Жители Месопотамии называли их «экимму», а в Средние века европейцы отождествляли их с «демонами» ада. В наше время аборигены Малайзии называют их «банту», африканцы Лоу-Казаманса – «боэкин», жители Нижнего Конго – «индоки». Таких примеров мистификации болезней очень много. Иногда их смысл буквален. Можно взять японские слова, обозначающие демонов или духов: японская этимология слова «они» – злой дух/демон, но само слово происходит от он-ёми иероглифа (隠), означающего «спрятать или утаить», из-за того, что духи имеют тенденцию «прятаться за вещами, не желая появляться». Это объяснение можно найти в словаре Вамёсё 10-го века, который указывает, что изначальное значение слова – «душа/дух мертвых». К «они» приписывали множество заболеваний, а для ветряной оспы был отдельный могущественный они-демон. То есть это и «скрытое», и «душа», и вредный демон. Контекст изменчив в перспективе истории, но он прекрасно иллюстрирует то, что господствовало в представлении человека о болезнях в минувшие эпохи.
Как бы то ни было, у каждой страны, каждой эпохи было одно или несколько разных терминов. В противовес злым духам, почти все остальные божества обладают, среди своих прочих качеств, определенной лечебной силой. А некоторые из них обладают более специфической способностью излечивать или заражать болезнями, они защищают и вдохновляют непосредственно священников-лекарей. Некоторые медицинские пантеоны очень густо населены – знахарь, будь то жрец или колдун, должен быть осторожен и выборочно вызывать гения (духа), специализирующегося на соответствующем заболевании.
Вернемся в Египет. Здесь Исида и Тот владеют навыками терапии, а суровая Сехмет – богиня лечения, может уничтожить весь мир. Сет обладает двойной властью, насылая и избавляя от эпидемий. Дуау знает, как лечить заболевания глаз и укусы змей, Таурис отвечает за рождение и благополучие младенцев. А самый великий египетский практик медицины – Имхотеп, в конечном итоге он будет обожествлен греками, как и позже Эскулап. Тот самый Имхотеп, что был визирем Джосера и построил первую пирамиду. Тот самый, что потом станет богом прикладной медицины, потеснившей с трона Сехмет.
Имя Сехмет происходит от древнеегипетского слова sḫm, что означает «сила или мощь», а с древнеегипетского sḫmt, / ‘sɛχmit переводится как «та, которая обладает мощью». Ей принадлежат такие титулы, как «(Та), перед кем трепещет зло», «Хозяйка ужаса», «Леди резни» и «Та, что терзает». Неплохо для богини исцеления, не так ли? Возможно, в детстве кто-то так называл своего стоматолога. Сехмет представлялась свирепой львицей и обычно изображалась как женщина с головой львицы, одетая в красное, что соответствовало цвету крови, а иногда – в платье с отсылками на гриву и кружевными розетками на груди. Сехмет считалась дочерью бога солнца Ра и была среди наиболее важных богинь, которые действовали как мстительное проявление Ра. Говорят, что Сехмет дышит огнем, а жаркие ветры пустыни сравнивают с ее дыханием. Также считалось, что она вызывает язвы, которых называли ее слугами или посланниками, и именно к ней обращали молитвы, когда хотели от них избавиться. Богиня предстает в образе львицы не просто так – её характер вполне оправдывал её прозвища. В мифе о конце правления Ра на земле Ра посылает богиню Хатхор в форме Сехмет, чтобы уничтожить смертных, которые сговорились против него. В мифе кровожадность Сехмет была столь велика, что, несмотря на победу, утолить её не удалось, и богиня вошла в раж, решив уничтожить всё человечество. Чтобы остановить ее, Ра предложил ей напиться крови, но вместо крови тайно подсунул пиво, окрашенное красной охрой или гематитом. Приняв пиво за кровь, она так напилась, что забыла про учиненную бойню и пьяненькая вернулась к Ра.
Благодаря этому мифу сформировалась традиция фестиваля в честь Сехмет. Сегодня это бы прозвучало как сценарий дешевой студенческой вечеринки, но это вполне реальная картина. Вот вам рецепт: побольше выпивки, секса, случайных связей, музыки, ночуем на месте встречи, утром – концерт, молитва и расходимся. Девушкам вход свободный.
Еще в 1470 г. до н. э. этот фестиваль был повесткой дня одного из самых громких ритуалов Древнего Египта, «праздника пьянства», который отмечал не что иное, как спасение человечества. И тому есть археологические подтверждения среди руин храма в Луксоре. Бетси Брайан из Университета Джона Хопкинса, которая с 2001 года руководила раскопками в Храме Мут, изложила выводы своей команды о фестивале питья во время ежегодного брифинга New Horizons in Science. «Мы говорим о фестивале, на котором люди собираются вместе, чтобы напиться», – сказала она. В ходе раскопок в храме было обнаружено что-то вроде «комнаты пьянства», возведенной во времена Хатшепсут, жены и сводной сестры Тутмоса II. Она правила после смерти Тутмоса II в 1479 г. до н. э. – Новым царством Египта – около 20 лет как женщина-фараон. Некоторые надписи, обнаруженные в храме, связывают фестиваль пьянства с «путешествием по болотам», что, по словам Брайан, было древнеегипетским эвфемизмом для обозначения секса. Сексуальный контекст усиливают граффити, изображающие мужчин и женщин в позах, которые сегодня были бы неприемлемыми для публикации. Но это была не просто оргия, а своеобразная «Молитвенная вечеринка», говорит Брайан, «дело не только в том, чтобы хорошо провести время». Вместо этого на фестивале, который проводился в первый месяц года, сразу после первого разлива Нила, воспроизводится миф о Сехмет, ее трансформация из богини войны с головой льва в более добрую и нежную богиню по имени Хатор. «Конечная цель опьянения – увидеть и испытать божество», именно в её доброй, позитивной форме египтяне просили богиню уберечь общину от вреда. А чтобы просьба была услышана, можно приблизиться к состоянию богини. Геродот также не обходит эти фестивали вниманием в 440 г. до н. э. Он написал, что на такие праздники собиралось до 700 000 человек, причем «на этом празднике употребляется больше виноградного вина, чем за все остальное время года». Конечно, и сейчас многие пользуются этим методом, правда, уже без египетской мифологии, но надо отметить, что он откровенно антинаучен и опасен.
Этот яркий пример иллюстрирует нам образ мышления нематериальной медицины. Ненаучный, опасный подход к лечению скорее работал наоборот. Огромные собрания людей только помогали в распространении десятков инфекций, хотя эмпирическое объяснение и говорило, что таким образом участники праздника спасают сразу весь мир.
Откуда же у нас тогда представление о египетской медицине как об одной из самых прогрессивных во всем Древнем мире? Свидетельств существования этого чуда света, а оно куда удивительнее пирамид, хоть и сомнительней, всего два: литература и археология. Из первого это или классические писатели, которые пересказывали то, что пересказывали им другие. Например, Геродот, который из всего тысячелетнего Египта был только в греческом торговом центре Наукратисе в 400 г. до н. э., а в остальном пересказывал таких путешественников, как Гекатей Милетский.
Есть еще отчеты о медицинской практике, хеттские государственные записи и государственные архивы Вавилонии и Ассирии, косвенно рассказывающие, как там было хорошо, а тут плохо.
Кроме того, у нас есть папирусы Эберса и папирусы Эдвина Смита. Первый – это медицинский папирус, он был обнаружен в 1862 году и датируется 1600 г. до н. э., но считается, что это копия гораздо более старых работ, написанных около 2500 г. до н. э. и приписываемых «отцу египетской медицины» Имхотепу. Папирус Эдвина Смита более специализированный, он посвящен хирургии и травматологии. Есть ещё второй папирус Эберса. В 1873 году Джордж Эберс открыл его миру. Предположительно этот папирус родом из Фив и датируется 1555 г. до н. э. В нем дается описание 876 лекарств, более 500 медицинских веществ, краткие аннотации по хирургии и общей терапии. Существует ещё множество других медицинских текстов, названных по музеям, где они хранятся, или в честь первооткрывателей, или мест где были найдены: Кахун, Карлсберг, Бруклинского музея, Рамессеума и т. д. Хотя эти папирусы и фрагментарны, они и предоставили то огромное совокупное знание о прогрессивности и степени развития древнеегипетской медицины. Прогрессивности, развитости, но полезности ли?
Классическим мнением, согласно папирусу Эберса, является то, что медицина в Египте возникла во времена Джосера. Вроде как есть доказательство, что в те времена она была, а доказательств ее существования раньше – нет. И если греки достаточно легко перетянули себе в пантеон Имхотепа, переименовав его в Асклепия или Эскулапа, то у тех же греков мы вполне можем увидеть и противоречия с этой версией. Во-первых, даже в греческой мифологии, первый врач и лучший врачеватель всех времен – это не смертный Эскулап, а кентавр Хирон – сын главного божества, титана Кроноса. По сути Хирон – это копытный брат всех центральных божеств вроде Зевса – тот самый кентавр, что смотрит на нас с неба. Вот кто – первый медик. Поэтому логично и предположить, что в папирус Эберса вошло описание медицины, которая могла существовать почти сколько угодно до этого времени.
Во-вторых, смелые утверждения о том, что египетская медицина чуть не старше самого Египта, мы можем застать с греческой античности. Я имею в виду философа Александра Клеменса (200 г. н. э.). Он предположил, что медицинские знания могли существовать даже в более ранние времена, и широким жестом приписал египетскую медицину Атотиду (Первая Династия), сыну Менеса, а это вообще первый фараон и объединитель Верхнего и Нижнего Египта. То есть, как единое государство появилось, так и медицина появилась. Тоже спорный факт, не так ли? По большому счету, нам остается опираться только на научные факты. А среди них первый документ – папирус Эберса, и пока не найден более старый.
Человек боли
В пользу теории о том, что к моменту создания папируса Эберса была уже не медицина, а целая система здравоохранения, мы можем найти достаточно большое иерархическое древо медицинских профессий. Это и swnw (обычный врач); и ‘imyr swnw’ (надзиратель врачей); и ‘wr swnw’ (главный врач); и даже smsw swnw (старший из докторов); и, наконец, ‘shd swnw’ (инспектор врачей). При этом, конечно, о трактовке иероглифов, обозначающих врача, до сих пор спорят. Только недавно swnw переквалифицировали из ланцета (инструмент для вскрытия нарывов)/котелка с человеком в «наконечник стрелы». По другой версии, swnw состоит из двух слов swn – болезнь/скорбь и swny.t – боль, и, соответственно, может читаться как «человек боли/лечения».