занимала чуть ли центральное место в культуре и была одним из главных элементов нравственного устава mos maiorum[71] – неписаного кодекса социальных норм для римской аристократии. Преданность другу, готовность оказать помощь и поддержку в любых обстоятельствах – вот качества, которыми должен был обладать истинный римлянин. Неудивительно, что гражданин Рима мог без малейшего стеснения обращаться к другу в терминах, которые мы сегодня используем только для обозначения романтического партнера или супруга, к примеру: «половина моей души» (dimidium animae meae) или даже: «большая часть моей души» (in inferno anima mea).
Великий римский философ Цицерон ставил дружбу превыше всего. Устами своего героя он говорит:
Я же могу вам только посоветовать предпочитать дружбу всем делам человеческим, ведь нет ничего до такой степени свойственного человеческой природе, до такой степени подобающего как в счастье, так и в несчастье[72].
Дружба ценилась римлянами не только как межличностные отношения, но и как принципиальный механизм политической жизни – некоторые историки считают, что римская дружба была лишь циничным инструментом влияния. Действительно, во времена Цицерона дела в государстве решались небольшими группами, члены которых были связаны дружбой, политические должности предоставлялись прежде всего друзьям. Возможно, основанием для этого служила такая важная характеристика римской дружбы, как умение быть благодарным и симметрично отвечать на дар, одолжение, услугу или совет. Хорошей иллюстрацией этого подхода, которого римляне совершенно не стеснялись, является письмо римского государственного деятеля Плиния Младшего, в котором он предлагает своему другу крупную денежную сумму, чтобы тот смог занять более привилегированное положение в обществе. В ответ же просит «дружбу». Вот отрывок из этого письма:
Ты мой земляк, мы вместе учились и дружим с ранних лет. Твой отец был близким другом моей матери и моего дяди и моим, насколько разница возраста это допускала. У меня веские причины хлопотать о достойном тебя звании… Состояния у тебя сто тысяч сестерций… – я предлагаю тебе для полного всаднического ценза триста тысяч сестерций. Что ты не забудешь этого дара, за это ручается наша длительная дружба[73].
Как бы кто ни относился к римской дружбе – как к образцу дружеской любви – филии, как к примеру рассудочной и рациональной прагмы[74] или как к некоему симбиозу этих двух взглядов, – очевидно одно: было время, когда дружба оценивалась как отношения более близкие и обязывающие, чем брак.
В Византийской империи пары друзей-мужчин приходили в христианские церкви, чтобы пройти ритуал «побратимства» – на всю жизнь связать себя особыми отношениями названых братьев. Некоторых даже хоронили вместе. И никакого гомоэротического подтекста в этом не было.
Как же так случилось, что дружба и брак поменялись местами? Признаю, это весьма интересная и многогранная история, уже неплохо описанная другими авторами. Скажу лишь, что в архаических обществах возвышенная супружеская любовь была уделом моралистов. Чувственность, нежность между супругами и их взаимное сексуальное удовольствие считались как минимум необязательными, гораздо чаще – нежелательными. Брак был механизмом политического союза, экономического и родового слияния.
В последние несколько столетий ожидания от брака, нагрузка на него неуклонно росли. Песни, книги, фильмы, клипы – сегодня вся массовая культура настаивает на том, что наш брак должен быть основан на величайшей любви, а муж и жена должны быть друг для друга всем: любовниками, партнерами по быту, соратниками по воспитанию детей, эмоциональной опорой, доверенными лицами, родственными душами и, конечно, лучшими друзьями.
Получается, что институт брака поглотил институт дружбы? А что мешает браку и дружбе сосуществовать на равных?
В последние годы все больше исследователей говорят о том, что преувеличенная важность брака делает менее счастливыми и отдельного человека, и общество в целом. На брак навалили столько всего, что он задыхается. Одно из исследований этого феномена так и называется: «Удушение брака: Восхождение на гору Маслоу без достаточного количества кислорода»[75]. Его авторы указывают на очень интересный момент: хотя за последние 50–100 лет требования к браку и ожидания от него существенно выросли, наши инвестиции в него заметно снизились!
Проанализировав историю брака в США, авторы выделяют четыре модели, четыре типа отношения к супружеству и периоды, в которые эти модели доминировали в культуре американского общества.
Практический брак, 1780–1850 годы. В ранней аграрной Америке крепкие и стабильные браки были необходимы для благосостояния самих семей и общества в целом. Члены семьи полагались друг на друга в удовлетворении основных потребностей, включая экономическое производство, образование, уход за детьми и пожилыми людьми. Брак также создавал связи между семейными кланами – это облегчало совместное использование ресурсов. Поскольку стабильные и взаимосвязанные семьи были необходимы для выживания, общество было заинтересовано в регулировании норм брака, например правил поведения супругов. Детям не разрешалось жениться без разрешения родителей, развод был практически немыслим, существенная часть семейной жизни строилась вокруг религиозной общины.
Компанейский брак, 1850–1900 годы. В этот период в США начался бурный процесс индустриализации и урбанизации, который имел глубокие последствия для института брака – например, при принятии решения о вступлении в брак важным фактором стало наличие взаимной симпатии, «любви». Этот период исследователи называют браком между мужчиной-кормильцем и женщиной-домохозяйкой. Индустриализация предлагала женщинам очень немного карьерных возможностей, а отсутствие развитой инфраструктуры заботы о детях (поликлиники, детские сады, школы) не прибавляло женщине шансов на возможность работать. К тому же труд жены по домашнему хозяйству был отдельным видом занятости, критически важным для семейного бюджета.
По мере того как труд жен становился все менее значимым фактором экономического успеха семьи, общество переключалось на более разумные причины вступления в брак. Смягчались правила, связанные с браком. Стали распространяться представления, что вместо кодекса обязательств перед религией и обществом брак должен основываться на узах привязанности и товарищества между супругами. Чем дальше, тем больше романтизировались отношения между супругами – люди стали рассчитывать, что их охватит страстная любовь, и надеялись продолжать испытывать эти чувства в долгосрочной перспективе.
К тому же семьи, мигрировавшие из сельской местности в города, проходили ряд испытаний, что создавало повышенные эмоциональные требования супругов быть «всем» друг для друга. Американский писатель и историк Стефани Кунц в своей книге «История брака: Как любовь покорила брак»