На деле же, высказанные индианкой слова – не более, чем очередное ее заблуждение. Наряду, например, с точкой зрения, будто два черных человека во фрипорте – суть одна и та же личность. Слушать Прийю – ошибка. Она сама в определенный момент предупреждает, что ее слова стоят недорого.
Безусловно, чернокожий агент ЦРУ – главный герой, ведь у Нолана, как у любого классического создателя, в начале было слово. Вокабулы значат ровно то, что записано в словарях. То есть протагонист – это протагонист.
Тем не менее соблазн поддаться гипотезе, будто на экране представлена некая второстепенная ветвь развития истории, действительно, велик. Временами перед ней не может устоять даже сам персонаж Джона Дэвида Вашингтона, ведь ему так легче. Например, в ходе операции в киевской опере он говорит некому важному субъекту: «Этот захват – прикрытие, чтобы убрать вас». А если, действительно, так? Если «тест» с селекцией протагониста и множеством жертв был придуман исключительно для спасения упомянутого «эпизодического», казалось бы, героя, который «установил контакт» неизвестно с кем или с чем? Возможно, хотя верится с трудом. Скорее, зрители просто до поры не отдают себе отчета, что и в первостепенной ветви, коль скоро она существует, действует тот же самый чернокожий человек. Впрочем, человек ли? Присутствие нескольких экземпляров в одно время и в одном месте заставляет задуматься, что имени у него быть не может, поскольку он выходит за известные нам видовые рамки. В этом отношении обозначение Сатора антагонистом стало бы ошибкой, ведь врагов у агента куда больше и это вовсе не только люди, но каждая молекула инвертированного вещества.
Слово «протагонист» выбрано режиссером филигранно, поскольку герой находится на экзистенциальной передовой в самом базовом смысле, которого в своих произведениях не достигал даже Сартр (и здесь трудно не задуматься, учитывал ли Нолан сходство этой фамилии со словом из палиндрома). Не будет большим преувеличением сказать, что даже с точки зрения драматургии сюжет «Довода» представляет собой чрезвычайно незаурядную ситуацию.
«Человек без имени» – герой нового типа. Сатор же, при всех своих незаурядных чертах, в целом довольно традиционен, и проблемы у него крайне распространенные, знакомые многим мужчинам. Именно потому он – «старый бог», не способный более поддерживать мир в задуманном и созданном им когда-то виде. Такой демиург хорошо известен, у него много имен и ни одно из них не «антагонист».
Изложенная концепция соотнесения персонажей, которая полностью обуславливает их поведение, четко проступает при просмотре картины, и это важное качество кинематографа Нолана в целом: жизнь в его фильмах имеет смысл, что является очередным доводом (!) в пользу того, почему именно он едва ли не ключевой режиссер современности.
В одной из финальных сцен, когда после штурма базы в Стальске-12 протагонист, Нил и спецназовец Айвз встречаются втроем, последний принимает решение, что каждый из них заберет часть алгоритма. Далее между ними происходит показательный разговор. «Ты не убьешь нас?», – спрашивает Нил Айвза. «Если найду, то убью», – отвечает тот. «А ты будешь искать?» «Да, буду обязательно». Казалось бы, спецназовец декларирует достаточно абсурдную программу бытия. Ему нужен алгоритм? Но он только что сам разделил его. Зачем заниматься поисками отданных частей и преследованием нынешних товарищей? Убей и забери сейчас, раз ты все равно готов это сделать потом. Однако каждому необходима экзистенциальная стратегия, ведь в ее отсутствие исчезнет даже фантом смысла. Айвз, вероятно, не догадывается, что именно в его устах сказанное приобретает особое значение: кто знает, сколько раз им втроем еще предстоит штурмовать Стальск-12.
При поверхностном взгляде, «Довод» может показаться очередным шпионским фильмом об агентах в идеальных костюмах, которые сохраняют свой вид, не рвутся и не пачкаются в самых головокружительных передрягах – это единственное подлинное волшебство в картине. Нолан неоднократно признавался, что является фанатом жанра и, в особенности, бондианы. Собственно, не только одежда и приключения, но даже диалоги соответствуют канонам подобных лент. Главным образом, стоит обратить внимание на разговоры протагониста с Сатором, а также многочисленными инструкторами-проводниками, которые тоже являются неотъемлемыми атрибутами шпионского кино. В «Доводе» их трое: Виктор из ЦРУ, ученая Барбара и офицер британской разведки сэр Майкл Кросби. Заметим, что, по счастью, Нолан не наследует одно из наиболее раздражающих «правил» жанра: чем уже у девушки талия, тем более высокопоставленным военным или выдающимся физиком-ядерщиком она является. Так или иначе, если фильмы о Бонде наполняют этот мир рекламой, то «Довод» наполняет его смыслом.
Рождение и развитие рыцарского романа происходило в те времена, когда ответ на вопрос о функциях искусства еще не стал предметом для дискуссий. Задач выделяли две: сервильную (эстетическое обслуживание аристократии) и религиозную (художественное подкрепление и пропаганда веры). Цели, стоящие перед авторами, от этого становились несколько понятнее и четче. Едва ли не каждое произведение упомянутого жанра, помимо прочего, было призвано подтверждать и доказывать существование бога. Теологи, вроде Фомы Аквинского, делали это одним способом, а рыцарские романы – другим. Добро неизменно одерживало верх именно потому, что Всевышний бы не допустил иного. Неотъемлемая нравственная нагрузка текста позволяла даже перевернуть причинно-следственную связь: кто победил, тот и представляет собой светлую силу, воина Господа. Ставший столь широко известным после «Игры престолов» суд поединком в Средние века был довольно распространенной, как художественной, так и совершенно реальной практикой, хоть и не носил столь громкого названия.
Подобным доказательством является и обсуждаемый фильм. Впрочем, Нолан не был бы Ноланом, если бы не заходил значительно дальше предшественников. Он не просто приводит аргументы и доводы (!), но демонстрирует гибель старого бога, предъявляя ту форму, которую принял новый, пришедший на смену.
Не случайно кульминационно сражение разворачивается в мифическом городе Стальск-12, на родине старого бога, Андрея Сатора. Впрочем, само понятие «город» тут не вполне уместно, поскольку люди в нем не живут, здесь обитают смыслы, и, быть может, их охранники. В свете высказанных выше нумерологических соображений, даже слишком привычный для религиозной культуры номер двенадцать представляется неслучайным.
Заметим, что, в сущности, первоначальный толчок сюжету дал развал СССР. Русская тема в картине чрезвычайно сильна. В юности Сатор совершил каинов грех, убив собрата по ремеслу, хотя сам он в разговоре с протагонистом называет это сделкой с дьяволом. Даже боги не могут говорить о происходящем, не используя готовые религиозные аналогии и формулы.
Упомянутая фантастическая спецоперация, опосредованно приводящая к гибели Андрея, требует развития в нескольких временных пластах, она точно не может произойти традиционным последовательным путем и наверняка не получится с первого раза.
Структурно новый бог – это троица персонажей, у которых остается алгоритм в конце. Здесь нетрудно наметить параллели с привычным христианским триумвиратом. Айвз – это, безусловно, Святой Дух, поскольку мы практически ничего о нем не знаем. Вызывает вопросы, откуда он взялся и какую играет роль. Собственно, то, что у бога нет причин и первоисточника, является чуть ли не видовым признаком, но даже значение и необходимость участия Айвза в ключевом штурме не совсем ясно, ведь он лишь сопровождал протагониста, пройдя весь путь по его маршруту. Недаром трактовка именно этого фигуранта христианской троицы стала одним из камней преткновения, почвой для разногласий между конфессиями, а также дискуссионным вопросом богословия. Единственная его задача, заявляемая прямо, состоит в поддержании триединства – том самом «обязательном» преследовании, о котором речь шла выше. При этом заметим, что едва ли не эпизодический Айвз единолично решает судьбу алгоритма. Остальные двое безропотно принимают его вердикт, словно зависящие или подчиненные. Кто знает, быть может, события вокруг чернокожего агента, действительно, лишь побочная ветвь?..
Протагонист – это Бог Отец, у которого нет и принципиально не может быть имени, он обозначается лишь своей функцией, описывающей его полностью. О нем нам тоже известно немногое: у него нет личной истории, происхождения, далекого прошлого, есть лишь «задание», выполнение которого целиком заполняет его бытие. Однако именно здесь таится ключевое отличие от Айвза: в случае протагониста зрителю известна его функция и цель. Истинно это знание или нет – другой вопрос, но мы верим в то, что именно он устроил всю операцию, создал организацию для поддержания существования мира и мотается по разным временным отрезкам, перманентно обеспечивая всеобщее существование.
Нил же – Бог Сын, известный по имени, хоть в данном случае оно и не Иисус. Отец привлек его для реализации своей задачи. Иными словами, функция у Нила не собственная, а заимствованная, но тоже полностью подчинившая себе его бытие. По традиции, именно Сын формулирует божественные постулаты в интеллигибельной форме. Например: «Что произошло, то произошло. Это выражение веры в механике мира, а не оправдание безделья». Он же – носитель тайны Отца: поскольку куратор опекал протагониста всю жизнь, ему, в отличие от зрителей, известна его предыстория.
Едва ли не в каждой спецоперации – штурм киевской оперы, двустороннее проникновение во фрипорт, таллиннские автогонки, Стальская битва – Нил один или несколько раз спасает протагониста, как минимум, не давая ему столкнуться с собственной инверсией. Зачастую при этом он жертвует собой, что полностью вписывается в концепцию Бога Сына. Незаурядная или, напротив, чрезвычайно современная ситуация состоит в том, что отпрыска или друга приходится нанимать.
Обнаруженный главным героем в Стальске труп Нила – тело с медной шайбой на оранжевой нитке, его брелком – своего рода ответ на их разговор про парадокс убитого дедушки. Вне временных пластов связи пропадают. В конце концов, «Довод» – не сериал «Гусар» (от подобного сопоставления в 2020 году удержаться нелегко).