Некоторое время они молча наслаждались напитком. Рори казалось, что он вполне представлял себе вкус какао, ведь у них в Городе был шоко – газировка со вкусом какао-бобов, но настоящий терпкий вкус горячего шоколада и в сравнение не шел с синтезированной на фабрике дрянью.
– Вкусно-то так…
– Эх, было бы нам где овец разводить, как этим придурошным с острова, тогда бы еще вкуснее было, хотя и на козьем молоке неплохо. – Девушка странно посмотрела на Ламфаду, и он осекся. – Ой, прости, я не тебя имел в виду, я про то, ну, как они с тобой поступили, и животных жалко, и угри эти, ну дурость же страшная, и вообще…
– Жрица говорила, что если мы не будем каждый год отдавать им невесту, то они нас накажут. Поглотят весь остров и нас вместе с ним. – Голос её звучал мягко и нежно, слишком по-детски, хотя ростом она оказалась даже выше Рори и на вид ей было лет восемнадцать.
– Никого они не накажут, просто привыкли, что вы их кормите! И на кой морской черт им невеста? Они же рыбы! – вспылила Ив.
– Чтобы помочь им возродиться, чтобы стать матерью миллионов…
– Каким таким образом, хотела бы я знать? Хотя нет, не хотела бы, вот этого мой поджарившийся мозг точно не выдержит. Ты понимаешь, что тебя должны были просто сожрать? Или у них диета такая, по одной девчонке в белом платье в год, и тогда нерест удался?!
– Не кричи, Ив, она не виновата, им там всем эта жрица, наверное, голову задурила, – попытался осадить её Рори.
– Маэл говорил, что никто никогда не видел, как угри размножаются, и поэтому вокруг них куча всяких легенд появилась, – припомнил технарь. – Например, некоторые моряки на полном серьезе считали, что иногда, в какие-то особенно лунные весенние ночи, все конгеры собираются в одном месте океана, сплетаются в огромный шар и зачинают потомство. Потом, говорят, из-за их икры море в сплошной суп превращается.
А из икринок вылупляются совершенно невероятные личинки, мальки… лептоцифалы или как-то так. Они прозрачные, как полиэтилен или силикон медицинский, плоские, а внутри скелет такими белыми ниточками, как прожилки на листе. Я фотку в базе находил, те еще монстры, потому что внутри всего этого прозрачного геля – пасть с зубищами в полбашки.
– Ну а эти еще и мутанты, похоже, раз такие здоровые, – поддержал Рори. – На острове народ, наверное, после Войны совсем одичал и отчаялся, кто-то байки эти вспомнил, конгеров вживую увидел и перетрухал, а дальше пошло-поехало. Ты сама мне рассказывала, что слухи на «Темре» хуже ржавчины распространяются, а тут островок маленький, и никакой связи с внешним миром. Понапридумывали себе страшилок, стали этих тварей подкармливать, а они только и рады.
– Хотя, мне кажется, им что человек, что овца – разницы никакой, ты уж прости. – резюмировал Ламф, обращаясь к девушке.
– И в сказаниях говорится, что конгеры – это порождения фомора Тетры, что в образе морского чудовища мстит поправшим древний закон людям, – примирительно подытожила Ив. – И, помнится, Морриган как-то обратилась в угря опутала ноги Кухулина, не давая ему биться… – Но в любом случае, это не повод их бояться и тем более приносить им жертвы.
Девушка продолжала молчать, но отхлебнула большой глоток какао, и как будто немного порозовела. Они еще немного поболтали между собой о каких-то уже более отвлеченных вещах. Например, о том где Ламфада урвал такое отличное какао (как всегда выменял у собирателей на какие-то свои тайные услуги), всё ли в порядке с компасом и другими приборами (да, вообще отход по угрям прошел «как по маслу», почему-то все с излишним энтузиазмом смеялись над этой не особенно оригинальной шуткой), и, наконец, не расплескался ли при экстренном отплытии их чудесный суп (ни капли не пролилось, крышка у кастрюли оказалась что надо, и хватит всем по тарелке на ужин даже с учетом расширившегося состава команды).
– Тебя как зовут-то? – спросила Ив.
– Ала.
– Отлично, я – Ив, вот этот герой, он же кок, он же наш незаменимый мастер по всяким хитромудрым штукам – Ламфада, а этот любитель чипсов, похожий на иглобрюха в гневе, только без иголок – Рори.
У него как раз был полон рот хрустящих картофельных ломтиков, так что Рори и не пытался отпираться от столь нелестного сравнения, а Ала наконец-то улыбнулась.
Глава 11 – Китовая аллея
Это, видно, одна из тех больших старых рыб, о которых я читал в сожженной мною книге. Они так стары и велики, что на спинах их вырос целый лес. Теперь я знаю, что это правда.
Плыли весь день без приключений, а учитывая то, как он начался, Ив была этому рада. Первая вечерняя вахта досталась ей, вернее она выбила это право у Рори и Ламфа, которые опять взялись играть в бебиситтеров и упорно укладывали её спать. Ив пообещала себе, что по возвращении Киллиану несдобровать за накручивание всех и вся без особого на то повода.
Она в который раз перепроверила курс, и убедившись, что шлюпка плывет строго на запад, устроилась в углу за столом, оперевшись спиной на стену и вытянув ноги на скамье. Ив потихоньку достала плеер и включила один из своих любимых треков. Она сделала этот выбор не задумываясь, автоматически, и только потом поняла, как он сейчас кстати.
Мама часто напевала Ив эту песню на древнем языке вместо колыбельной и рассказывала, что она написана на стихи допотопного поэта, Мартина О’Диреана. Слова были простые, даже Ив с её не самым блестящим знанием языка их понимала. Хотя этот О’Диреан умер раньше, чем весь его мир рассыпался в прах, она представляла себе, как поэт сидит один у огня и вспоминает остров, каким он был до Потопа. Он рассказывает о том, что, несмотря ни на что, он смог бы найти покой, хотя бы и недолгий, среди своих людей, на своем острове среди моря, гуляя по его побережью, с утра до вечера, с понедельника до субботы, но только там, дома, на западе. Что он смог бы найти покой только среди своих людей, вдали от сердечной боли, от отчаянных мук ума, от безрадостного одиночества, от грубых речей – там, дома, на западе…[16]
Музыка наполняла Ив спокойствием, а мысли текли неспешно, как окутанные сумерками воды океана за бортом. Остальная троица кое-как разместилась на полу. Ив подозревала, что оба её рыцаря будут бдить и попытаются не заснуть, но денек выдался тяжелый, так что, поворочавшись немного, Рори всё-таки вырубился и дышал уже тихо и ровно. Ламфада уступил свой спальный мешок Але и лег в проходе рядом с ней, головой к ногам девушки, но еще не спал, а то и дело гремел костями, с глухим стуком утыкаясь длинными руками и ногами в стены, скамьи и ящики. Неужто его так из-за этой Алы пробрало?
Ив уговорила её надеть свою запасную пару джинсов, футболку и свитер, а вот проблему обуви так легко решить не удалось, ограничившись носками потеплее опять же из ивиного гардероба. Выглядела она во всём этом не так эффектно, как в белом платье, зато удобно и кровью не заляпана. А Лафм не отрывал от нее глаз, даже если бы она вырядилась в мешок из-под этих, как же их, ну таких старых штук, которые менять приходится постоянно в машинном отделении… точно, масленых фильтров. Вот же, фоморы подери, слова разбегаются, как пыхтуны при виде пожарного шланга.
Хотя что с того, что у нее периодически провалы в памяти случаются? С кем не бывает? Килли сам после суток на вахте или когда с главами кланов за стаканчиком-другим засидится такое порой несет, что даже невозмутимая Молли ей потом жалуется. Но ничего, ему можно, он же капитан! А она значит пару каких-то слов дурацких забыла, пару имен из детства не смогла вспомнить и уже «свистать всех наверх», у Ив мозги поджарились.
Зато она до сих пор, слово в слово помнит все истории, что ей мама рассказывала и почти всё, что когда-либо в книгах прочитала про их остров, именно их, настоящий, а не тот, каким его сделали, присвоив себе, горожане. Они разделили землю острова на сектора и присвоили каждому порядковый номер, как заключенным в тюрьме. Только вот земля никогда никому не принадлежала, даже народу из сидов, и она сама решает, какой быть и как называться.
Мысленно или когда закрывала глаза, Ив, могла представить остров таким, каким он был прежде, с его густыми лесами, чистыми звонкими реками и широкими изумрудно-зелеными полями. Она знала названия его пятин, исконных областей: Улад, Коннахт, Мунстер, Лейнстер и, конечно, Мид. Знала их диннхенхас, предания о том, почему так называется каждая из пяти главных дорог, каждое, из пяти священных деревьев, каждый из пяти заезжих домов, как зовут каждого из пятерых мудрецов и многое другое.
Иногда ей казалось, что эти истории вытесняют из её мозга всё остальное, не столь важное и существенное. Будто в её голове уже не хватало места для всего сразу: мира её настоящего со всеми его сложными схемами, технологиями, механизмами, и мира того, ушедшего, безвозвратно потерянного мира прошлого, где правили мудрые боги, совершали свои подвиги герои и жили простые честные люди.
Если бы Ив не была такой упрямой, она бы даже смогла признать, что чувствует, как некоторые воспоминания постепенно ускользают, утекают, как прохладный морской песок сквозь маленькие детские пальчики в тот день, когда они с мамой и Килли бегали по отливу, брызгаясь водой, искали актиний, а потом уставшие сидели на берегу и строили песочные замки.
Если бы она была честна с собой и попыталась вспомнить лица родителей во всех подробностях, как часто делала это в детстве, то поняла бы, что черты их уже начали погружаться в туман забвения. Она еще помнила, что у мамы была родинка над губой и небольшой шрам у правого глаза, который прятался в лучиках мелких морщинок, когда она смеялась. Но Ив уже не смогла бы, не глядя на фотографию, вспомнить, каким был её нос, с горбинкой или без, а губы, полные или тонкие? Лицо отца и вовсе расплывалось, будто в линзах подзорной трубы со сбитой резкостью, зато вспоминались руки – широкие, сильные, крепкие, как ветви дерева.