Я посмотрел на него вопросительно.
– Ты надеешься, что где-то в Грани есть проход…
Я пожал плечами и отхлебнул отвара, пахнущего пылью. В кармане у меня лежала потрепанная карта Сократа, цена которой оказалась ломаный грош. В Грани не нашлось ни одной прорехи. Ни одно из отмеченных мест не подтвердилось.
Самое неприятное во всей этой истории поисков то, что приходится делать хорошую мину при очень плохой игре. Избавитель же всеведущий, и все, что он делает, не просто так, все наполнено тайным смыслом и значением. Хорошо хоть объяснений никто не требует. Все просто выжидают.
– Если бы ты нашел проход, первыми бы через него ринулись работяги.
– Это так, amigo, – вздохнул Оливейра.
– Работягам приходится нелегко, – сказал Никита. – У них труд просто каторжный. Я спрашиваю вас: неужели это двадцать первый век?!
Он сплюнул. Оливейра кивнул. Он знал не понаслышке, что такое каторжный труд.
– Оборудование, на котором люди работают, вышло из строя еще в те времена, когда мы были детьми. Знаете, что? Когда я работал, я смотрел на нашу спецодежду и всегда вспоминал кадры старых документальных фильмов о послевоенной разрухе. Спецодежду нам выдавали только один раз – когда принимали на работу. А зарплата?.. Тьфу! С тех пор, как уволился, видеть не хочу проклятый завод!
Я смотрел на него и думал: интересно, который раз он повторяет уже эти слова? Причины его возмущения мелки, избиты в сравнении с настоящим злом, что творится в этой чертовой мясорубке.
Вдруг Никита насторожился, притушил бычок.
– Оливейра! Глянь, кто там? Не блюстители?
Негр встал, вытянул шею, пытаясь из-за кустов рассмотреть, кто идет по дороге.
На его лице появилось выражение ужаса. Так испугать его могут только людоеды.
– Собаки… – сказал он, и я успел схватить его за брючный ремень. Оливейра начал вырываться, но я не пустил.
– Не бойся. Мы не должны их бояться.
Я узнал среди идущих Илью, Мишу и Войчишека.
Никита, хоть и изменяется в лице, но в целом сохранял спокойствие. У него должность государственная, он – охранник свалки, а на государственные должности объявлен мораторий.
Узнав Илью, я почувствовал ярость. Не хотел его видеть. Знал, что он меня везде ищет, чтобы вновь попытаться со мной договориться. Но теперь, когда я переехал в общежитие, ему стало труднее со мной встретиться.
– Сергей Петрович! Предполагаю, вы будете отказываться… Поймите, нам очень нужно кое-что обсудить, – он говорил, как всегда почтительно, но теперь в его голосе звучала неуверенность.
Я не видел его больше трех недель, не ходил даже к Зое.
– Здравствуйте, – сказал Илья, подойдя к нам. Я ощутил, как Оливейру начала бить дрожь.
Запахло собачатиной. Над нами нависли три зловещие фигуры. Войчишек, самый маленький из менгов, моего роста. Илья и особенно Миша закрывают собой полнеба. Даже днем, когда их сила в упадке, они вдвоем запросто могли бы справиться с пятью-шестью обычными людьми. Но вряд ли жители города, даже собравшись толпой, посмели бы переступить внутренний барьер и напасть на монстров.
– Чаю не желаете? – с запинкой спросил Николай несколько упавшим голосом.
– Не беспокойтесь о чае, – сказал Илья, сверкнув своими янтарными глазами. – Нам надо пообщаться с Сергеем Петровичем.
Я смотрел в сторону, делал вид, что не замечаю пришедших.
– Какой здесь отвратительный запах, – сказал Миша.
Ты себя понюхай, подумал я.
– Горят отходы… – объяснил Никита.
– Дышать невозможно, – заметил Войчишек.
– В цехах постоянно такой запах, – пожал плечами Николай. – Бывает и хуже.
Оливейра сидел, сжавшись в комочек. Мне стало жаль негра.
Его угнетала сама мысль о возможности разговаривать с чудовищами. Несколько месяцев назад менги на его глазах задрали женщину.
Я поднялся и отошел подальше от скамейки. Людоеды последовали за мной.
– Чего вы от меня хотите? – спросил я, остановившись.
– Вы правильно поступили, что отошли в сторону, – одобрительно сказал Илья. – Я всегда расстраиваюсь, когда приходится невольно кого-нибудь пугать своим присутствием. Ведь люди не верят, что на самом деле мы не желаем им зла. Они считают нас злыми.
– А вы добрые? – я был возмущен его лицемерием.
– Мы стараемся понимать психологию людей. Это краеугольный камень всей нашей морали.
Мне захотелось плюнуть ему в морду.
– Давайте не тратить времени, – сказал я. – Если вы хотите поговорить о психологии и морали, обращайтесь к тем, кто правит этим городом.
– Мы не снимаем с себя ответственность за смерть вашего друга. Скажу больше. Наши психологи анализировали случившееся и пришли к выводу, что в сложившейся на тот момент ситуации, учитывая…
Я пренебрежительно фыркнул.
Менг замер, ожидая, что я что-то скажу, но я молчал.
– Мы поступили так, как поступили, – продолжал Илья, – причиной этому было наше интуитивное чувство. Мы опасались, что вы предпочтете доверительному сотрудничеству с нами дружбу с тем человеком. Вы индивидуалист.
– И что?
– Вы выбрали бы его. Ведь он человек, как и вы. Это, так или иначе, повлияло бы на наши совместные планы. Нет, Сергей Петрович. Вы должны работать в чуждой вам атмосфере. Дружба смягчила бы вас, слишком расслабила. Возросла бы опасность провала операции.
– Вы сказали, что не снимаете с себя ответственности за смерть Андриана. Но из всего сказанного я понял, что чувства вины за содеянное не испытываете.
– Разумеется, нет. Я ведь только что вам разъяснил целесообразность наших действий. Мы работали по привычной схеме, выполняли задание, поступившее сверху, то есть, от Повара. Теоретически мы могли бы действовать в этом случае неадекватно, иначе говоря, не выполнить задания вообще. Но спонтанного отказа подчиниться не произошло. Анализ показал, что вероятность возникновения отказа составляла восемьдесят два и пять десятых процента. Почему же не сработало? Все просто: включились подсознательные механизмы. Мы уничтожили вашего потенциального друга, жертвуя им во имя общего дела. Лично я усматриваю здесь вот что: мы, менги, всегда стремились к гуманизации. Это была своего рода ревность, одно из человеческих чувств, синдром Каина. Мы убили человека, который мог бы в будущем встать между нами. Мы не хотели, чтобы кто-то мешал нашей дружбе.
– Думаете, я поверю в этот бред? В наши совместные планы дружба вообще не входила.
– Можно ли дружбу планировать? Разве это не естественная потребность тех, кто хочет учиться морали?
– Это ложь. Вы никогда не станете людьми. В человеческом обществе хватает таких, которые используют так называемую мораль исключительно в целях собственного оправдания. В лучшем случае вы будете похожими на них. До той поры, пока вы не испытаете чувства вины – глубокой, пронизывающей и мучительной, – вы не сможете стать настоящими людьми.
Лицо Ильи на мгновение стало звериным, но укротил его.
– Разве не из этого самого чувства вины выросли навязчивые страхи и обессивные состояния – все, что является основой существования хозяев? Не забывайте, я ведь врач и тоже неплохо знаю людей.
– Знать человека и быть им – не одно и то же.
– К сожалению, это так.
На протяжении разговора Миша и Войчишек стояли на почтительном расстоянии.
Мы находились на открытой местности. Солнце палило нещадно. Илья то и дело обтирал лысину платком и от него исходил отталкивающий запах.
– Ближе к делу, – сказал я.
– Вы не сможете все время убегать от собственной совести, – проговорил Илья тихо. – Мы хотим предложить вам вернуться к тому, на чем остановились три с половиной недели назад. Сознаюсь: план, предложенный вами, мы до конца не поняли. Но, возможно, в целом он эффективен. Наши социологи подсчитали…
– Давайте оставим ваших социологов в покое. Они все равно не смогут уразуметь сути, даже если вы вооружите их самыми современными знаниями в области социологии. Это игра в карты. Она построена на интуиции и везении. Мне в этой игре не очень-то везло, и я вовремя из нее вышел.
– Но вы сможете вернуться обратно. Вы вновь станете ведущим игроком. Мы опять распределим роли, осуществим придуманную вами методику и вступим в игру. Я клянусь вам, что менги будут действовать быстро и слаженно, постараются понимать вас с полуслова.
– Ваше мышление не интуитивно, Илья. Потому оно замедленно. В противном случае существа, обладающие огромной физической силой и большим жизненным опытом, не позволили бы так просто себя закабалить. Пугать маленьких детей, строить этические теоремы и пожирать человечину – это все, на что вы способны. Это был камень в его огород. Глаза Ильи блеснули желтым огнем.
Миша с Войчишеком угрожающе шагнули в мою сторону. Но Илья жестом их остановил.
– Сергей Петрович. Это не игра на интерес. Мы предлагаем вам деньги. Подумайте. Речь идет о большой сумме.
– Насколько большой?
– На нашем совещании было принято решение использовать часть средств из основного и резервного фонда. Это пятьсот тысяч долларов.
– Пятьсот тысяч и ваш уход из города, – не долго думая, сказал я.
– Мы согласны, – Илья протянул мне руку. – После того, как будет уничтожена Грань, вряд ли в этом городе останется хотя бы одно разумное существо – будь то человек, будь то менг.
Я не ответил рукопожатием.
– Вечером у вас дома, – сухо сказал я. – Вероятно, со мной будут еще люди. Вам потребуется собрать десять самых сильных и надежных чел… ваших бойцов.Я вернулся к приятелям, сел на скамейку и закрыл лицо руками. Рыданья сдавили горло…
20
Я постучал в ворота. Со времени моего последнего посещения их выкрасили в густой черный цвет.
Со мной были Жора, Николай и Василий.
Жора уже общался с менгами. Николай и Вася, которые поначалу выразили активное желание следовать за мной, теперь явно занервничали.
Николай вопреки привычной для него манере притих и был бледен. Вася же напротив стал оживленнее обычного. Он так и сыпал плоскими шутками в адрес предстоящей встречи.