– Работаем. Несмотря на козни местных начальников. То, что там происходит, ничем не отличается от того, что происходит в других регионах. Кроме одной детали. Там административный ресурс исподволь работает на коммуниста, а в большинстве остальных частях нашей необъятной России – на ставленников партии власти, которые ничуть не лучше Квасова. Такие же сволочи, воры. По большому счету, я не вижу разницы между теми, кто занимает важные кресла, и теми, кто в оппозиции. Наше дело – получить свои бабки. А в остальном – пошли они все к ё…ной матери.
– Грубо. Но справедливо, – насмешливо признала Мария.
Он почему-то вспомнил Наталью Михайловну, владелицу галереи. Его по непонятной причине влекла эта женщина. Было в ней что-то, что отличало ее от других женщин, включая Марию. Было.
Мария покинула постель. Ей нравилось ходить перед ним голышом. Ухоженное тело еще хранило испанский загар – они побывали на побережье Средиземного моря в конце июля.
Потом они пили чай и перекусывали.
– Опять не известно, насколько уезжаешь?
– Нет. Я непременно приеду. Когда именно, сказать не могу.
– Как там твой кандидат?
– Прекрасно. Деньги платит. Меня слушается. Что еще надо?
Она была хороша – голая на табурете, сидевшая расставив ноги, сексуальная. Он понял, что она делала это нарочно. И добилась своего. Ему захотелось повторить сделанное ранее. Всё вышло к взаимному удовольствию.
Рано утром автомобиль повез его в аэропорт. Модерновое здание пропустило через себя, отлаженная траектория привела в самолетное брюхо. Керосин загорелся в камерах сгорания двигателей, от чего пошел шум и началось движение. Поездив по бетонному полю, самолет покинул земную поверхность, начал перемещаться в той среде, в которой нет дорожных указателей и километровых столбов. Солнце весело заглядывало в иллюминаторы.
«Надо насчет листовок выяснить, – закрыв глаза, думал Григорий. – Проконтролировать Кузьмина. Посмотреть, что сделал Максим… А вечерком заглянуть к Наталье Михайловне».
21
«Надо позвонить в избирательную комиссию, – размышлял Анатолий Николаевич, глядя в чистое переднее окно автомобиля. – Посмотреть, что с листовками. И провести планерку».
За пределами «Жигулей» висела пасмурная погода. Октябрь исполнял свои должностные обязанности. На деревьях почти не осталось дохлых листьев.
«Он неисправим. – Анатолий Николаевич покосился на Петра. – Отмыл наконец переднее стекло, зато боковые – грязные. Что за человек?»
Минутой спустя штаб оказался рядом с машиной. Анатолий Николаевич открыл дверцу, вышел наружу, чтобы тут же спрятаться за другой дверью, старой, покрытой растрескавшейся коричневой краской. Работа надвинулась на него. Он отмечал на карте города места, где были расклеены листовки, подсчитывал, сколько их осталось. Потом был вызван Петр. С его помощью составлялся план поездок по районам. По замыслу Анатолия Николаевича, в субботу и воскресенье Сергей вместе с Петром должны были объездить населенные пункты, поговорить с людьми, распространить листовки.
Трель звонка напомнила ему о телефоне, который жил в кармане пиджака. Нажав на соответствующую кнопку, он услышал бодрый голос Юрия Ивановича:
– Помните, я говорил вам насчет листовок?
– Каких?
– Ну… в «Макдональдсе» мы сидели. Недавно. А вам тогда сказал…
– А, про это. Помню.
– Вам их сегодня привезут. К вечеру. Пусть в штабе кто-то будет. Когда следующее заседание избирательной комиссии?
– Завтра. В двенадцать.
– Готовьтесь выступить перед телекамерами. Вместе с листовками вам передадут два варианта текста. Один на тот случай, если вам позволят взять псевдоним. Другой – если откажут. Надо их выучить.
– А будут телекамеры? – проявил сомнение Анатолий Николаевич.
– Будут. Я позабочусь.
Когда совсем стемнело, дверь пропустила громоздкого человека в кожаной куртке.
– Здесь штаб Кузьмина? – спросил он таким же громоздким голосом.
– Да.
– Я листовки привез.
– Сюда несите. – Анатолий Николаевич указал в угол, где уже стояли пачки.
Громоздкий человек презрительно скривил губы.
– Я – водитель. Меня просили доставить, я доставил. Остальное – ваше дело. И не тяните. Мне в гараж надо.
Вся команда – Анатолий Николаевич, Сергей, Егор, Валентина, – принялась таскать листовки. Дверь пришлось держать открытой. Холод настырно лез в штаб.
Привезенных пачек набралось много, так что угол заставили капитально. Когда все было закончено, водитель вдруг вернулся.
– Да, вот еще. Кто здесь Кузьмин? Вы? Просили передать лично. – Он протянул Анатолию Николаевичу большой конверт.
Разорванная бумажная оболочка выпустила несколько листков. «Текст выступления. Вариант А. Вариант Б». Следовало вызубрить содержимое. Запомнить последовательность слов, отражающую конкретные мысли. Ему не хотелось заниматься этим сейчас. «Утром. На свежую голову», – решил Анатолий Николаевич.
Раскрыв одну из новых пачек, Сергей достал листовку, принялся читать, громко, с выражением:
– «Для чего идет в Думу чиновник от КПРФ Квасов? Не для того ли, чтобы скрыться от народного гнева, продав за спиной рабочих новым капиталистам нашу народную гордость – завод, который строили всей страной в эпоху индустриализации под мудрым руководством Коммунистической партии? Владимир Квасов представляет перерожденцев, которых настоящие коммунисты, большевики всегда классифицировали как оппортунистов и соглашателей с буржуазией». – Сергей повернулся к Анатолию Николаевичу. – Ты писал? Нет?! – Приятель даже удивился. – Хорошие слова. Умно, по научному. «Квасов давно превратил свое положение номенклатурного работника КПРФ в успешное занятие бизнесом. Используя свой пост в компартии, связи с местными олигархами, Квасов пытается войти в большую политику и тем обеспечить себе гарантию от уголовного преследования, укрыться от праведного народного гнева. Чиновники от КПРФ пострашнее демократических чинуш». – Сергей вновь глянул на Кузьмина. – По-моему, правильно. И убедительно… – И вновь глаза на листовку. – «Продажным псевдокоммунистам нужен еще один депутат в Думе, чтобы олигархи ценили их дороже, дали больше денег на особняки, на роскошные машины, на отдых в Канарах. Но трудящихся не проведешь. Скажем “нет” Квасову». – Сергей помолчал, подыскивая итоговые слова. Потом протянул. – Да-а, сильно.
– Сильно, – согласился Анатолий Николаевич. А сам подумал: «Я бы так написать не смог. На самом деле хорошие слова».
– Будем клеить рядом с нашей?
– Нет. Отдельно. И учтите – это чужая листовка. Если что, мы к ней не имеем никакого отношения. Понял? Ни-ка-ко-го.
22
Густая темнота повисла на улице, когда Григорий заставил дверь галереи пропустить его внутрь.
– Мы уже закрываемся, – сообщила ему тощая девушка со смешной челкой.
– Я к Наталье Михайловне.
Проходя по залу, он посмотрел налево. Отобранные им картины были на месте. Более того, их отмечали таблички «Продано».
Наталья Михайловна находилась в своем небольшом кабинете – что-то писала. Улыбнулась, увидев его.
– Ну что, решились купить?
– Решился. Неплохие картины. К тому же, недорогие по московским меркам. Беру.
Он сел за стол.
– Кофе хотите?
– Хочу.
Она совершала необходимые действия, дабы приготовить для него живительный напиток, а он следил за ней и удивлялся тому, как его влечет эта женщина. Ее движения были изящны, исполнены благородства. В ней чувствовалась порода.
Она поставила на стол блюдца с небольшими чашками, вазочку, полную печенья, вернулась на свое место.
– Как ваши дела?
– Нормально. Боремся не покладая рук. Сил не жалеем. – У него возникло непреодолимое желание похвастаться. – Здесь тяжелее, чем в других регионах. Здесь административный ресурс работает на коммуниста, в остальных частях нашей необъятной России – на ставленников партии власти. Которые, кстати, ничуть не лучше Квасова. Такие же сволочи, воры. По большому счету, я не вижу разницы между теми, кто занимает важные кресла, и теми, кто в оппозиции, так называемой системной. Но работать здесь намного тяжелее. А выигрыш будет почетнее.
– Уверены в победе? – Она добродушно улыбалась.
– Да.
Он поднес ко рту чашку с кофе.
– У вас вид человека, привыкшего выигрывать.
– Это потому, что я не люблю проигрывать.
Она помолчала, думая о чем-то своем, опять глянула на него.
– Вас не тревожит то, что у Мельниченко… недобрая слава.
– Нет. Чем он хуже тех, кто разбогатели, используя служебное положение, дыры в законе? Тех, кто по сути обокрали предприятия, которыми руководили? Он даже честнее их… При Ельцине власть его давила, сейчас относится к нему нормально. Ему бы культуры побольше… Между прочим, вы не отказались взять его деньги.
– Я не себе. Для детей.
– Кстати, о деньгах. – Григорий достал увесистый портмоне, отсчитал нужное число тысячерублевых купюр. – За картины. Я пока что оставлю их у вас. Хорошо?
– Пожалуйста.
– Давайте отметим мое приобретение. Посидим где-нибудь. Есть приличный ресторан поблизости?
– Есть. Совсем рядом.
– Идемте.
Несколько мгновений она раздумывала, потом поднялась.
Ресторан оказался в том же здании, в подвале. Кирпичные своды, нарочито грубые столы, стулья; висящие на цепях лампы, напоминающие архаичные фонари. Картины со старыми зданиями, скорее всего из Западной Европы. Явный намек на средневековье.
– Что будете пить? – спросил Григорий.
– Спасибо, ничего.
– Как так? Хотя бы чуть-чуть.
– Если чуть-чуть, сухого вина.
Григорий думал, что преодолел ее сопротивление. Не тут-то было. Она отпила немного из бокала под тост «за приобретение», и больше не притронулась к вину. Когда настало время расплатиться, она достала из кошелька половину суммы, и он не стал с ней спорить. Она заставляла его поступать так, как хотелось ей. Это нравилось ему.