Но в этой логике рассуждений есть и большая проблема. Мы можем неосознанно воспринимать потенциальных новых друзей лишь временными знакомыми – в отличие от пары близких старых друзей, которых уже не вычеркнуть из жизни. На практике же у нас может всего за пару лет сложиться глубокая связь с новыми знакомыми, нередко более сильная, чем со старыми друзьями. Ведь если меняемся мы сами, меняется и наше окружение.
Почему представление о том, что новые друзья менее важны, чем старые, глубоко укоренено в нашем сознании?
Зачастую это связано с чувством ностальгией по прошлому. Мы убеждены, что молодость – это наше золотое время. Нам часто кажется, что именно тогда, в молодости, отношения с друзьями были более настоящими. Все было впервые и вновь: мы ухаживали за девушками, хулиганили и даже дрались, героически сдавали сессии, гуляли друг у друга на свадьбах, вместе зарабатывали первые деньги, вместе переживали первые успехи и первые разочарования. И хотя все это давно стало историей, наши друзья родом из юности, которых мы сумели сохранить, становятся нам практически родными.
Близкие и по-настоящему важные, значимые дружеские связи часто появляются у нас именно в подростковом и юношеском возрасте еще и потому, что мы отделяемся от родителей и ищем свою новую «семью» среди сверстников. В возрасте примерно 15–20 лет друзья становятся для нас тем, что американские психологи иногда называют «псевдосемьей» – в этот период дружеские отношения становятся основой нашей социальной жизни и сформированные связи могут оставаться значимыми и близкими на протяжении десятилетий.
С возрастом многие занятия уже не дают таких переживаний. Можно поучиться в бизнес-школе, вступить в какой-нибудь бизнес-клуб, поехать в экспедицию на Эльбрус, начать заниматься триатлоном или вступить в философский клуб, где предприниматели изучают политическую философию и думают о будущем России. Очевидно, что этот новый опыт может принести не только расширение кругозора, но и новых приятелей и товарищей. Но стоит ли рассчитывать на близкую дружбу? К сожалению, скорее всего, ее не случится. Взрослых людей уже не склеить в настоящий дружеский тандем одним ярким событием или насыщенной активностью в короткий период времени. Так, как с моими старыми друзьями, уже не будет!
Так думают многие из нас… И очень зря!
Мы часто считаем старых близких друзей более ценными еще и потому, что утрата таких связей бывает особенно болезненной. Однако продолжительность дружбы – это не единственный критерий ее ценности. Говоря о длительных межличностных отношениях, психологи любят использовать выражение «психологический контракт» – своего рода сложившиеся договоренности (почти всегда подразумеваемые, присутствующие неявно) о том, чего каждая из сторон ожидает от другой. Со временем наши интересы и потребности меняются, а «дружеский контракт» остается прежним. Теряя интерес к другу, мы замечаем, как прожитые вместе годы перестают удовлетворять наши эмоциональные нужды. То, как мы дружили и о чем говорили раньше, может не только не соответствовать новым реалиям, но даже обременять нас. Мы по-прежнему готовы расшибиться в лепешку ради старого друга, но мы понимаем, что отдаляемся…
Говоря о психологическом контракте, стоит упомянуть одну ценную особенность зрелой дружбы. Назовем ее «безусловность».
В долгой дружеской связи, длящейся с молодости, не говоря уже о юности и детстве, существуют «священные коровы», трогать которые не рекомендуется. Это могут быть такие области, как отношения в браке, воспитание детей, политика, религия, пережитые совместно кризисы и так далее. Почти всегда эти негласные табу обусловлены тем, что друзья знают, что обсуждение этой темы создаст напряжение между ними. Когда кто-то все-таки решает завести «опасный» разговор, дружба может пострадать – если только оба не проявят верх аккуратности и учтивости. В старой дружбе есть сформировавшаяся за ее многие годы обусловленность с довольно узкими рамками допустимого.
В дружбе же двух зрелых людей, начавшейся сравнительно недавно, этих табуированных зон нет. Точнее, они еще не успели закрепиться. Любой новый ракурс личности или ее поведения воспринимается скорее как еще одна открываемая прямо сейчас черта новоприобретенного друга. «Новые зрелые друзья» готовы к тому, что еще многого не знают друг о друге, и позволяют друг другу быть намного более пластичными, чем это принято между старыми друзьями. Определенная обусловленность, конечно же, здесь тоже есть, но она – все еще мягкий гипс, который вмещает в себя намного больший диапазон актуальных и потенциальных изменений. Гипс затвердеет, конечно же, но – потом; а пока – я могу меняться, экспериментировать с собой, быть «иным» и новый друг это воспримет «как должное», то есть как часть меня. Поэтому новый друг в зрелости – это новые возможности в самореализации, которых тебе не только не даст, но и к которым тебя, скорее всего, приревнует твой старинный друг.
Дело в том, что в «старой дружбе» не просто закрепляются определенные ценности и паттерны поведения друг друга, но и начинает считаться, что люди всё знают друг о друге. А это предпосылка к тому, что новые повороты в личностном развитии несколько «не приветствуются». В этом и есть обусловленность старой дружбы.
Вот почему менять интенсивность и содержание сложившейся дружбы – очень и очень непростая задача. Нам может казаться, что, прося друга изменить что-то в его поведении, мы как бы говорим ему: «Ты недостаточно хорош». Это легко может превратиться в «Ты просто больше мне не нравишься» из фильма «Банши Инишерина», поэтому мы избегаем подобных разговоров. На такое действительно непросто решиться, и для этого обеим сторонам потребуются зрелость и готовность идти навстречу друг другу.
Я думаю, что одной из причин, почему наши близкие друзья иногда «исчезают», как раз и является тот факт, что начать такой разговор – трудно. Мы очень не любим обижать других людей и плохо умеем обсуждать наши отношения с теми, кто нам дорог! Мне думается, что в этом – одна из слабостей русской дружбы.
Не так давно один 50-летний собственник ИТ-компании рассказал мне о подобном разрыве с близким другом, с которым их связывали почти 15 лет доверительных отношений. В какой-то момент он был вынужден просто «пропасть»: он перестал отвечать на звонки друга и игнорировал его сообщения в мессенджерах. Его друг недоумевал и даже пытался выяснить у их общих знакомых, что произошло… И вот что он ответил на мой вопрос о причинах своего поступка:
После развода он стал кутить и приходить в мой дом с какими-то девицами. Он не только сам потерял меру в выпивке, но меня пытался затянуть в это дело. Он стал каким-то озлобленным и черствым, жестко судился с бывшей женой, даже на время перестал общаться с детьми, которые – хоть и остались с матерью – очень переживали и тянулись к нему. Во время наших встреч он либо ругал свою бывшую супругу, либо отстраненно смотрел в телефон, изредка называя идиотами своих сотрудников. Первое время я старался его поддерживать, ездил к нему, даже выпивал с ним и работал жилеткой. Я находил ему контакты психологов, предлагал другие варианты помощи, считая, что должен помочь другу пройти сложное время…
Где-то через полгода я понял, что он не только не собирается никак работать над собой, но еще и использует меня, принимая помощь и совсем ничего не отдавая взамен. Пару раз я старался мягко намекнуть ему, что не хотел бы продолжать общаться в таком ключе, но он никак не реагировал. Я переживал за него, но общаться с ним становилось все труднее. Наконец, моя жена потребовала, чтобы я прекратил приглашать его к нам домой.
Сначала я стал реже встречаться с ним, ссылаясь на занятость. Так продолжалось в течение нескольких месяцев. Но однажды, когда он в очередной раз позвонил мне, будучи сильно пьяным, я почувствовал, что чаша моего терпения переполнилась и что я просто больше не могу ни видеть его, ни разговаривать с ним. И тогда я перестал отвечать на его звонки и сообщения. Моя жена предложила мне написать ему подробное письмо с объяснением, что именно не устраивает меня в нашем общении. Но я не нашел в себе сил это сделать. Я по-прежнему его люблю и переживаю за него, и мне ужасно стыдно за то, что я его бросил, но я ничего не могу с собой поделать – я просто не могу его видеть!
Конечно, это достаточно экстремальный пример. Несчастный герой этой истории не мог справиться со своими проблемами и отвел близкому другу роль психолога или сиделки. Да, друзья иногда обязательно должны дать нам поплакать в жилетку, но крайности дружбе не помогают. Другу моего собеседника было так плохо, что он забыл о том, что дружба требует взаимности и что близкие дружеские отношения редко могут вынести длительный эгоизм одной из сторон. Но, вероятно, и мой собеседник был не совсем прав – прежде всего в том, что не сумел защитить свои границы и с твердой любовью[107] объяснить другу, что его не устраивает в их отношениях. Кто знает, быть может, такой разговор мог бы побудить его друга очнуться от эгоцентричной спячки и скорректировать свое поведение – несмотря на жизненные обстоятельства.
Когда между друзьями случаются охлаждение и отдаление, один из них может чувствовать, что чаша его терпения переполняется, но не иметь сил открыто поговорить об этом с другом. Такие разговоры могут быть очень сложными даже для зрелых людей, они несут в себе очевидный риск, но нередко именно они могут уберечь близкую дружбу, стоящую на грани охлаждения или разрыва.
Близкая зрелая дружба требует и бережности, и честности. И она должна быть способна выдержать такие фразы, как: «Давай поговорим о чем-нибудь другом», «Давай разок вместо бара сходим на выставку», «Дружище, прости, но мне стало некомфортно слушать мат, потому что теперь я хожу в церковь», «Дорогой, я тебя очень ценю, не обижайся, но мог бы ты не приходить ко мне домой с разными подружками, пока не найдешь постоянную спутницу?» Конечно, с такими разговорами стоит быть осторожным и даже готовиться к ним. Если раньше вы никогда не говорили так с близкими друзьями, то, возможно, стоит потренироваться – например, с психологом.