Лично я считаю, что если нет веских доказательств психологической неспособности людей жить вместе в анархистском обществе, анархия – это цель, к которой стоит стремиться.182 А даже если бы и нашлись какие-то обескураживающие доказательства, я бы рискнул. Как сказал Ницше, человека следует превзойти. А также, как сказал Гастон Башляр: «Человеку следует давать определение, имея в виду совокупность тенденций, подвигнувших его [или её] на преодоление условий человеческого существования».183 Проверка границ человеческой природы – единственный способ узнать, что собой представляют люди. Единственный способ – зайти слишком далеко.
Хомский претендует на звание оптимиста,184 но он фаталист. Вынужденный. Мы знаем, что человеческая природа не есть «барьер» для анархии, потому что анархия была реализована, хотя вы можете не знать этого, если почерпнёте свои этнографические знания о человеческой природе из Ветхого Завета. Моё собственное мнение известно: «действительно, анархисты отвергают идеи врождённой порочности или первородного греха. Это религиозные идеи, в которые большинство людей не верит. Но анархисты, как правило, не считают, что человеческая природа изначально хороша. Они принимают людей такими, как они есть. Люди не есть что-то „изначальное“».185
Я могу поверить, что человеческая природа уже достаточно хороша для анархии. Я также могу поверить, что в практике анархии как повседневной жизни, в её проживании откроются новые перспективы коллективных приключений. И я даже могу поверить, что одновременный процесс революционного строительства и разрушения положит начало преобразованию и подготовит нас к новому образу жизни. «Человеческая природа» может быть сведена к банальным истинам, например, что мы никогда не будем летать, взмахивая руками, в то время как человеческие натуры социальных индивидов – более социальные и более индивидуальные, чем мы, возможно, когда-либо были, даже в эпоху палеолита – расцветут и процветут во всех своих множествах. Человеческая природа – это наш наименьший общий знаменатель, наша, как сказал бы Хомский, минималистская программа. Давайте де-программируем себя (свои личности: друг друга, один другого, всех нас).
Любопытно, что человеческая природа, которая, по определению, одна и та же во все времена и во всех местах, отличается – во все времена и во всех местах – от того, как она выражается во все другие времена и в других местах. Джон Локк обратил внимание на этот факт:
Если этот закон природы целиком и сразу запечатлевается природой в душах людей при самом рождении, то как же получается, что люди, все до единого обладающие душами, в которых якобы запечатлён этот закон, не приходят тотчас же, безо всяких колебаний к согласию относительно этого закона и не проявляют готовности повиноваться ему? Почему об этом законе они придерживаются столь противоположных взглядов, когда в одном месте нечто рассматривается как требование природы и здравого разума, а в другом – как совершенно иное, когда то, что у одних считается достойным, у других считается позорным, когда одни толкуют закон природы иначе, чем другие, третьи вообще не признают никакого, и все вместе считают его тёмным?186
«То, что представления о добре и зле различаются, – замечает социальный психолог Соломон Аш, – создаёт теоретическую проблему человеческой природы».187 Это мягко сказано. Казалось бы, тут Хомскому следует заявить, что нравственное чувство – это ещё одна врождённая способность. И он так и делает! Нравственные принципы «должны возникать из некоего гораздо меньшего набора нравственных принципов» – я знаю, это обтекаемо, – «которые являются частью нашей фундаментальной природы и задействуются посредством некоей генеративной процедуры…»188 Что, ещё одна генеративная процедура? Алгоритм альтруизма? Генеративная щедрость? Вычислительное сострадание? Но это лишь для того чтобы спутать «есть» и «должно», факт и ценность.
Как возможно (например), что сегодня почти никто не считает наёмный труд моральным эквивалентом рабского труда? Потому что эта самоочевидная истина «была вытеснена из сознания людей массированной пропагандой и институциональными структурами»!189 Вот вам и моральные барьеры, нравственные принципы и наша фундаментальная природа! Их могут задавить даже такие негодяи, как учителя, рекламщики и журналисты (к которым я могу добавить: родители, начальники и священники).
Это, как говорит Томас Кун, отрезвляющая истина, что «все прошлые представления о природе рано или поздно оказались ложными».190 Взгляд на человеческую природу, находящийся под непосредственным влиянием религиозных и идеологических соображений, чаще обычного оказывается ложными.
По словам историка Питера Маршалла, «основная слабость аргумента, что анархизм каким-то образом противоречит „человеческой природе“, заключается в отсутствии общего для всех анархистов взгляда на человеческую природу. Среди классических мыслителей мы находим рациональную доброжелательность Годвина, сознательный эгоизм Штирнера, разрушительную энергию Бакунина и спокойный альтруизм Кропоткина».191 Как отмечает анархист Питер Гелдерлоос: «огромное разнообразие способов поведения человека, считающихся нормальными в различных сообществах, ставит под вопрос саму идею человеческой природы».192 Хомский далёк от сложившегося мнения анархистов: «хотя большинство социалистов и анархистов утверждали, что характер в значительной степени является продуктом окружающей среды, Хомский попытался сформулировать биологическую концепцию „человеческой природы“ с её собственными врождёнными и когнитивными аспектами».193
Хотя Хомский не может сказать, что такое человеческая природа, он настаивает на существовании естественных прав, вытекающих из человеческой природы: «Что касается здравого смысла и свободы, существует богатая традиция, которая развивает идею о том, что люди обладают неотъемлемыми правами. В соответствии [так], любая власть, посягающая на эти права, является незаконной. Это естественные права, что коренятся в человеческой природе, которая является частью естественного мира, так что мы можем познать их путём рационального исследования» (173). Он верит в нечто, зачастую предполагаемое, но никогда не демонстрируемое, – что из предположения о существовании естественного закона, проистекающего из человеческой природы, следует «сопутствующая этому идея естественных прав» (173).194 Только не для Иеремии Бентама, утилитаризм которого предполагал неизменную человеческую природу – он высмеивал естественные права как «нонсенс на ходулях».195 Естественный закон, по словам Джона Локка, «следует отличать от естественного права [jus naturale]; ибо право [jus] состоит в том, что мы имеем возможность свободно распоряжаться какой-либо вещью, тогда как закон [lex] есть то, что повелевает или запрещает нам делать нечто».196 Такими же были определения Гоббса.197
Философия естественного закона восходит, по крайней мере, к Аристотелю – а христиане заявляют, что изобрели её они198 – но разговоры о естественных правах, если не считать нескольких изолированных средневековых гипотез, едва ли старше XVII века. Ещё в 1756 году юрист Уильям Блэкстоун мог говорить о естественном законе, нигде не признавая естественных прав.199 Традиция, богатая она или бедная, возникла недавно.
Однако мы не можем вывести естественные права из природы человека, не зная, что такое человеческая природа. Вместо этого, по словам Хомского, мы вынуждены совершить «интуитивный скачок, чтобы сделать предположение о том, что же является существенным для человеческой природы, и на этой основе вывести, пусть и неадекватно, концепцию легитимного социального порядка» (173). Именно так поступал Платон, когда оказывался в затруднительном положении.200 Правило Хомского как политического философа и Хомского как лингвиста: когда сомневаешься, «сделай предположение», выдумай что угодно, предопределяющее твой вывод. Принятие желаемого за действительное – его научная методология. Но, как утверждал Иеремия Бентам, «причинами желания, чтобы существовали такие вещи, как права, не являются права – причина желания в том, чтобы установилось определённое право, не состоит в этом праве – нужда не является запасом – голод не является хлебом. Естественные права – это попросту несуразица, естественные и неотчуждаемые права – риторическая нелепость, нонсенс на ходулях».201
Эта «богатая традиция» естественных прав не такая впечатляющая, как предполагает Хомский. Но её короткой истории достаточно, чтобы представить фундаментальным естественным правом – если хоть одно таковое существует – право собственности, которое отстаивали Томас Гоббс, Джон Локк, Джеймс Мэдисон, Айн Рэнд и прочие и прочие, которых как собак нерезанных. Как заявил Локк: «и не без причины он [человек] разыскивает и готов присоединиться к обществу тех, кто уже объединился или собирается объединиться ради взаимного