Atlantic Monthly{20}.
Так или иначе по мере развития компания начала все больше ориентироваться на системы, которые заменяют человека, а не расширяют его возможности. Руководство Google все же задумывалось о социальных последствиях создаваемых ими систем. Девиз у компании прежний – «Не навреди». Конечно, это довольно туманно и может означать что угодно, однако предполагает, что компания Google стремится не просто к максимизации акционерной стоимости. Например, Питер Норвиг, ветеран исследований в области искусственного интеллекта, директор по исследованиям в Google с 2001 г., видит в партнерстве человека и компьютера выход из сложной ситуации, возникающей в результате появления все более интеллектуальных машин. По его словам, партнерское взаимодействие шахматистов и шахматной программы позволяет обыграть в шахматы даже лучший искусственный интеллект. «Как сообщество, мы пойдем именно в этом направлении. Компьютеры станут более гибкими и производительными, а процветать, скорее всего, будут те, кто работает в партнерстве с машинами», – сказал он в 2014 г. на конференции NASA{21}.
Как будет выглядеть партнерство людей и интеллектуальных автомобилей? То, что началось с желания военных автоматизировать ведение боевых действий, снизить затраты и обеспечить безопасность солдат, вот-вот приведет к перевороту в сфере транспорта. Мир стремительно идет вперед и автоматизирует транспортные системы, однако последствия этого пока что туманны. Ожидается колоссальный положительный эффект в плане безопасности, эффективности и влияния на окружающую среду. Но что станет с миллионами людей, работающими сейчас в транспортной сфере по всему миру? Что будут делать они, когда окажутся на месте кузнецов или изготовителей кнутов в XXI в.?
Глава 3Трудный год для человечества
«С помощью этих машин мы можем делать любую бытовую технику», – с энтузиазмом говорил Бинне Виссер, инженер завода Philips, участвовавший в создании роботизированной линии для сборки электробритв. Он подчеркивал, что в принципе на ней можно производить что угодно вплоть до смартфонов и компьютеров{22}.
Выпускающий электробритвы завод компании Philips в Драхтене, в трех часах езды на поезде на север от Амстердама по совершенно плоской сельской местности, дает ясное представление о том, какими будут роботизированные производства: полностью автоматизированные, не нуждающиеся в искусственном освещении заводы уже реальность, правда пока в ограниченных масштабах. Завод в Драхтене внешне выглядит как реликт тех времен, когда Philips, начинавшая с выпуска электрических лампочек и электронных ламп, превратилась в один из крупнейших в мере брендов бытовой электроники. Проиграв новым азиатским компаниям в таких областях, как производство телевизоров, Philips осталась одним из ведущих мировых производителей электробритв и ряда других потребительских товаров. Подобно многим европейским и американским компаниям она переместила значительную часть производства в Азию, где трудовые ресурсы менее дорогие. Поворотный момент наступил в 2012 г., когда Philips отказалась от переноса сборки высококачественных бритв в Китай. В условиях падения цен на датчики, роботы и камеры и роста стоимости транспортировки готовых товаров на рынки за пределами Азии Philips построила почти полностью автоматизированную сборочную линию на заводе в Драхтене. Потерпев поражение во многих категориях бытовой электроники, Philips для сохранения места на рынке решила инвестировать в производство докомпьютерных бытовых электроприборов.
Ярко освещенный одноэтажный завод представляет собой модульную мегасистему, состоящую из 128 станций с манипуляторами – сверкающих прозрачных кабин, которые связаны с соседями транспортером и напоминают заключенный в стекло аппарат для изготовления попкорна в кинотеатрах. Сама производственная линия – большое и очень сложное сооружение. Каждый из 128 манипуляторов оснащен уникальным «рабочим органом», специальной рукой для выполнения одной операции с двухсекундным интервалом. Одна операция каждые две секунды означает 30 бритв в минуту, 1800 в час, 1 304 000 в месяц и ошеломляющие 15 768 000 в год.
Роботы удивительно проворные, и каждый из них непрерывно повторяет свою операцию. Один манипулятор, например, захватывает пару пятисантиметровых проводков толщиной с зубочистку, точно сгибает и аккуратно вставляет зачищенные концы в крохотные отверстия в печатной плате. Берет он их из питателя – качающегося стола. В приемник проводки загружает техник, а потом они высыпаются на ярко освещенную поверхность под контролем расположенной сверху камеры. Как будто играя в бирюльки, рука робота захватывает по паре проводков. Если проводки лежат беспорядочно, она встряхивает стол, разделяя их, а затем захватывает еще пару. Вокруг производственной линии постоянно порхает небольшая группка людей. Команда инженеров в синих лабораторных халатах обеспечивает работу системы, подавая исходные материалы. Кроме них есть еще «группа специалистов», которые дежурят круглосуточно, поэтому ни один манипулятор не простаивает более двух часов. В отличие от заводов, где работают люди, линия никогда не спит.
Завод оснащен американскими манипуляторами, а программы для них написали европейские специалисты по автоматике. Можно ли считать это предвестником эпохи, в которую работающие на конвейере люди исчезнут? В отличие от Китая, где миллионы рабочих занимаются ручной сборкой аналогичных потребительских товаров, завод в Драхтене производит устройства механически более сложные, чем смартфоны, без использования живого труда. На заводе-автомате сбои случаются редко – система устойчива к небольшим ошибкам. На станции ближе к концу линии небольшие пластиковые элементы корпуса бритвы устанавливаются на место под вращающейся бритвенной головкой. Одна из деталей, похожая на медиатор, падает на пол. Линия не останавливается. Датчик на следующей операции обнаруживает отсутствие детали, и бритва передается на участок доработки. Единственные люди, непосредственно работающие на сборочной линии, – восемь женщин на последнем этапе процесса, контроле качества. Он пока еще не автоматизирован, поскольку человеческое ухо до сих пор превосходит все другое при определении правильности работы бритвы.
Автоматизированные заводы с выключенным освещением или роботизированные безлюдные производства создают ситуацию из разряда «есть хорошая и плохая новость». Для минимизации себестоимости товаров имеет смысл размещать заводы или возле источников сырья, трудовых ресурсов и энергии, или возле потребителей конечной продукции. Если роботы могут производить что-то дешевле, чем рабочие, то выгоднее приблизить предприятия к обслуживаемым рынкам, а не к источникам дешевой рабочей силы. И действительно, предприятия уже возвращаются в Соединенные Штаты. Завод по производству солнечных батарей компании Flextronics сейчас расположен в Милпитасе, к югу от Сан-Франциско, где большая растяжка гордо провозглашает: возвращаем рабочие места и производство в калифорнию! Но если пройтись по ее заводу во Фримонте, быстро понимаешь, что речь идет скорее о высокоавтоматизированных производствах, а не о создании рабочих мест – меньше десятка рабочих заняты на сборочной линии, выпускающей почти столько же батарей, сколько сделали бы сотни работников на предприятии компании, если бы она разместила его в Азии. «В какой момент цепная пила приходит на смену легендарному лесорубу Полу Баньяну? – спрашивает руководитель Flextronics. – Все определяет цена, и мы вплотную подошли к этому моменту»{23}.
На заре информационной эры Норберт Винер серьезно задумывался о темпах и последствиях автоматизации. Летом 1949 г. он написал трехстраничное письмо Уолтеру Рейтеру, главе профсоюза работников автопромышленности, где говорил, что отказался консультировать компанию General Electric по вопросам проектирования автоматизированного оборудования. GE обращалась к нему в 1949 г. дважды с просьбой прочитать лекцию и проконсультировать в области создания сервосистем для автоматизации производственных операций. Сервосистемы использовали обратную связь для точного контроля положения детали, что было принципиально важно для станков-автоматов, которые должны были прийти на заводы после Второй мировой войны. Винер отклонил оба предложения по этическим соображениям, хотя и понимал, что другие, не столь ответственные специалисты, скорее всего, возьмутся за это.
Винер, сильно обеспокоенный возможностью ужасных «социальных последствий», безуспешно пытался связаться с другими профсоюзами, и его разочарование явно сквозит в письме Рейтеру. К концу 1942 г. Винеру стало ясно, что в компьютер можно заложить программу управления заводом, и его волновали последствия появления «сборочной линии без людей»{24}. Программное обеспечение еще не стало силой, которая, по словам пионера области браузеров Марка Андриссена, «съест весь мир», но Винер ясно обрисовал Рейтеру дальнейший ход событий. «Разработка машинного оборудования для конкретной производственной цели – задача, требующая высокой квалификации, но не механического подхода, – писал он. – Это достигается путем „закладывания программ“ во многом подобно тому, как на современных вычислительных машинах»{25}. Сегодня мы называем это программированием, и программное обеспечение приводит в движение экономику и фактически современное общество во всех его аспектах.
В письме Рейтеру Винер предсказывал апокалипсис. «Это устройство предельно гибко и пригодно для массового воспроизведения, что, без сомнения, приведет к появлению заводов без рабочих, например автоматических линий сборки автомобилей, – писал он. – При нынешней организации промышленн