Расцвет хирургии
Англосаксонские переводы классических работ не вносили ничего нового в саму материю науки. Золотой век ислама закончился. Имевшиеся лекарства не помогали, ничего принципиально нового не изобреталось столетиями. Чтобы хоть что-то изменилось, нужно было действовать, невозможно было достичь хоть какого-то прогресса, мусоля одни и те же тексты тысячелетней давности. Постоянство этих знаний одновременно и удивительно, и отталкивающе бесполезно. Особенно если, например, глубже взглянуть на то, что именно там было написано. Гален Пергамский хоть и был одним из самых влиятельных греков в истории медицины, во многом затормозил её собственное развитие, так как банально далеко не во всем он был прав. Если его четыре классических симптома воспаления (покраснение, боль, жар и отек) и примерное понимание инфекционных заболеваний и фармакологии ещё куда ни шло, то его анатомические знания о людях почти целиком основывались на вскрытии животных, в основном обезьян, овец, коз и свиней. Его теория, например, что кровь несет в себе πνεῦμα (пневму) – дыхание или жизненный дух, что придает ей красный цвет, в сочетании с ошибочным представлением о том, что кровь проходила через пористую стенку между желудочками сердца, несостоятельна даже на уровне свиной анатомии. Чтобы это исправить, нужно было замарать руки и залезть поглубже.
Естественно, что средневековая хирургия возникла на основе древнеегипетской, греческой и арабской медицины. Но начиная с Крестовых походов она получает мощный импульс к развитию, который постепенно увлечет за собой остальные части. В Париже в конце XIII века всё ещё считалось, что хирургическая практика была чрезвычайно дезорганизованной и опасной. Но к этому времени уже были медицинские университеты. И тогда парижский ректор решил привлечь шесть самых надежных и опытных хирургов, чтобы они сформировали консультационный совет и в единой манере оценили успешность работы своих коллег по цеху.
Этот процесс был не единичным. Вообще, конечно появление университетов позволило хирургии стать дисциплиной, которую стали изучать и преподавать как единообразную практику. Университет Падуи был одним из «ведущих итальянских университетов в преподавании медицины, выявлении и попытках лечения заболеваний. Но, пожалуй, самая престижная и известная часть университета – это старейший сохранившийся анатомический театр, в котором студенты изучали анатомию, физически, сверху наблюдая, как их учителя проводят публичные операции.
Хирургия официально преподавалась в Италии достаточно давно, но изначально она рассматривалась как низшая форма медицины. Постепенно это меняется. Самой важной фигурой в формальном обучении был Ги де Шолиак. И о том, насколько практическая медицина с результатом, так сказать, «налицо и сразу» способна воздействовать на человечество, говорит карьера этого человека. Ги де Шолиак родился около 1300 года в Шаульаке, начал свою медицинскую карьеру каноником в монастыре при церкви Сен-Жюст, а в 1363-м вышел его знаменитый Chirurgia Magna (Великая хирургия), и к 68 годам он успел побывать личным врачом трех пап: Климента VI, Иннокентия VI и Урбана V.
Сегодня он считается отцом медицинской хирургии. Придя в профессию, он застал её в качестве подвида парикмахерских услуг и огромного количества несистемной литературы, основанной на наблюдениях за животными и жизненных случаях. А уходя, оставил после себя новую популярную, интересную и передовую науку.
Откуда такой прорыв? Что-то назрело во время Крестовых походов? Всё-таки это достаточно масштабное мероприятие с точки зрения полевой хирургии. Во время Крестовых походов одна из обязанностей хирургов заключалась в том, чтобы бродить по полю битвы и оценивать раны солдат, объявляя, отправился ли он на встречу с Господом, или есть смысл тащить его в лазарет в городе. Для решения этой задачи хирурги прямо на месте ловко удаляли наконечники стрел из тел своих пациентов, накладывали повязки и шины. На материке другой класс хирургов выживал, совмещая свои обязанности со всем, что попросят, от вынуть занозу до разрезать абсцесс или спасти от гангрены. При этом и тем, и другим, с одной стороны, предстояло нести ответственность за свои действия. С другой эти действия в Средние века несли налет значительной опасности для пациента и авантюризма для хирурга. Из-за этого, например, в середине XIV века на лондонских хирургов были наложены ограничения в отношении того, какие типы травм они могли лечить, и типы лекарств, которые они могли назначать или использовать. Так как излишнее усердие приводило к смерти почти всегда. Это происходило по десяткам причин. Зажим для артерии среди инструментов уже был, а в качестве средства стерилизации был только уксус, и при этом никаких анестетиков или адекватной анестезии.
Утоляем боль
Почему рецепты снадобий вроде «Chauliac» от 1425 года нет желания рассматривать всерьёз, хотя их регулярно делали, использовали, и даже иногда успешно. Посмотрим на него чуть подробнее. Нам предлагают изготовить medicinas obdormitivas (снотворное средство), смешав траву св. Бенедикта (Беннет, éum urbánum), или попросту гвоздичный корень, традиционное народное средство с приятным запахом и горьковато вяжущим вкусом, – в салате хорош, в медицине – нет, затем добавив туда латук (тот же принцип), кору ивы (содержит салицин – слабое обезболивающее, известное с Древнего Египта и Шумера), белену – также традиционно медицинское растение со множеством побочных эффектов. Белена – это и Herba Apollinaris – трава для получения оракулов в Греции, и обезболивающее, рекомендованное Плинием и Диоскоридом. Но прием отвара белены в зависимости от концентрации играет разные штуки. Альберт Магнус в 1250 г. написал, что «с его помощью можно поднять мертвых». Или крепкого и тяжелого сна как после плохого алкоголя, как написал Джон Джерард, английский ботаник XVI века. По одной из версий, белена – это Hebenon – выдуманный Шекспиром яд, который закапывают в ухо отцу Гамлета. В это всем нам предлагают добавить ещё и мандрагору (гиосцин, скополамин – галлюцинации и/или смерть) и опийную настойку. Обилие скополамина, наносящего тяжелые повреждения головному мозгу, нивелирует легкий эффект аспирина и неизвестную концентрацию опиатов. Но даже если бы…
Как определить, сколько в конкретном корне мандрагоры гиосцинамина? В снотворном маке кроме морфина, например, ещё 19 алкалоидов. Что с ними? Ни одно растение не содержит в себе химический набор веществ согласно нужным вам долям. Они все разные и растут в разных условиях. А как сделан отвар? Как был собран? Кем? Как хранился и как был введен? Любой современный анестезиолог испытал бы ужас при подробном изучении таких «снотворных средств».
Прежде чем писать, что снотворное молоко мака на основе вина применялось при операциях и удалении конечностей, хочется узнать статистику именно успешных операций. Само по себе применение ещё ничего не значит. То, что оно снотворное, это в целом понятно. Как и то, что применялось. Но в целом рецепт выглядит как попытка угадать случайное число концентрации десятка компонентов в диапазоне от 1 до 10 000. Где больше этого числа – верная смерть, а меньше – жутковатые галлюцинации и сохранение болевых ощущений.
Ранняя медицинская химия характеризовалась использованием как органических, так и неорганических материалов, для расцвета хирургии процесс получения нужно было усовершенствовать, сделав его более технологичным и более точным. Просто потому, что без обезболивания диапазон хирургии весьма и весьма узок. Отчасти этому помогло развитие процесса дистилляции. Работы Жана де Рошетайле. Французский алхимик-францисканец начала XIV века, Жан преуспел в области алхимии и зачатков медицинской химии. Но наибольшую известность ему принесли его работы по созданию философского камня. Основная идея этого камня – трансмутации металлов каким-либо способом. По принципу, что любой металл сформирован комбинацией четырех составляющих: огонь, земля, воздух и вода, а ещё есть prima materia, первичная материя – исходный ингредиент всего, вот получение ключевой сущности, пятой, и было гвоздем преткновения тогдашней алхимии. В основе своих опытов Жан использовал различные методы дистилляции, пытаясь выпарить первичную материю из всего подряд, так как было сказано, что, достигнув чистейшей формы вещества, человек найдет ту самую пятую сущность. И именно здесь в игру включается белена. Не в том смысле, что без неё философский камень не найти, а в том, что точно выверенная дистилляция дает хоть какую-то надежду на несмертельное употребление всех этих чудесных средств. А дальше остается только подбирать дозу, тщательно отмеряя доли и… пробуя.
Лекарства становятся более эффективными, потому что теперь есть способы выделения более чистых веществ. Это открыло множество дверей для средневековых врачей по созданию новых, более сложных и интересных комбинаций, одновременно изучая необходимые дозировки. Медицинская химия начала расти как снежный ком, предоставляя миру «растущее количество фармакологической литературы, посвященной использованию лекарств, полученных из минеральных и растительных источников».
Вместе с этим в неё, в медицинскую химию, победным маршем входит использование спиртов, кстати. А это консервация и сохранение свойств. Хотя, конечно, спирты бывают разные. До 1516 года с беленой можно было варить даже пиво, но начиная с середины тысячелетия бардак прекращается, появляется настойка из белены на спирту, а пиво с беленой запрещают (немецкий закон о чистоте пивоварения).
И мертвые нам путь покажут
Помимо химии, наконец то срывается запрет на вскрытия. Вскрытие в медицинских целях впервые со времен Древней Греции возобновляется в конце XIII века. В это время итальянцы практиковали анатомические препарирования из научного интереса, и самое первое упоминание о вскрытии датируется 1286 годом. Диссекция впервые была введена в учебных заведениях Болонского университета для изучения и анатомии. XIV век стал свидетелем значительного распространения вскрытий трупов в Италии, и этим занимались не только медицинские факу