Хомские тетради. Записки о сирийской войне — страница 19 из 35

чиная с Инша’ат, пейзаж меняется: дома более ухоженные и чистые, тротуары целые, появляются деревья и газоны, много прохожих, гораздо больше машин. Выезжаем на проспект: прямо перед нами здание с огромным портретом Асада-старшего, похоже, что это штаб-квартира «Баас». Чувствуется, что мы на вражеской территории, однако не видно ни военных, ни блокпостов.


Ощущение такое, что телесная лихорадка — это лишь отражение лихорадки в мозгу: болезненно взвинченное, горячечное состояние.


Такси поднимается по проспекту, движение плотное, в нижних этажах зданий полно магазинов, множество публики. В кварталах, поддерживающих повстанцев, — горы мусора, грязь повсюду: муниципальные власти придумали для них «наказание» — перестали выполнять свои обязанности по уборке улиц. Но здесь, даже в тысяче лье от Баба-Амра, в большом, «современном» городе, если съехать с оживленной улицы вглубь, в кварталы, где живет простой люд, вы увидите такие уголки, куда нормальный человек войти не отважится. Проезжаем по улице Дублин, потом по Лa-Корниш — широкому проспекту в самом центре, затем, чтобы миновать блокпосты, начинаем петлять по узким проулкам кварталов, поддерживающих повстанцев, но не таких безопасных, как Баба-Амр. Минут через двадцать въезжаем в Халдию. И вот первый сюрприз: на въезде в квартал — блокпост САС: мешки с песком и вооруженные бойцы. Райед удивлен: в ноябре этого поста еще не было. Если повстанцы позволяют себе открыто демонстрировать свое присутствие так близко к центру города, это означает, что их позиции серьезно укрепились. Пост появился два дня назад, за ним расположен еще один: он стоит здесь уже месяц и охраняет подступы к центральной площади, где происходят манифестации. Через несколько минут мы на месте. Я, содрогаясь от озноба, поедаю маленькую пиццу с сыром под острым соусом, которую испек для меня бродячий торговец. Мы ждем Биляля. Он появляется — вместе со своей энергичной подругой Заин. Заин носит покрывало, но одета в джинсы и горные ботинки: а Баба-Амре такого не увидишь. У Биляля рука в гипсе: свою пулю он получил четыре дня назад, когда пытался помочь какому-то раненому.


Первое, что бросается здесь в глаза по сравнению с Баба-Амром, — множество женщин. Там женщин можно увидеть только на манифестациях, больше нигде: их как будто нет. Здесь же они повсюду, вперемешку с мужчинами. По таким вот деталям можно судить о том, насколько консервативен Баба-Амр.

* * *

Около 15 часов. Биляль ведет нас посмотреть подпольный медпункт. Нас угощают чаем, а Заин показывает мне на своем смартфоне длинный клип, который она сняла здесь, в медпункте. На экране — шофер такси, которому пуля попала в лицо: он умирает, лежа на полу рядом с кушеткой, на которой я в данный момент сижу. Окружившие его врачи безуспешно пытаются вернуть его к жизни с помощью интубации и прямого массажа сердца. Раненый лежит в луже крови, мозг наполовину вывалился из черепной коробки на пол. Он умирает.

Еще один клип, на нем — труп молодого парня с аккуратно подстриженной бородкой, он убит в тот же день, что и шофер. Парень был бойцом Свободной армии, его звали Абу Саади, он пошел к солдатам из mukhabarat, чтобы убедить их перейти на сторону повстанцев. Один из них отложил автомат и сказал: ладно, я пойду с вами. Абу Саади подошел к нему, а тот выхватил спрятанный пистолет и всадил парню пулю в глаз. На видео еще несколько человек: молодой боец, которому снайпер попал в горло.

Активист, с закрытым лицом, в черных очках и с микрофоном в руке, выступает перед толпой в присутствии матери и сына какого-то мученика.

Одна из санитарок медпункта раньше работала в Красном Кресте. На каком-то из армейских КПП им сказали: «Мы мятежников зачищаем, а вы их спасаете». Нам она объясняет, что Красный Крест может работать не во всех кварталах и что его сотрудников регулярно отстреливают. В этой ситуации они действуют так: договариваются по телефону с местными врачами, и те им привозят раненых в условленное место.

Как ранили Биляля. Солдаты правительственных войск подстрелили какого-то мужчину, пуля попала в шею, и они решили, что он мертв. Вывезли в другое место, положили на землю, потом сообщили Билялю или кому-то из его знакомых, что они могут прийти за телом, а сами устроили засаду. Биляль пришел с другом, солдаты их дождались и открыли огонь.

Рассказ прерывается: на машине привезли нового раненого. Его вносят в медпункт и кладут на живот. Бедняга стонет и кричит: «Аллах! Аллах!» Пуля попала ему пониже спины. Молодой парень — не больше тридцати, толстый и с бородой. Лежит на животе на операционном столе, руки свисают вниз. Ног не чувствует. Крови почти нет. Стонет, задыхается. Жалуется на боль в животе. Биляль спрашивает: «Ты в розыске?» — «Нет». Биляль звонит в больницу, чтобы за ним прислали машину скорой помощи.

Похоже, что парень парализован. Уколы, перфузия. «Мой живот, мой живот», — беспрерывно стонет этот несчастный. Крови по-прежнему мало, пуля не вышла наружу. Задет позвоночник. Из Красного Креста приезжают быстро, минут через 7–8, раненого увозят. Удостоверение личности забирают с собой. Добро пожаловать в Халдию.

Санитар Абу Абду, с которым мы разговорились после этого инцидента, работал в частной клинике Аль-Бирр в квартале Ваар. И в госпитале Баб-Сбаа. Таких случаев он навидался — раненых через его руки прошло сотни полторы-две. Он уверен, что снайпер намеренно целился в позвоночник. Они используют маленькие пули для снайперской винтовки, пули от калаша тут не годятся. И еще он видел многих раненых разрывными пулями, наверное, имеются в виду пули «дум-дум».

Биляль опять показывает мне снятое на телефон. Человек с открытой раной в живот, легкие и кишки наружу, врачи стараются все запихнуть обратно.

Все их мобильники — настоящие кинотеатры ужасов.

Продолжение рассказа Биляля. Когда солдаты правительственных войск открыли огонь, Биляль побежал, чтобы не попасть в ловушку. Он стучался во все двери, умоляя, чтобы ему открыли, но никто не отозвался. В конце концов высадил одну из дверей и ворвался в квартиру — в этот момент пуля и попала ему в руку. Солдаты начали буквально поливать квартиру огнем. Ранили шестилетнюю девочку, она плакала: «Дядя, дядя, я никогда не была на манифестации». Он успел связаться с САС, и они прислали на подмогу, как он утверждает, человек двести. Кто-то из бойцов вошел в квартиру через заднюю дверь и дал ему оружие. Прибывшие предприняли контратаку на армейские позиции, чтобы забрать раненого. На видео, которое Биляль нам показывает, этот момент запечатлен: видно, как он стреляет. Атака была успешной: раненого отбили и впоследствии, чудесным образом, поставили на ноги.

В помещении, где располагается этот медпункт, раньше была парикмахерская. Пункт функционирует уже два месяца, и он не единственный в Халдие. Но того, который Райед видел в прошлую поездку, больше нет: его обнаружили агенты mukhabarat, забрали врача, конфисковали весь материал и опечатали помещение. В подпольных госпиталях врачей нет, единственного, кто там работал, арестовали. Шестеро коллег Абу Абду тоже были схвачены, а он не стал дожидаться ареста и ушел.

* * *

Биляль везет нас за пределы квартала — в Баяду, где мы будем жить. У него красивая машина, внушительный внедорожник с кожаными креслами и автоматической коробкой: ясно, что он человек небедный. Спешно пересекаем проспект в ста метрах от армейского блокпоста и углубляемся в тесный, запутанный квартал, который контролирует Свободная армия.

Хозяин предоставленной нам квартиры — его приятель, он в отъезде, а ключи оставил на случай, если понадобится где-то разместить раненых. В одной из комнат спит раненый, получивший две недели назад две пули — в грудь и в живот.

Этот квартал — кавказский. С нами сидит Ариф, молоденький паренек с куфией на голове, по национальности он — адыг. А сам Биляль — бедуин.


Мой озноб не проходит, и я прошу, чтобы мне купили ибупрофен. Пытаюсь дать деньги. Биляль отказывается: «Если ты предлагаешь деньги, значит, ты жадный. Значит, когда я приду к тебе, ты меня не приютишь».


Разъяснения Биляля. Офицеры на блокпостах меняются каждые две недели. Когда на пост заступают армейские — все спокойно. Но когда наступает смена людей из mukhabarat, стрельба не прекращается. Сейчас на проспекте Каир, большой улице, которую мы пересекаем, по графику, — постовые офицеры из mukhabarat, и пальба шла беспрерывно весь вчерашний день: в течение трех часов снайпер не давал пройти никому.

* * *

18 часов. Меня продолжает знобить. В эти минуты начинается манифестация, и мы идем на центральную площадь Халдии. Собрались еще не все, на площади лишь несколько десятков молодых ребят: они слушают революционную музыку, которую транслируют через громкоговорители.

Звук слишком громкий, но музыка заводная. Раньше площадь носила название «Горный сад», а теперь ее переименовали в «Площадь свободных людей». В углу — деревянная, раскрашенная в черный и белый цвета копия старых часов, стоящих на площади в самом центре Хомса. Здесь несколько месяцев назад восставшие пытались провести сидячую забастовку, которая была потоплена в крови гвардейцами Ma*censored*a, брата Башара Асада. Установленная на площади копия часов означает: отныне центр города — здесь. Она увешана фотографиями мучеников, изображения в основном цветные, в формате А4.

Сама площадь — большая, квадратная, с зеленой лужайкой и деревьями — по периметру завалена грудами мешков с накопившимся мусором. На одной из сторон площади укреплен большой транспарант: «Нет фальшивым оппозиционерам — марионеткам бандитского режима! НСС нас сплачивает, раскольники и заговорщики — разъединяют». Не что иное, как клятва в верности Национальному совету Сирии. Прожекторами освещен только тот угол площади, где стоят часы, остальное погружено во мрак, за исключением нескольких магазинчиков и парикмахерской, в окне которой виднеется красивое красное кресло. Прохожие, освещенные автомобильными фарами, выступают из темноты на короткое мгновение, как призраки.