Homo commy, или Секретный проект — страница 17 из 43

Мельниченко посмотрел на него как на жалкого младенца.

– Конечно, есть. И Бог есть.

– Ну и прекрасно, – выкрутился Григорий. Сам он был атеистом, не верил в потустороннее и прочую, как он полагал, ерунду, но спорить об этом не собирался.

– Может, виски глотнем?

– Глотнем.

Употребив три порции благородной жидкости, Григорий спустился на второй этаж. Профилактический обход сотрудников штаба занял минут сорок. Принцип: никто не забыт, ничто не забыто, вновь торжествовал. Денису, молодому долговязому парню, досталось за неаккуратность. Григорий не кричал, говорил едким голосом:

– Ты понял? Еще один раз, и я накажу тебя деньгами.

Григорий никогда не грозился выгнать и не выгонял тех, кто на него работал. Глупо. Избавишься от человека, он побежит в штаб конкурентов, поделится тем, что знает. К чему давать врагам хоть какую-то информацию? Надежнее действовать экономическими рычагами. Рублем или долларом.

Было поздно, когда Григорий пришел в комнату, где работал Максим. Небрежно опустился в кресло.

– Вот, посмотри. – Максим с довольным видом протянул ему несколько больших листков. – Макет номера газеты «Искра». Будто бы орган коммунистов-ленинцев. Шедевр. Я превзошел самого себя.

Рядом с названием расположился барельеф Ленина. Чуть ниже передовая «Время не ждет, товарищи!»

«Предстоящие выборы имеют архиважное значение. – Лезли в него настырные слова. – Мы выбираем нашего защитника перед властью антинародного режима. Есть о чем задуматься трудовому человеку… Такие, как Квасов, позорят КПРФ… Хочется задать Квасову два вопроса: откуда у коммуниста Квасова было столько акций родного завода? И почему он продал свои акции капиталистам, а не отдал рабочим?»

Максим смотрел на него восторженными ожидающими глазами. А у него пропало желание читать. Пробежав по заголовкам, по фотографиям, он скороговоркой произнес:

– Всё прекрасно. Поехали, развеемся.

Максим нехотя поднялся из-за стола. Он ожидал большего. Ему хотелось насладиться удовольствием, которое должен был испытать Григорий, читая ловкие статьи, рассматривая тщательно подобранные фотографии Ленина, Сталина, коммунаров на баррикадах, Кузьмина.

Перемещение в ресторан заняло пятнадцать минут. Деловито разглядывая меню, Григорий сказал:

– Давай выпьем водки.

– Ты вроде вино любишь. И коньяк.

– Иногда хочется водки. В конце концов, мы живем в России… Пожалуй, возьму телятину с грибами.

– Скоро ложиться спать. Я возьму что-нибудь полегче. Осетрину.

Невысокий и очень важный официант подошел принять заказ.

– Хорошая водка есть? – поинтересовался Григорий.

– Есть.

– Бутылку. Соления. Телятину с грибами, осетрину. И какую-нибудь закуску, пока готовят горячее. На ваше усмотрение. – Он повернулся к Максиму. – Порой стоит выпить водки. Оттянуться… Надоедает.

– Что?

– Всё надоедает. Жизнь – гонка. Порой устаешь от самого процесса… Может, в кино завтра сходим? Глянем какой-нибудь боевик.

– Тут есть театр.

– Нет уж. Избавь меня от провинциальных театров. Лучше в кино.

Появился графинчик, кругленький, весь покрытый капельками воды. Пузатому графинчику ассистировали тарелки с соленьями, мясным и рыбным ассорти. Официант наполнил рюмки.

– Чтобы нам с тобой хотелось, – лениво проговорил Григорий.

– Что?

– Не важно, что. Важно, чтобы хотелось. Чтобы желания не покидали нас. Потому что, если исчезают желания, жизнь заканчивается.

Максим посмотрел на него с сомнением, но тоже поднес рюмку ко рту. Водка была холодная. И неплохая. Мягкая. Григорий отнял у графинчика еще одну часть содержимого.

– Давай выпьем за успех, – сказал Максим.

– Давай, – равнодушно согласился Григорий.

Когда графинчик опустел, Григорий понял, что водка не берет его. Максим был уже веселенький, а ему – хоть бы хны. Заказал еще бутылку. Она повторила судьбу первой – пятидесятиграммовыми порциями проследовала в два желудка. В итоге Максим шел к машине, изрядно покачиваясь. Едва сел на сиденье, заснул. Около гостиницы пришлось его будить, трясти за плечо. Он долго не мог понять, где он и что от него требуют. Григорий отвел его в номер. Ни к чему, чтобы московские люди, работающие на него, попадали в передряги. Заставив Максима раздеться и лечь в постель, он отправился домой. Ночной город подставлял пустые улицы. Холод обволакивал машину, согревающую свое нутро теплом от мотора.

– Завтра попозже? – спросил водитель, когда настала пора выходить.

– Нет, к восьми.

Водитель тяжко вздохнул.

– Отдыхать будем после выборов, Петр Васильевич. До свидания.

Григорий открыл дверцу, шагнул в холод.

Проснулся он как обычно – в семь. Хотелось пить. И лень было подниматься. Он пересилил себя. Сделал зарядку, принял прохладный душ. Нельзя давать себе расслабиться. Вода из душа текла еле-еле, по-нищенски, вызывая раздражение. Это повторялось каждое утро.

В штаб он, как всегда, приехал первым. Но когда минут через двадцать вышел из кабинета, увидел, что его сотрудники в сборе. Даже Катя, которая вечно опаздывала. Штаб готовился к учебе агитаторов.

В одиннадцать Григорий появился в кабинете председателя городской торгово-промышленной палаты. Старый лис его ждал. Глубокие кожаные кресла подле журнального столика охотно приняли их. Немолодая секретарша принесла чай в модных стеклянных чашках.

– Вы приняли решение? – спросил Григорий, подцепив на тарелочке дольку лимона.

– Пока что нет.

– Почему?

– Поймите, мы в сложной ситуации. Ясно, что губернатор поддерживает Квасова.

– Губернатор ничего не говорил на этот счет.

– Губернатор не говорил. Он демонстрирует нейтралитет. Но Кириченко…

Кириченко был заместителем губернатора. Известная песня: вы уедете, а нам тут жить. Григорий хлебнул чаю.

– Хорошо, а если вы поддержите двоих?

– Каким образом?

– Ну… ориентировать сотрудников крупных предприятий на поддержку Мельниченко или Квасова.

– Это сложно… Сложно. Вы, главное, не переоценивайте влияние директоров на своих подчиненных.

Что ни говори человеку, а он пойдет и проголосует по-своему. Даже назло сделает.

Григорий глянул на него хитрыми глазами.

– А никого не поддерживать вы можете?

– Это реальнее… – В задумчивости он кивнул. – Это реальнее. Подумаем. Что касается встреч на предприятиях, договаривайтесь сами. Большинство директоров не откажет в проведении таких встреч.

«И на том спасибо, – покидая кабинет, подвел итог Григорий. – Большего от этого хитреца не добьешься».

25

– И на том спасибо, – мрачно изрек Анатолий Николаевич. – Хороши работнички. Один выехал в десять вместо восьми. И то лишь потому, что я позвонил, побеспокоился. Другой приходит к двенадцати… Спасибо, что принес пиво. Только я давным-давно опохмелился.

Егор смотрел на него честными глазами. В них было столько вины.

– Перебрали вчера. Сами знаете.

– Я был вместе с вами. Но у меня есть чувство долга. Я к девяти пришел сюда.

– Анатолий Николаевич, простите.

– Садись и работай. Столько дел… – Он почувствовал необходимость что-то добавить, на другой ноте, примирительно. – До выборов не так уж много времени осталось.

В этот момент дверь совершила нужное движение, впустив не только порцию холодного воздуха, но и человека, немолодого, крепкого, с худощавым лицом и лукавыми глазками.

– Кто здесь кандидат Кузьмин будет?

– Я, – признался Анатолий Николаевич.

– Поговорить хочу.

– Пожалуйста. Раздевайтесь, садитесь.

Раздеваться мужичок не стал – расстегнул поношенную кожаную куртку, похожую на те, что носят авиаторы, занял место. Принялся разглядывать помещение, самого Анатолия Николаевича.

– Я вот листовку про Квасова прочитал. Все правда. Ненастоящий он коммунист. Обманывает народ.

– Главное – он и ему подобные порочат светлые коммунистические идеалы, – охотно вступил в разговор Анатолий Николаевич. – Но мечта о справедливости, о равноправии останется. Нам надо вернуться к Ленину. Жаль, что Владимир Ильич так рано умер. Если бы он жил дольше, все было бы по-другому.

– Я ваше выступление видел. Они вас нечестно исключили. Я это… помочь хочу. Вы скажите, что делать. Я думаю – вам надо в депутаты попасть. Больше будет пользы народу, чем от Квасова. Так вы скажите, что делать?

Такой поворот обрадовал Кузьмина.

– Работы много, – принялся объяснять он. – Клеить листовки, агитировать людей, ходить на встречи. С будущей недели начинаются встречи с избирателями. Надо, чтобы мои сторонники были там. На всякий случай. Панина и ее сотоварищи на всё способны.

Мужичок внимательно слушал его и охотно кивал.

Оказалось, что он из бывших военных. Летчик. Майор в отставке. Звали его Виктор Петрович. Ему хотелось какой-нибудь деятельности. Он ругал Горбачева и Ельцина, а заодно и нынешнего – Путина.

– Такую страну разрушили. Армию до чего довели. Если американцы нападут, или китайцы, защитить страну некому и нечем.

– Мы вроде и с теми, и с другими сотрудничаем, – вежливо заметил Анатолий Николаевич.

– Верить никому нельзя. Каждый хочет мировое господство установить. Зачем американцы в Югославию полезли? А потом в Ирак и в Ливию? Исключительно с этой целью… Я у вас буду советником по военным вопросам.

Анатолия Николаевича это устраивало.

– Где вы мне место определите? – Виктор Петрович еще раз окинул взором помещение штаба.

– Здесь. У нас других помещений нет.

– Ничего. Я не привередлив. Мне хватит стула и куска стола. Вот вы говорили про встречи. А график есть?

Получив график, майор принялся его изучать. Он делал все основательно.

– Ближайшая встреча во вторник… Я это… соседок приведу. Меня во дворе уважают. Скажу – послушают. Ксерокса у вас нет? – Он огляделся, убедившись в отсутствии названной техники. – Ну, дайте чистой бумаги. Я перепишу. Чтоб у меня было.

Получив большую таблицу и бумагу, майор погрузился в работу. И будто исчез. Каждый занимался важным делом. Тишина спокойно разместилась в комнате. И тут Егор, посмотрев на Анатолия Николаевича с легкой тоской, спросил: