Чиркнув двумя спичками, Мейтланд поджег одеяло. Теплый керосин с мягким гулом вспыхнул, и невысокие языки пламени стали лизать поношенную ткань. В воздухе поднялся черный дым. Мейтланд встал, балансируя на одной ноге, и начал размахивать горящим одеялом. Он закашлялся в клубах едкого дыма и сел, но опять поднялся и стал махать одеялом из стороны в сторону.
Как и ожидалось, вскоре на сцене появились Проктор и молодая женщина. Бродяга двигался в траве, глубоко присев, как какой-то настороженный зверь, раздвигая рубцеватыми руками стебли травы. Его хитрые, но тупые глаза уставились на Мейтланда, словно тот был дичью, которую оставалось заколоть и содрать шкуру. В отличие от Проктора, Джейн Шеппард степенно шагала по неровной местности, словно не питая никакого интереса к попытке Мейтланда сбежать.
– Я так и думал, что вы двое появитесь! – крикнул Мейтланд. – Ну, что, Проктор?
Он слез с крыши флигеля и помахал горящим одеялом перед лицом у бродяги, отчего тот заворчал и выругался. Мейтланд бросился на него, но закашлялся от дыма, упал на одно колено и схватил примус. Когда Проктор схватился за одеяло и вырвал клочок горящей шерсти, Мейтланд выплеснул из примуса керосин на землю и провел одеялом по разлившейся жидкости.
Двигаясь на четвереньках, Проктор осторожно заходил Мейтланду в тыл. Молодая женщина приблизилась к флигелю, раздвигая траву своими маленькими руками. Отмахиваясь от дыма, она крикнула Проктору:
– Положи клочок! Не обращай на него внимания! Они увидят дым!
Обгоревшее одеяло сорвалось с костыля. Мейтланд схватил кучу дымящихся обрывков, но Проктор бросился вперед, вырвал у него одеяло и стал затаптывать пламя и забрасывать землей тлеющие нити.
Мейтланд понуро оперся на костыль. Он махал проезжавшим машинам, но ни одна не остановилась. Никто даже не заметил этого краткого эпизода. Мейтланд повернулся к Проктору. Бродяга схватил обломок кирпича и по-боксерски кружил вокруг. Мейтланд бросился вперед и ударил его костылем по плечу. От поднявшегося давления из открывшихся ран на голове потекла кровь, но этот удар вызвал в нем радость. Левая нога поскользнулась на треснувшей плите у флигеля, но Мейтланд поймал равновесие и стал вертеть костылем над головой.
Присев на корточки и опустив плечи ниже колен, Проктор нырял своей головой на бычьей шее, уклоняясь от костыля. Его белое лицо, как высохшая тыква, ничего не выражало, а глаза оценивали длинные руки и ноги Мейтланда.
– Прекратите!..
Собрав рыжие волосы руками на затылке, как скучающая домохозяйка, утихомиривающая уличный гам, к Мейтланду подошла Джейн Шеппард и, схватившись за металлическую трубу, попыталась опустить ее на землю.
– Ради бога… – Она посмотрела на Мейтланда своими суровыми детскими глазами. – Вам не кажется, что вы слишком далеко зашли?
Мейтланд оглянулся на скудное движение на автостраде за спиной. Проктор стоял на корточках у зарослей крапивы по-прежнему с половинкой кирпича наготове. Они не рискнут убить его здесь на открытом месте. Трое оборванцев, жгущих старое одеяло, не привлекут ничьего внимания, но зверская драка может вызвать интерес какого-нибудь отдыхающего полисмена.
– Проктор, – сказал Мейтланд, указывая костылем на Джейн. – Ты знаешь, у нее есть ключи. Ключи от моей машины.
– Что? – Молодая женщина с искренним возмущением посмотрела на Мейтланда. – Какие еще ключи?
– Проктор…
Бродяга наблюдал.
– Ключи от багажника. Там лежит мой бумажник.
– Ерунда. – Молодая женщина повернулась, чтобы уйти. – Пошли.
– Ты ведь не смог открыть багажник, верно, Проктор?
Мейтланд поскакал вперед, держа в руке костыль, как копье. Глаза Проктора перебегали с девушки на него.
– В бумажнике 30 фунтов.
– Проктор, не слушай его! Он сумасшедший, он вызовет полицию.
Растерянная и рассерженная, она подобрала большой кирпич и протянула Проктору.
– Вы вдвоем обыскивали меня ночью, Проктор, – спокойно проговорил Мейтланд. Он находился всего в шести футах от бродяги, в пределах досягаемости бычьего рывка. – Ты прекрасно знаешь, что я не возвращался к машине – ты же все время следил за мной.
Пока Джейн терпеливо дожидалась, когда Проктор ударит его, Мейтланд достал из кармана бумажник и грязным веером развернул перед лицом Проктора фунтовые банкноты.
– Кто дал их мне, Проктор? Кто взял их из машины? Вот, возьми один…
Бродяга, как загипнотизированный, уставился на бумажки. Потом повернулся посмотреть на Джейн, стоявшую с новыми камнями в руках. Ее лицо превратилось в маску растерянной враждебности.
– Раньше никто никогда ничего тебе не дарил, Проктор, верно? – сказал Мейтланд. – Так вот, возьми.
Когда покрытая рубцами рука робко приблизилась к сырой банкноте, Мейтланд в изнеможении оперся на костыль.
Подозрительно поглядывая друг на друга, все трое пошли назад в кинотеатр. Молодая женщина взяла Мейтланда под руку и помогала ему пробираться сквозь траву, сердито бормоча что-то себе под нос. Следом плелся Проктор с потрепанным бумажником и примусом. Его изуродованное лицо ничего не выражало. Спускаясь по лестнице, Мейтланд увидел, как Проктор присел на корточки, словно боязливое животное, не уверенное, следует ли отстаивать свои права на остров.
14. Вкус яда
– Что еще за игру вы затеяли? – Молодая женщина твердой рукой направила его к кровати. Ее сильное тело посинело от сдерживаемых чувств. – Считается, что вы больной! Мне никакого интереса драться из-за бумажника. Черт возьми, я, пожалуй, оставлю вас здесь, а сама соберу вещи и уйду, прежде чем вы устроите новые неприятности.
– Он пытался меня убить, – сказал Мейтланд. – И вы его подстрекали.
– Я не подстрекала. И все равно Проктор полуслепой. Вы сожгли наше одеяло.
– Да, ваше. Я не остаюсь здесь на ночь.
– Никто и не хочет, чтобы вы оставались. – Девушка с непритворным негодованием покачала головой. – Вот она, благодарность капиталиста! Я только что спасла вас от Проктора, а вы рассказали ему про бумажник. Это вы неплохо придумали – дать ему денег. Но вам это не поможет: все равно Проктор никогда отсюда не уходит, а здесь, насколько я понимаю, их потратить негде.
Мейтланд покачал головой:
– Тут не требовалось большого ума. Бедный старик! Не думаю, что он знает, как с ними обращаться.
– Единственное, что ему давали в жизни, – это чужое дерьмо. Не думайте, что он будет вам другом. Если я оставлю вас одного с ним, вы скоро соскучитесь по мне.
Мейтланд смотрел, как она безостановочно шагает по комнате. Ее непрестанные упоминания об уходе с острова его обеспокоили. Он еще не чувствовал в себе готовности общаться с Проктором самостоятельно.
– Джейн, рано или поздно вам придется мне помочь. Мои друзья и семья, полиция, мои коллеги – им придется выяснить, что здесь произошло. Должно быть, они уже ищут меня.
– Ваша семья… – Девушка вырвала эти слова из контекста и сделала на них особый упор. – А моя семья? – Она отшагнула назад и отрезала: – Я не взяла у вас ни пенни – так и скажите им!
Усталый и замерзший, Мейтланд лежал на спине, положив голову на сырую подушку. Молодая женщина двигалась по тускло освещенной комнате. Она привела в порядок свой чемодан и снова развесила одежду. Вечерний свет уже гас, и Мейтланд пожалел, что спалил одеяло. Он понял, что получил небольшое преимущество перед девушкой и Проктором, настроив этих двух изгоев друг против друга и подпитывая их взаимное недоверие.
И все же пока что он оставался пленником этой молодой женщины, а ей в голову могло взбрести что угодно. Их отношения словно доставляли ей какое-то странное удовольствие. Ее чувства к нему менялись от нежности и добродушия до внезапной злобной мстительности, как будто в Джейн крылись два разных человека. Развесив одежду, она разожгла примус и заставила Мейтланда выпить сгущенного молока с горячим кипятком. Держа его голову в руках, она утешительно напевала, пока он пил из пластиковой чашки, и прижимала свою округлую грудь к его лбу, словно кормила собственного младенца. Но через минуту, круто сменив настроение, резко отстранилась, оттолкнула его и начала раздраженно рыскать по комнате. Она прикрутила примус с таким видом, будто винила Мейтланда за меркнущий свет дня.
– Джейн… – Мейтланд вытащил свой заляпанный маслом бумажник. – Хочешь эти деньги? Ты можешь воспользоваться ими, чтобы выбраться отсюда. – В приливе внезапной заботы об этой девушке он протянул ей бумажник.
– Я не хочу выбираться отсюда. С чего бы? – Она высокомерно повернула голову и подозрительно посмотрела на него.
– Джейн, будь серьезной. Ты не можешь оставаться здесь вечно. Где твоя семья? Ты ведь была замужем, правда? – Мейтланд указал на чемодан и честно признался: – Я видел твои фотографии. Твой муж – что с ним?
– Не суйся не в свое дело, – проговорила она твердо и спокойно. Ее пальцы одеревенели, как прутья. – Боже всемогущий, я пришла сюда, чтобы избавиться от всяческих моральных отношений. – Она неуверенно прошла по комнате, словно ища выход от приставаний Мейтланда. – Люди не знают большего счастья, чем изобретать новые пороки.
– Джейн, допустим, я пообещаю тебе 500 фунтов – ты поможешь мне выбраться?
Она оценивающе посмотрела на него.
– Зачем так много? Это же куча денег.
– Затем, что я хочу выбраться отсюда вместе с тобой. Думаю, нам обоим нужна помощь друг друга. Я дам тебе пятьсот фунтов – я серьезно…
– 500 фунтов… – Она как будто задумалась над его предложением, в уме пересчитывая пачку банкнот. И вдруг повернулась к нему, потрясая своим коричневым бумажным мешком любительницы гашиша. – А вы представляете, на сколько этого хватило бы, если снять дом какой-нибудь бездомной семье?
– Джейн, ты сама принадлежишь к бездомной семье. Твой ребенок…
Мейтланд сдался. Он устало лежал на спине, а Джейн раскладывала свой набор. Минуту она понуро сидела на краю кровати, не обращая внимания на руку Мейтланда, которую он, утешая, положил ей на локоть. Ее глаза уставились в обшарпанную стену. Девушка машинально приготовила две сигареты и засунула набор обратно в бумажный мешок. Потряся спичечным коробком, как будто чтобы пробудиться, она прикурила первую сигарету, глубоко затянулась сладким дымом, задержала его на несколько секунд в легких и, удовлетворенная, легла рядом с Мейтландом, подтолкнув его, чтобы подвинулся. Она накрыла его своей камуфляжной курткой, слабо улыбнулась своим мыслям и уставилась на плакат с Астером и Роджерс.