После паузы, комендант, пожевав губами, сказал:
– Все свободны. А вы, капдва, останьтесь.
Мы высыпали за дверь. Я объединился с Косточкиным, и мы с патрульными исчезли на пару часов за дверями ближайшего кинотеатра. Другие выгуливали будущих прапорщиков по паркам.
В это время бедный комендант, лишенный возможности продегустировать подношение, пытался разбудить в Сереге искру здравомыслия.
– Капдва, вы уверены в своем заявлении?
– Да, майор, и настаиваю: патрульный пьян. Его арестовать нужно, а вы ему потакаете. Я буду вынужден доложить по команде.
Ну, это Серегу совсем занесло не туда.
Отечески мудрый взор старого пузатого майора приобрел твердость стали, а пузцо слегка втянулось, смутно вспомнив о прошлой бравой выправке.
– Что ж, ваше право. Благодарю за проявленную бдительность! Так как вы сейчас в моем подчинении, сдайте нарушителя на гауптвахту! Улица Новобасманная! Удачи, капдва! Выполняйте!
Когда дверь за Серегой закрылась, комендант открыл портфель, достал бутылку армянского пятизвездочного, открыл, плеснул на полстакана. Полюбовался цветом, закрутил коньяк винтом, разгоняя по стенкам стакана, и выпил. Прочувствовал аромат, крякнул, повеселел. Подумал несколько минут, а потом взял телефонную трубку, начал крутить диск. Думаю, злорадно…
Серега не знал улицу с таким названием. Он привык к гарнизону. Пироговка – академия, академия – Пироговка, вот и весь маршрут по Москве. Ну, еще Красная площадь. Один раз. Для посещения Мавзолея.
Пришлось купить карту. Карта стоила пять рублей.
«Дорого», – подумал Серега. Но купил.
Полупрапорщик от Сереги не отходил, скрыться не пытался, но все время молчал. Только дышал чем-то вкусным и ароматным. Метра на три дышал. Это раздражало и вызывало желание и зависть.
На Басманную прибыли. Там Серегу встретил подполковник, майор и капитан. Очень доброжелательно встретили, с линейками. Сразу обступили Серегу, аспиды комендантские.
Жалкие попытки что-либо объяснить игнорировались.
– Так, а повернитесь-ка. О, звездочки на погонах на 2 миллиметра отступают от положенного места расположения, шевроны – на 1 мм. Кстати, а почему они не зашиты сбоку?
– Так это… для заначки. Карман жена может проверить, а о шевроне не догадывается… А я вообще-то здесь причем? Я вам пьяного привел. Вот он.
Но его никто не слушал. Шустрые офицеры комендатуры продолжали замеры и поиски нарушений формы одежды у капдва.
Подполковник вынес вердикт:
– Да, товарищ капитан 2 ранга, не ожидал. А еще слушатель ВПА. Майор, подготовьте письмо в академию. А вас попрошу на плац. Покомандуйте часок строевой подготовкой задержанных. Чисто из уважения к вашему званию. А то б маршировали…
И Серега пошел командовать. А полупрапорщик дремал на стуле.
Когда он вернулся, оказалось, что нужна записка об аресте полупрапорщика за подписью командира части, продаттестат, шильно-мыльные принадлежности и смена белья.
– Езжайте в часть, подпишите, возьмите необходимое, а этого разгильдяя мы обязательно посадим. Кстати, форму одежды сверхсрочника в порядок приведите. Вот список нарушений. Всего 32 позиции. Тогда возьмем.
Полупрапорщик молчал по-прежнему. Ему все было по фиг.
До части было километров сорок. Серега взял такси. Время приближалось к 00 часов. Вот и КПП.
Командир части уже спал. Дежурный категорически отказывался его будить, несмотря на то, что был всего лишь старлеем.
– А вы до утра подождите, командир к 8 будет, продчасть и строевая – к 9. Жаль, у нас кушетка одна, да и не могу я вас в часть пустить. И полупрапрапорщика не заберу. Он записку от коменданта не принес о качестве несения службы. И вообще в патруле числится. Извините, ничем помочь не могу. Кстати, этот у нас на Кушку едет. Заберете продаттестат, посадите, потом вам везти документы придется. Не будет ведь он там голодать из-за бумажки?
И шепотом:
– Кстати, пасты и мыла у него нет. Я точно знаю.
Это, последнее, добило Серегу в конец. Хотелось ругаться матом. А может, и злую слезу пустить… Такси отпущено, сам черт знает где, рядом молчаливый и протрезвевший полупрапорщик, которого нигде не принимают, даже в родной части… И эта загадочная Кушка. В самом названии видна даль и край.
И себя безумно жалко, и потраченных денег… И какое-то прозрение наступает. И спать хочется. И зябко, ночью-то…
«Зря такси отпустил…» – мелькнула мысль.
Серега пешком двинулся в сторону перрона электрички. Полупрапорщик, как привязанный, следовал за ним, иногда останавливаясь и орошая придорожные кусты.
Серега терпеливо ждал. Он понял, что ему не отвязаться от этой скотины.
– Может, на флот взять? А что, переаттестуем… Хотя, нет…
Фигура полупрапорщика, пытающегося достать струей до Луны, симпатий не вызывала.
Домой на ночевку его совершенно не хотелось везти. И вдруг Сереге пришло озарение: «Бежать, бежать, черт с ним, полупрапорщиком! И с принципами!»
Серега кинулся в сторону от дороги, пытаясь скрыться в хвойном лесу. Полупрапорщик, почуяв опасность и не желая остаться сиротой, кинулся за ним, на ходу застегивая ширинку… Луна светила ярко… Полупрапорщик был настойчив и спортивен. Он, как лось, ломился сквозь кусты, напряженно сопя. Он не верил, что офицер, к которому он так привык за эти несколько приятных часов, может бросить его среди леса. Бег был долог, напряжен и травматичен. К чести Сереги, полупрапорщик отстал… То ли шею свернул, то ли еще что. Гупнуло сзади что-то, упало. И треск прекратился, и топот затих. Серега тоже пострадал, лодыжку вывернул.
В десять утра появился в общежитии, обтрепанный и запыленный, хромающий, с диким и отрешенным взором. Может, он все эти сорок километров полз, может, еще что случилось. Может, так болезненно далось расставание с принципами. Не знаю.
Знаю одно: от жены он точно получил. Только двое детей от развода и спасли: «Все в 00.30 вернулись из патруля. А ты, сволочь где был? Завел себе, чё ли?»
И такие звонкие шлепки, и невнятные оправдания… Я тогда дома был, слышал.
И командование факультета получило-таки бумагу о нарушении формы одежды к.2.р таким-то. И о невыполнении приказания коменданта о предании аресту пьяного военнослужащего, и о не докладе о сложении с себя обязанностей начальника патруля.
Серега был наказан и назначен не начпо, а замначпо чуть ли не на Сахалин, в ОВРу, вместо подводной флотилии на должность капдва. Вот скажите, надо ему было для этого учиться?
Лучше б он тогда в кино пошел. С полупрапорщиком.
Одно положительно: даже к старлеям начал относиться уважительно и их замечать. Говорят, он и на службе, когда мичман входил, вставал. Ну уважение, наверное, ход хитрый, хотя сомневаюсь… Это по Павлову, никакой хитрости. Рефлекс называется.
Кстати, в патруль он больше не ходил. Только дежурным по факультету. Это чтоб инфаркт не случился. С ним, понятно, с Серегой.
И бумаги из комендатуры, лишние, никому не нужны…
Поездка
Люблю я эти конференции! Вот в прошлом году пригласили на три дня в город, где пятнадцать лет не был. Тема конференции была важной, делегации прибыли из Белоруссии, Украины и Крыма, Прибалтики, Казахстана. Когда мы летели из Киева, у одного из наших таможенники с большой помпой, почти как у террориста, изъяли малюсенький перочинный нож. Чуть на самолет из-за этого не опоздали.
Прилетели. Собрали нас в гостинице. Ба, в составе белорусской делегации друг училищный! Дальше все понятно и знакомо каждому. Детализировать не будем. Конференция прошла замечательно.
Город – сплошная Европа, асфальт без выбоин, стекло и неон. Штаб флота все там же стоит. Монументален, основателен и официален – родные стены. Командует флотом знакомый командир бригады, его замом – наш однокашник… Обнял Колю, депутата Госдумы, в одном кабинете три года работали. Удалось встретиться с массой сослуживцев, посетить один закрытый в прошлом город.
Дышалось полной грудью: воздух молодости, воспоминания всякие… К знакомым женщинам с визитами не пошел. Честно. Но как же трудно было удержаться!
Пора и честь знать. На 10.00 завтра – отъезд из гостиницы.
07.00. В мой номер врывается Саша, белорус. Лицо белое, губы и руки дрожат.
– Брат! Я паспорт найти не могу!
Встаю, голова болит. Ужас ситуации мне известен. Как-то в поезде Киев – Москва был в подобной ситуации. Опустил паспорт в ветровку, но попал он не во внутренний карман, а в рукав, резинка внизу. Там он и лежал, пока меня с вещами из вагона не попросили на границе. Думал, что так и придется жить в таможенной зоне. Ни домой вернуться не смогу, ни в Москву въехать… Начал одеваться – а вот он, родной! Радость, как от встречи с любимой…
Наливаю Сане, чтоб в себя пришел. Хлопнули, просветлело. Составляем план, пытаясь восстановить события прошлого вечера. Плохо восстанавливаются, накануне отъезда мы, как и все, хорошо отдохнули. Кое-как наметили район поиска. Шерстим.
В Сашкином номере осмотрен и прощупан каждый миллиметр одежды, жилой и нежилой площади. Осмотрены и проверены еще пять номеров. Все сочувствуют, но паспорта нет. Повторный осмотр номеров, допрос администратора гостиницы и бармена – безрезультатно.
Присаживаемся в баре. А как еще стресс снять?
– Ладно, буду звонить в консульство. Должны помочь. На работе, правда, тяжело объясниться будет. И что ж мне так не повезло?
Выпили грустно, молча, не чокаясь. С голоду не умрет, друзей полно в городе, жить где – тоже найдут. Вот только работа… Да ладно, устроится.
Руководитель нашей делегации толкает Саню в плечо:
– Смотри, у людей тоже горе. Не чета твоему.
По холлу мечется «шеф» крымчан.
– Товарищи, братцы, кто писателя видел? Казаки на месте, военные пенсионеры и даже формальная и неформальная молодежь на месте. Его одного нет!
– А он в номере-то ночевал? Дело такое, м-м-м, командировочное.
– Да какое командировочное дело, ему 92 года!