«немочь»,
С ней не рифмуется «Ефимыч»,
И чтоб Виктория одна
Была Виктoру бы дана.
Я Вам желаю новых стартов
И новых трасс – на сотни
ярдов,
И непрохоженных путей…
Читатель ждет уж рифмы
«Ардов»,
На-на, возьми ее скорей.
Наум Исаевич Гребнев (1921–1988), поэт, переводчик. Ему принадлежат слова известной песни «Журавли». Ноэми Моисеевна Гребнева (1923–2016), художник-график, Михаил Наумович Гребнев (род. 1953), переводчик
К 13-летию сына Владимира
Любимейшему из сыновей, Вадику на 19 мая 1957 г.
Желаю многого тебе,
Перечисляю по порядку:
«А» – регулярную зарядку,
уроки в сроки – это «Б».
Еще хочу– параграф «В» –
чтоб не ходил на голове,
«Г» – быстро ел супы и кашу
и не дразнил бы тетю Машу[29].
Чтоб никогда ты и нигде
не начинался с буквы «Д».
Идем по пунктам «Е» и «Ж» –
Чтоб в школе вспомнил о «Еже».
Прибавлю также, чтоб – «Зе»
и́ «Ка» –
в английском был бы не заика
и не тянул – параграф «Эль» –
ты с тетей Верой канитель.
В отдельности на букву «О»
я не придумал ничего
Зато желаю – «О», «Пе»,
«Ре» –
Бывать почаще в опере.
Чтоб с Танькой ты – и «Эс»
и «Те»
Морально был на высоте,
Чтобы, шутя и так и сяк,
был добрым ты, как мягкий знак,
Но чтобы волею, однако,
был тверже самых твердых
знаков.
И чтобы вплоть до «Э», «Ю»,
«Я»
Не забывал бы ты меня.
Корнею Чуковскому, 1968[30]
Забот и дел – невпроворот,
все наше Zeit – сплошной
цейт-нот,
Но как приятно, вынув ручку,
забыв про спешку и текучку,
начать набрасывать в блокнот,
явив завидное старанье,
письмо,
эпистолу,
посланье –
на
шестьдесят девятый год!
Корней Иванович Чуковский!
Когда имеешь бледный вид
от зла, беды, или обид,
или какой-нибудь загвоздки –
что утешает?
Кто бодрит?
Корней Иванович Чуковский!
Возьмешь с утра газету – бац! –
такой потянется абзац
несмазанно-скрипливым возом.
Родить, о боже, кто же мог
такие завороты строк?
Читать их – только под
наркозом.
Весь изболеешь, весь изноешь,
и сердце бьется тяжело.
Зато Чуковского откроешь –
и сразу как рукой сняло.
Включаешь сдуру телевизор:
вещает критик, как провизор,
в листы уставился в упор,
в непроходимый свой обзор.
Слова заглажены и плоски,
как полированные доски.
Довольно слушать эту муть,
скорее ручку повернуть,
и вдруг, о радость, он,
Чуковский!
Нельзя не слушать эту речь!
А телевизор дышит ровно
и так потрескивает, словно
довольная дровами печь.
Так будь же бодр и здрав душой,
учитель, друг мой и наставник,
мой коррехидор и направник,
мой положительный герой.
Творить, играть и веселиться –
Вам сорока и то не дашь.
Я понял –
Вы моя Фелица,
а я – Державин
личный
Ваш.
Корнею Чуковскому, 1969
Пишу Корней Иванычу!
Корней Обетованычу,
созвучные слова ищу
и строю в строки их.
И взрывчатыми вихрями,
притихшими пиррихиями,
спондеями, хореями
уже взлетает стих.
Эпитеты, эпиграфы,
анафоры, метафоры,
омонимы, антонимы,
прозопопеи тож
и пре! –
увеличенья
и о! –
лицетворенья
начинают пенье,
поэтический галдеж.
Дарю пучок стихов кому?
Поток веселья строк кому,
Итог ночных часов кому
Наутро я вручу?
Естественно, Чуковскому!
Кому ж, как не Чуковскому?
Ему, ему – Чуковскому
Корней Иванычу!
Так вот зачем эпистола!
Чтобы сердце выстояло,
весело насвистывая,
прыгали слова.
Чтобы понемножку
торили к Вам дорожку
по маршруту эх-да
Переделкино – Москва!
Кабинет-спальня К. И. Чуковского в его доме в Переделкине. Фото В. Паперного, 2012
Корней Чуковский о Зиновии Паперном:
«Литературовед Зиновий Самойлович Паперный, в то же время – поэт, пародист, сочинитель сатирических песенок, придя как-то ко мне в Переделкино и перелистав Чукоккалу, написал шуточный акростих о моем альманахе. Акростихом называется стихотворение, в котором начальные буквы строк составляют какое-нибудь слово, а иногда несколько слов. Нужно ли говорить, что в акростихе Паперного чувствуется привкус иронии». (Альманах Чукоккала, М., «Искусство», 1976, с. 24.)
Альманах Чукоккала, с. 24
Альманах Чукоккала, с. 441