– Вашу одежду я потом отнесу в стирку, через пару часов уже будет чистая и сухая, – заверил он возмутившегося было Ламфа.
– Ладно, я тогда сполоснусь. И можно потом наведаться в библиотеку? Не хочу попадать под горячую руку вашей мисс O’Донохью, а то еще и меня в поварята определит.
– Конечно, и думаю мне есть что вам там показать.
Ламфада скрылся в ванной, а Рори вошел вслед за Колумом в его комнату. Точнее сказать их комнату.
В просторном помещении было два окна, через которые лились теплые лучи вечернего солнца. Обстановка была простой: большой письменный стол с допотопным компьютером, несколько полок с книгами, шкаф, кресло, на полу – вытертый полосатый ковер. Десять лет назад на том месте, где сейчас стояла не самая удобная на вид односпальная кровать с черной кованной спинкой, была деревянная двухъярусная койка. «Как на пиратском корабле» – говорил отец, и Рори, спавший на «втором этаже», засыпая, представлял, как он прорывается с набитыми золотом трюмами через бурю к родному порту.
По вечерам отец часто читал им книжки о морских приключениях, как он мог об этом забыть? Даже когда сам оказался на борту «Темры» не вспомнил! Отец украл у него эти воспоминания, выжег из памяти, как будто Рори был каким-то преступником, проклятым застенником! Ха, теперь-то он им точно является. А воспоминания возвращаются, льются в него потоком, норовя затопить последние способные связно мыслить участки мозга.
– Как они могли, Колум?! Почему? Неужели боялись, что я тебя предам, выболтаю всё властям? – наконец взорвался Рори.
– Думаю этого они тоже опасались, – произнес Колум, сохраняя внешнее безразличие. – Но дело еще и в том, что отец, как я сейчас понимаю, очень боялся, что ты можешь стать таким же, как я.
Колум жестом предложил Рори сесть в обитое цветастой тканью кресло с высокой спинкой и ушами, а сам сел на стоявший у стола вращающийся стул на колесиках, развернув его к собеседнику.
– Разве это возможно? В смысле, Ив говорила мне, что расстройства аутического спектра – это исключительно генетическая история. Наоборот, я так понял, что на «Темре» чем раньше это диагностируют, тем легче помочь детям адаптироваться. По некоторым даже не скажешь, что они воспринимают мир как-то по-другому…
– Ну, мы с тобой слегка подзадержались в стадии криптофазии…
– Чего-чего?
– У многих близнецов в раннем детстве складывается необычная система общения, свой язык. На самом деле это скорее искаженный слова языка, на котором говорят родители, но благодаря тому, что они сильно переиначиваются детским речевым аппаратом, а близнецы как правило понимают друг друга буквально с полуслова, никто кроме них самих разобрать смысл сказанного не может.
Вот и мы с тобой так общались, а по словам мамы, отца это ужасно раздражало… Слушай, а что такое «Темра» и где она? – Колум впервые за все время посмотрел Рори в глаза. Видно было, что ему от этого не комфортно, но последняя фраза брата вызвала у него столь большой интерес, что он постарался смотреть ему прямо в лицо.
– Это корабль, вернее круизный лайнер, на самом деле что-то типа гигантского дома на воде. Там живут те, кто по разным причинам решил сбежать из Города, в том числе немало семей, которые так спасали своих детей от смерти. Раньше она стояла на приколе в Старом порту, прямо за стеной на кладбище кораблей, а потом им пришлось отплыть…
– После облавы да? Так ты сбежал с Острова?
– Откуда ты знаешь?!
Впервые с их встречи Колум выдал некое подобие улыбки.
– Как ты думаешь, чем я занимался здесь последние десять лет? Ну помимо того, что заново учился говорить и понимать людей.
Рори лишь растерянно пожал плечами. Пока в нем кипела злость на отца, он и думать забыл про то, что не он один пострадал в этой ситуации. Ему промыли мозги и отправили в Город, где он мог общаться с другими детьми, встретил Шей, пошел в школу, научился жить по правилам homo negans и весьма в этом преуспел. А Колум? С чем остался он? Вот он сидит напротив, точная копия Рори, а ведь в его голове никто не стер воспоминания о брате, единственном человеке, который его хоть как-то понимал.
Колум остался здесь, изолированный от всего остального мира под присмотром мисс O’Донохью? Хотя раз у мамы есть своя комната в этом доме, значит именно здесь она пропадала целыми днями, а иногда и неделями. Значит она не просто сбегала из их дома, потому что не могла долго находиться в одной квартире с отцом, а потому что боялась надолго оставить своего второго сына? Того, кто намного больше нуждался в заботе и поддержке, чем Рори, и уж наверное не отталкивал её попытки проявить любовь, не писал в школе сочинения на тему «За что мне не стоит быть благодарным своей матери».
У Рори сердце сжалось при мысли о том, в каком аду на самом деле жила эта женщина, разрываясь между ним и братом, между сыном и мужем, который решил вычеркнуть второго ребенка из своей жизни.
– В какой-то момент я понял, что с цифрами у меня складывается намного лучше, чем с людьми, – продолжил Колум. – Я с головой ушел в математику, программирование, биологию, физику, химию, изучал городские сети и оттачивал на них свои навыки. Сейчас у меня есть доступ практически ко всей цифровой информации Замка: приказам, отчетам, докладным запискам и прочему. Вы с подругой учинили там тот еще переполох. Хотя…
– Ты что-то знаешь? Отец специально заманил меня в Замок, да? Он так хотел выследить корабельщиков?
– Не совсем. То есть в документах все именно так и выглядит, да только мне кажется, на самом деле только так отец мог помочь тебе вызволить оттуда Ив. Понимаешь, не было никаких предпосылок к тому, чтобы устраивать тебя на эту псевдостажировку в Замок. Он не готовил тебя к этому, нигде не упоминал, что планирует взять на работу сына. И тут он буквально в считаные часы проводит это решение через все инстанции, дает тебе допуск ко всем секретным помещениям, а затем еще и задерживает погоню.
– Как?!
– После того как сработала сигнализация, и в системе засветился твой браслет, он заверял всех, что это какой-то сбой, а ты уже давно ушел и скорее всего направляешь домой. Он ведь тишах, так что спорить с ним побоялись. Только спустя несколько часов он признал, что пленница не могла выйти из здания без твоей помощи, хотя и настаивал на том, что это она взяла в тебя в заложники и угрозами заставила пойти на преступление.
– Но зачем ему это?
– Я не знаю, какого ты мнения об отце, но я долгое время считал его подлецом, который бросил меня и маму, выбрал тебя и сбежал в Город, чтобы строить карьеру и заниматься политикой, управлять людьми.
– А разве это не так?
– Теперь я в этом не уверен. Понимаешь, с матерью он практически не разговаривает, о своей работе ничего не рассказывает, но годам к двенадцати я понял, что цифровой след может рассказать о человеке намного больше, чем он сам. Я отследил, какие законы он поддерживает, в какие комитеты входит, чьи интересы лоббирует и сделал несколько весьма занятных открытий.
Рори весь напрягся, слушая брата, и подался вперед, пододвинув кресло. Он и не заметил, как пересек какую-то невидимую линию. Колум же инстинктивно отъехал от него на несколько сантиметров, восстановив дистанцию.
– Например, Джон Дойл планомерно продвигал законы о введении более точного и дифференцированного внутриутробного ДНК-анализа по результатам которого проводится «отбраковка» будущих детей. Он вывел из «черного списка» ряд отклонений, признанных незначительными и тем самым многим спас жизнь.
– Ну это вполне рационально, так что я не стал бы подозревать отца в человечности только на основе этих данных, – съязвил Рори.
– Но это отнюдь не все, Ро. – Колум автоматически назвал брата коротким именем, которыми пользовался в детстве, когда они говорили на том самом своем языке, языке Ро и K°, роко. – Ему практически удалось претворить в жизнь проект по признанию расстройств аутистического спектра вариантом нормы!
Он годами долбил эту тему, раскапывал информацию в допотопных архивах, спонсировал исследования, в которых, как оказалось, с раннего детства участвовал и я. Он пытался научно доказать, что аутисты могут не просто адаптироваться в социуме, но во многом показать себя более эффективными, полезными Острову, чем обычные среднестатистические граждане. Он даже идеологическую базу под это подвел: типа дети с РАС – это и есть настоящие homo negans, идеальные горожане, лишенные эмоциональных пережитков прошлого, как никто способные трудиться на благо общества.
– То есть он пытался тебе помочь?
– Да, в такой вот своеобразной манере. Иногда мне даже кажется, он знает, что я читаю его отчеты и специально пишет в них что-то для меня. Хотя здесь мама, которая по совместительству и мой главный психолог, со мной не согласна. Она не может его простить и не знаю, сможет ли когда-нибудь.
– Ещё бы… – только и смог сказать Рори.
– О некоторых вещах с ней вообще лучше не заговаривать. Это я так тебя предупреждаю, на всякий случай. Например, она и слышать ничего не хочет про сидов.
– Ты тоже их видишь?! – от изумления Рори даже вскочил с кресла. Хотя что тут удивительного, они же близнецы.
– Конечно. Ты еще не вспомнил наше дерево?
Кадры детских воспоминаний как по сигналу ожили в голове Рори.
– Вспомнил… но пока как-то смутно.
– Может сходим туда, пока не стемнело?
Колум сказал няне, что они решили прогуляться перед ужином, та лишь кивнула в ответ, увлеченная рассказами Алы о жизни на острове угрепоклонников.
– Ах, милочка, как же ты смогла справиться со всем этим? Неужели люди вообще могут жить так, в постоянном страхе?
Кухня уже наполнилась ароматами готовящейся еды – рагу тихонько шкворчало на плите. Мисс O’Донохью лишь напомнила, что к вечеру похолодало и юношам, если они не хотят простудиться, стоит надеть куртки, а затем вернулась к беседе, которую они с Алой вели, сидя за чаем в уютных креслах у кофейного столика.