Лакофф и Джонсон далее заявляют: «когнитивная наука, нейробиология и биология активно занимаются характеристикой природы человека. Их характеристики человеческой природы не опираются на классическую теорию сущностей. Человеческая природа концептуализируется скорее в терминах вариации, изменения и эволюции, а не просто в виде фиксированного списка главных особенностей. Изменение и модификация – часть нашей природы».139 Язык, вероятно, не следует относить к его собственному особому отделу в мозге: «судя по всему, построение выражений – это процесс, который опирается на все ресурсы нашей языковой структуры, а не на какой-то подкомпонент разума, связанный с чисто „лингвистическим“ знанием в каком-то узком смысле».140 Например, немыслимо разве, что устройство нашего зрения и слуха влияет на наше описание того, что видим и слышим? (И обратное тоже может быть правдой.)
Психология способностей Хомского не соответствует организации мозга, но она соответствует организации университета. Хомский всю свою сознательную жизнь провёл в университетах. Университет состоит из «факультетов»141 различных академических кафедр: истории, физики, экономики и т. д. Области исследований отделены друг от друга, изолированы. Некоторые разграничения столь же произвольны, как и у схоластов – что такое политическая наука, кроме ситуативного объединения некоторых подразделов социологии и философии с небольшим добавлением права? Антропология ещё более разнообразна. Но для преподавателей, которые заточены под работу на этих факультетах, их кафедры кажутся естественной организацией человеческого знания – то, что философы называют «естественными видами»142 – так же как для Хомского его гипотетическая языковая способность есть природный факт. Предметы обучения даже не закреплены за одними и теми же факультетами в разных странах. Эти академические факультеты – не что иное, как продукты истории и профессиональной социализации, увековеченные по инерции.
Но вернёмся к разуму: следует ли отнести зрение и слух к отделу восприятия или они должны остаться в своих собственных отделах? Должен ли язык быть отнесён в – как бы это назвать? – «отдел социальных чувств»? (наряду с психологией) – или в свой собственный особый раздел (или «когнитивную область», как иногда говорит Хомский, хотя это просто современный синоним для органов и способностей)?143 Фердинанд де Соссюр, подлинный отец современной лингвистики, задумал её как отдел всеобъемлющей, всеохватывающей науки о знаках, которую он назвал «семиотикой», в которой лингвистика должна была взять на себя основную, но не единственную часть.144 Области знаний скорее сконструированы, чем обоснованы, и иногда на основаниях, которые носят скорее политический, а не научный характер.
Природа человека и естественные права
«Основой каких угодно взглядов – твердит Хомский, – является определённая концепция человеческой природы, хотя придерживающийся этих взглядов человек может не сознавать или не суметь её выразить» (185).145 Должны существовать врождённые идеи, а значит, и человеческая природа, а значит, и естественный закон, а значит, и естественные права, видимо, чтобы его бабушка не отличалась от кролика или скалы; и должна быть врождённая человеческая природа, а то его внучку будет не отличить от скалы, саламандры, курицы или обезьяны. (Между концепцией врождённых идей и естественным законом, кстати, нет обязательной связи. Джон Локк считал естественный закон само собой разумеющимся, но отвергал врождённые идеи: «запечатлён ли закон природы в душе человека? Нет, не запечатлён».146)
Да, должна существовать человеческая природа, но только в банальном понимании епископа Батлера, где люди отличаются от других существ, потому что они не такие как другие существа. Хомский признаёт, что «все рациональные подходы к проблемам обучения, включая „ассоцианизм“ и многие другие, которые я обсуждаю, приписывают организму врождённую структуру».147 Это означает, согласно догматическому постулату Хомского, что характеристика человеческой природы состоит в идентификации человеческой сущности, и что человеческая сущность должна состоять из какого-то атрибута, который является исключительно человеческим. Это хороший Платон – Хомский относит себя к платонической традиции (113), – и даже ещё лучший Аристотель, и это также хорошая средневековая католическая теология, но это плохая наука. Биологи не пытаются определить сущность, которая отличает мотылька от бабочки или мышь от крысы. Выявление сходств и различий является второстепенным при исследовании организмов. Биологи оставляют эссенции148 производителям духов и католическим теологам.
Одна из самых ранних известных попыток определить человеческую уникальность была предпринята Платоном. Он назвал человека общительным двуногим без перьев.149 Диоген-киник схватил петуха (петухи двуноги и общительны), ощипал его перья и принёс в платоновскую Академию, со словами: «вот человек Платона».150 Согласно Рудольфу Рокеру, последнему серьёзному мыслителю, киники были анархистами.151 Я определяю себя как киника: анархо-киникалиста.
То, что характерно для человека, может быть не одним уникальным свойством, а уникальной комбинацией свойств. Язык вполне может быть всего лишь одним из элементов. Исследования приматов показывают, что даже если эти животные не могут создавать язык, некоторые из них – Ним Химский, например, – могут оказаться способны выучить его и использовать. Уникальное сочетание качеств, которое определяет человечество, может вообще не включать язык. Оно может, например, состоять в одновременности и коэволюции прямохождения, увеличении головного мозга, организованной социальной жизни и реализованной способности к символическому (но не лингвистическому) мышлению и выражению. Кто знает? Не Локк, не Руссо и не Хомский.
Вероятно, Хомский цепляется за идею универсальной, неизменной человеческой природы, потому что он имеет дело только с крайне похожими на себя людьми. До выхода на пенсию Хомский с пяти лет не покидал учебных заведений. Он пролейбористских взглядов, но у него никогда не было настоящей (по пролетарским меркам) работы. Хомский – академик и левак. Люди, с которыми он встречается, почти все академики или леваки, даже когда он летает по всему миру в Турцию, Индию или Австралию, чтобы выступить с речами – перед академиками и леваками. Даже анархисты отличаются настолько, что ему с ними неудобно, хотя ему комфортно с леваками, ведь он сам левак, то есть они такие же как он, только не такие умные. Его личный опыт не даёт повода для сомнений в фундаментальном сходстве человеческой природы.
Хомский – человек, много путешествующий, но как это ни парадоксально, редко выходящий на улицу. Все люди похожи на Ноама Хомского, пусть они и не столь умны. Точно так же, как для установления универсальной обоснованности правила генеративной грамматики нужен только один подтверждённый пример из одного языка, понадобится и один пример, вроде английского языка, – интуитивно понятый и проанализированный самозамкнутым умом Ноама Хомского, – чтобы установить универсальные истины человеческой природы. В его уме нет ничего изменчивого или податливого. Ум этот, в отличие от его бабушки, похож на скалу.
А какой может быть человеческая природа? Хомский действительно не имеет об этом понятия.152 Он утверждает, что человеческая природа не податлива, потому что если бы это было так, авторитарные правительства (консультируясь с экспертами) могли бы формировать наши взгляды: «Принцип, согласно которому человеческая природа в своих психологических аспектах есть не более чем продукт истории и данной социальной ситуации, устраняет все препятствия для манипуляций со стороны сильных мира сего».153 Считает ли он, что естественное право является препятствием для манипуляций со стороны сильных мира сего? Хомский соглашается с Эриком Маком в том, что «Локкеанские права» – ну, для Хомского это не Локкеанские права – «сами по себе обеспечивают морально-философский барьер против посягательств Государства на общество».154 На что Л. А. Роллинз отвечает: «„морально-философский барьер“ – барьер только метафорический, и он поможет предотвратить посягательство Государства на „Общество“ не больше, чем морально-философский щит поможет остановить летящую в вас стрелу».155 Джордж Х. Смит писал: «В различных своих проявлениях теория естественного права использовалась для оправдания олигархии, феодализма, теократии и даже социализма [!]».156
В 1890 году некоторые индейские племена на американском Западе были охвачены религией Пляски Духа, пророк которой обещал, что если индейцы будут исполнять её ритуалы (особенно длительные танцы), боги избавятся от белых и для индейцев наступит рай. Индейцы также станут неуязвимы для пуль.157 Однако оказалось, что индейцы равнин на самом деле не стали неуязвимыми. Американские солдаты истребили индейцев сиу на ручье Вундед-Ни.