Хорхе Луис Борхес – писатель, о котором невозможно не думать при просмотре обсуждаемого фильма – в рассказе «Сад расходящихся тропок» заметил, что единственное слово, недопустимое в шараде с разгадкой «шахматы» – это «шахматы». Потому, казалось бы, палиндром не должен явно «звучать» в картине, ведь одна из ее то ли лейттем, то ли разгадок заключается именно во взгляде на мир, как на перевертыш. Однако с палиндромом зритель сталкивается сразу, уже в тот момент, когда легкомысленно читает название на афише.
Принимая во внимание семантическую сложность случая, следует признать, что «Довод» – редкий пример удачного перевода названия фильма. Впрочем, с тем же успехом «Tenet» можно было перевести как «Десятьтясед». Числительное, притаившееся внутри слова, имеет особое значение: ровно столько минут длится финальная операция в Стальске-12, столько времени просит главный герой для аудиенции с Санджеем Сингхом… Единственное, что неясно: почему захват киевской оперы имеет иную протяженность. В данном случае десятиминутная длительность в очередной раз замкнула бы картину в кольцо. Это было бы крайне логично.
Есть право на существование и у совсем уж изощренного варианта «Ьтесеть». Но «трудности перевода» всегда одни и те же: в другом языке не подобрать эквивалент, включающий в себя всю семантическую махину оригинала. Невольно вспоминается русская вокабула «тенета», но тут подкузьмили женский род и несчастная буква «Е».
В центр своего произведения Нолан, человек классической культуры, поместил слова, являющиеся не просто палиндромом, а квинтэссенцией этого понятия. Едва ли не каждая серьезная энциклопедическая статья, посвященная перевертышам, приводит в качестве примера латинский текст: «SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS», записываемый обычно в виде квадрата пять на пять букв, поскольку его можно читать в любом направлении. Так что упоминавшийся квадрат три на три – троица троиц – лишь копия в миниатюре.
Археологи находили эту древнюю надпись в Великобритании, Италии, Сирии, Венгрии, Египте, Франции, Австрии и других уголках планеты. Очевидно, когда-то она была распространена значительно шире, но большинство экземпляров не сохранилось. Самый старый из обнаруженных образов сейчас можно посмотреть в Помпеях. Обсуждаемый палиндром будто связывает воедино весь мир, равно как это делает картина «Довод», снимавшаяся во множестве стран, о чем мы еще поговорим.
Текст перевертыша приходится записывать заглавными буквами, поскольку семантика слов неоднозначна, и вопрос о том, есть ли среди них имена собственные, открывает огромное пространство для дискуссии. Тем не менее его можно попытаться перевести. Обычно вокабулу «sator» трактуют как «сеятель». Слово «arepo» является самым таинственным, поскольку более нигде в латинской письменности не встречается. Нельзя исключать, что оно было выдумано специально для корректного завершения палиндрома, как, например, последняя вокабула в известной фразе: «Наука умеет много гитик». Также оно может оказаться именем египетского происхождения, восходящим чуть ли не к эллинистическому богу изобилия Серапису. Заметим, что подобная «специализация» прекрасно согласуется с профессией сеятеля. С другой стороны, есть шансы, что «arepo» является формой глагола «arrepo» – «ползти». «Tenet» значит «держать» или «управлять», «opera» – «работа», а «rotas» – «плуг», «колеса» или «маршрут», «траектория». Последовательность слов принято переводить так: «Сеятель Арепо с трудом удерживает/управляет плугом/телегой». Однако все было бы не по-нолановски просто, если бы разговор о трактовке загадочной надписи можно было бы на этом закончить.
«Второй акт» обсуждения начнем с того, что в наиболее древних версиях палиндрома первая вокабула стоит в конце, а последняя – в начале, то есть: «ROTAS AREPO TENET OPERA SATOR». Иными словами, не человек удерживает плуг, а наоборот. Субъект воли теряется, возникает столь востребованная Ноланом тема то ли предопределенности, то ли неразрывной связи: маршрут управляет сеятелем в той же мере, траектория борозды определяет бытие.
Перевертыш позволяет помещать себя в любой культурный контекст. Христианские богословы отыскали в нем слова «PATER NOSTER» – «Отче наш». Римского бога Сатурна язычники часто именовали Сатором. Наконец, один монах в бесконечной перестановке букв сложил анаграмму: «PETRO ET REO PATET ROSA SARONA» – «Нарцисс Саронский еще открыт для Петра, хоть он и виновен». Здесь достаточно вспомнить реплику: «Я нарцисс Саронский, лилия долин», – которую в разных источниках произносят царь Соломон или Христос, после чего «третий акт» разговора о смысле текста станет едва ли не бесконечным. Впрочем, даже им обсуждение не исчерпается[131].
У тех читателей, кто не видел фильм, или посмотрел его невнимательно, может возникнуть вопрос: какое отношение все сказанное имеет к «Доводу»? Дело в том, что упомянутый палиндром Нолан тонким слоем «размазывает» по всему сюжету. Сатор – фамилия русского олигарха Андрея, а также его жены Кэт и их сына, который, заметим, вовсе не случайно отправляется на экскурсию именно в Помпеи. Арепо и здесь представляет наибольшую загадку: так зовут не появляющегося на экране художника, написавшего копию картины Гойи, ставшую пассивным двигателем сюжета. Из разговора протагониста с Кэт создается впечатление, будто живописец – едва ли не мифический персонаж, ведь он не способен ни ходить, ни говорить… Вновь – то ли человек, то ли бог, то ли глагол (то есть действие, операция). Впрочем, быть может, все гораздо проще: Сатор покалечил его, узнав о подделке. На это намекает сама Кэт: когда протагонист просит ее позвонить ему, она говорит, что герой не сможет ответить.
«Тенет» или «довод» – название современного фильма, оказавшееся в центре дохристианского перевертыша. Слово, «открывающее двери» и образующее центральный крест в квадрате палиндрома. Опера – киевская, но сыграл ее таллиннский горхолл – место проведения операции, с которой начинается лента. Наконец, «Ротас» – строительная компания, имеющая логотип в виде пятиугольника, намекающий на пятикомпонентную структуру. Именно упомянутая организация, по всей видимости, принадлежащая Андрею Сатору, построила сеть фрипортов. В этом отношении мир Нолана гармоничен и продуман настолько, что в нем сеятель владеет плугом.
Попытки объединить художественные универсумы всех картин режиссера в цельную пространственно-временную структуру вряд ли увенчаются успехом, но есть одно свойство, которое в работах Нолана присутствует всегда. Миры его фильмов – это царства культуры и порядка. Все по уму, по причине, по принципу, все «вследствие» и «ради». Есть определенные цели и четкие направления. Если перед героем в нужный момент возникает пустой автомобиль с предопределенным в навигаторе путем следования, здесь это не кажется надуманным, но выглядит лишь блеском гармонии бытия.
В фильмах режиссера агенты ЦРУ оказываются способными узнать, мягко говоря, не самую известную картину Гойи по беглому взгляду на уголок, едва показавшийся из пакета. Это выходит чрезвычайно далеко за рамки рядовой художественной эрудиции. Более того, такое под силу отнюдь не каждому профессиональному искусствоведу, поскольку речь идет о редчайшем рисунке «Расхититель гнезд», который невозможно посмотреть даже в музеях, ведь в 2010 году он был продан в частную коллекцию чуть меньше, чем за полтора миллиона долларов[132].
Сколь таинственной бы ни представлялась механика взаимодействия эпох, суть глобальной проблемы яснее ясного: потомки решают уничтожить предков, так как те допустили начало экологической катастрофы. В будущем океаны вскипят, а реки пересохнут – это то, чем нас стращают уже сейчас.
Несмотря на множество сопряженных с этим опасностей, «реальность», в которой олигархи заняты не оргиями на яхтах, а созданием сверхматериалов и освоением трансвременных турникетов, не может не импонировать. Мудрый русский злодей – довольно редкий типаж и в каком-то смысле – отрада для отечественного зрителя. Чтобы сыграть его понадобился не привычный мордоворот со звериной «дебильцой» на лице, а «шекспировский» актер Кеннет Брана, чье участие в любом проекте является знаком качества для «гурманов».
Впрочем, назвать Андрея Сатора злодеем значило бы изрядно упростить ситуацию. Кто он в первую очередь – чудовище или несчастный муж, обезумевший от неизбежного, как собственная смерть, разрыва с женой? Поставленный вопрос в очередной раз прочерчивает столь любимую Ноланом траекторию редукций всеобщего к частному, глобальной катастрофы к личному горю. Особенно пронзительно она прозвучала в «Интерстелларе», но и в «Доводе» опасность аннигиляции связана с персональным Армагеддоном, происходящим внутри отдельных героев. Каждый человек равновелик Вселенной, и если мы живем в мире, подобном Андрею, то не стоит ждать ничего хорошего.
Олигархия, напомним, – это «власть немногих». Людей, наделенных всесилием русского торговца оружием, надо полагать, совсем мало. Поскольку место религии в системе взглядов Нолана занимает наука, Сатор, безусловно, является здесь божеством. Страдающим, умирающим, разрушенным и глубоко несчастным из-за того, что он может обладать в этом мире всем, кроме Кэт.
Дуплет сумасшествия и запредельного могущества вновь напоминает о Борхесе, который в новелле «Четыре цикла» выдвинул небезосновательное предположение, будто существует именно столько базовых сюжетов. Четвертый, наиболее интересный и изощренный из них – а Нолан, безусловно, не согласен на меньшее – история о самоубийстве или безумии бога.
Важно, что в иерархии действующих лиц Сатор располагается вовсе не на вершине. Этот бог точно не главный герой. Он сам заявляет: «Мой величайший грех – привести сына в мир, который был обречен. Как думаешь, бог простит меня?» По его собственному мнению, над ним кто-то есть. Протагонист, впрочем, в разговоре с Прийей узнает, что и он – не главный. В это нетрудно поверить, коль скоро зрителям даже не сообщается его имя. Персонаж, обозначенный лишь термином, редко играет существенную роль, вне зависимости от значения термина.