– Галочка, Галина, мы ценим юмор вашего друга, – продолжался «Веселый Попутчик», но его уже никто не слушал. Аллочка в гневе смахнула с холодильника приемник, и тот, вякнув раза два, умолк навечно.
– Так меня!.. Пред всеми!!
– Здравствуйте, что за шум? – уже совсем некстати появилась в дверях кухни блаженная морда Толика. Он вошел неслышно, его любезно впустили рабочие и, улучив момент, снова потянулись к сигаретам.
– Вы еще не потеряли меня? Нет? – дарил обществу щербатую улыбку гость.
Все стихли, будто перед грозой, и тоскливо уставились на гостя.
– Ах, любимый дру-у-уг, – ядовито улыбаясь, проговорила Аллочка, медленно пробираясь к нему.
Толик и без того шел сюда, как на Голгофу, он боялся. Черт его знает… До этого как-то было не так, а тут… вроде уже знакомые, даже близкими немного стали… Эх, кто бы знал, чего ему стоило прийти! Да он всю ночь не спал! А что делать? Худоногов – тварь последняя, отравит, глазом не моргнет… У него, кажется, не то что нервы вздыбились, а даже шнурки на кроссовках!.. И этот Аллочкин безумный взгляд… и голос какой-то странный… Нет, они обо всем догадались! Специально для этого и мужиков в коридоре держат, чтобы отрезать путь. Вон как этот громила насторожился… Убьют, как есть придушат… Один Фома с его кулаками чего стоит, ему раз плюнуть, он ведь опытный хирург!
– Ты что – душу мою травить, да? – все так же по-змеиному вытягивала голову бывшая подруга.
«Откуда они знают про отраву?! Меня кто-то сдал! Кто?!! Как там говорится – чистосердечное признание…»
– Я не душу… я просто пришел травить… – забегал глазами Толик, и тут нервы не выдержали – он стремительно рванулся к дверям.
Он несся прямо на рабочих. Но тех было слишком много, чтобы вот так, с налету проскочить, они и сами-то там с трудом поворачивались.
– Стой!! – вдруг рявкнул Кареев и ломанулся за ним. – Мужики! Держи его!!
– Ничего не понимаю… – тихо уселась на табуретку Аллочка, – теперь ни одного, ни другого…
Неверовы улеглись только под утро. Каждый, ворочаясь в своей постели, вспоминал все события прошедшего дня и не мог поверить, что все это правда.
Когда Кареев навалился на злодея Толика, тот уже был недалек от обморока. Крепкой рукой Олег Петрович притащил бегуна в комнату и усадил в самый неудобный угол – с одной стороны была стена, а с другой стоял высоченный шкаф, которому после ремонта еще не придумали нового места. У бывшего кавалера тряслись губы, руки и все, что только можно. Варя быстро сбегала за водой, но зубы кавалера выбивали такую дробь, что Аллочка всерьез испугалась за стакан.
– Успокойся ты! – прикрикнула она на Толика, и тот снова чуть было не потерял сознание. – У тебя что, сердце слабое?
Тот усердно замотал башкой.
– Олег Петрович, посмотрите у него в карманах, сердечники всегда с собой лекарства носят.
Кареев пошарил в карманах и вытащил небольшую склянку.
– И точно есть. На, дружок, выпей свое лекарство, полегчает, – ткнул Кареев ему склянку в рот.
После этого тычка Толик как-то резко вскочил, отпрыгнул за стул и затряс руками.
– Не-е-е, убери ее на хрен и руки вымой, – проблеял он.
Все присутствующие сгрудились вокруг Толика, включая строителей, которые не могли заниматься ремонтом в такой напряженный момент. Фома уже хотел высмеять бедолагу, мол, его прыжкам может позавидовать любой кенгуру, но ужас на лице бывшего Аллочкиного ухажера заставил его промолчать.
– Вот что! – зычно рыкнул Кареев. – Всем удалиться из комнаты. Всем! Вы меня хорошо слышите? Господа рабочие, срочно покиньте помещение, мы займемся вами завтра. А вы, уважаемые хозяева, можете спокойно отправляться смотреть телевизор, сейчас новый сериал вроде бы начинается.
– Фиг тебе, – спокойно проговорила Аллочка. – Ты не отвлекайся, делом займись, а мы уж в своем-то доме найдем себе местечко.
И она преспокойно уселась прямо на пол – диван стоял слишком далеко, а кресло подтаскивать не хотелось. Кареев подождал, пока работники не хлопнут дверьми, и ласково начал:
– Ну, теперь все свои остались, говори. Что это за склянка такая? Отчего ты так дернулся? Давай, кайся, все равно я тебя отсюда живым не выпущу.
Толик никогда не считался кремнем, поэтому просить дважды не пришлось, и все же из его речи присутствующие до конца так ничего и не поняли.
– Я не виноват. Это все он! – ткнул на Фому Толик грязный палец. – Мог бы сразу сказать, где лекарство, и ничего бы не было.
– Ни фига себе! – возмутился Фома. – Так ты больной? Сразу бы сказал, я бы тебе любое лекарство дал. Но ты ж ничего не говорил!
– Ага, дал бы! У тебя его и нет! Я все проверил! А вот куда ты его дел, мне и предстояло разузнать. Но только так просто ты бы не признался, поэтому и решено было тебя напугать. Нет, сперва-то мы хотели просто от тебя избавиться, а уж потом и лекарство к рукам прибрать…
Кареев помотал головой, приводя мысли в порядок.
– Подожди, какое лекарство?
– А я знаю?! Мне шеф говорил название, только его с первого раза и не выговоришь, я ж с собой бумажку не буду все время таскать!
– Теперь срочно говори адрес твоего шефа, – приказывал прораб.
Толик пожал плечами и пробормотал название улицы, номер дома и квартиры.
– Вы меня извините, я на минуточку, – поднялся Кареев, и слышно было, как заиграли нотки сотового телефона.
– Вот, сейчас каждый прораб имеет сотовый, а ты чего-то упрямишься, – прошептала Варька Фоме.
Фома только пожал плечами, на самом же деле он жутко сомневался, что Кареев какой-то обыкновенный прораб.
Через минуту Олег Петрович снова сидел напротив Толика, и тот сбивчиво пытался хоть что-то прояснить.
– Короче так, шеф, то есть Худоногов, сказал, что Неверов, гад такой, забрал у него жутко дорогое лекарство. А без этого лекарства он жить просто не может, вот и надо вернуть пробирку обратно.
– Врет!! Дико врет! – вскочил Фома. – Ничего я ни у кого не брал, никакого лекарства! Да и на фига?! Наркотой мы не торгуем, сами не колемся, ну и зачем мне такая головная боль? А любые лекарства сейчас не проблема, тем более для нашей семьи, где свой врач!
Тут уже Толика пробрало:
– Чего ты прикидываешься, гад?! Ты знаешь, сколько та пробирка стоит? Да за нее шеф продал все, что у него было! Он чуть по миру не пошел! В моей квартире бездомничал, потому что свою продал, а ты говоришь – не проблема! Он, может, на этом лекарстве разбогатеть хотел, а ты ему все карты спутал!
– Ничего не понимаю, – развел руками Фома. – Вот вам крест, ничего такого я не брал. Да и когда? А ты тоже! Ходил здесь, женихом прикидывался! Не мог, что ли, сразу сказать, что нужна какая-то пробирка, вместе бы поискали…
Толик нервничал – Неверов никак не хотел понимать истинной стоимости драгоценной пробирки.
– Короче, так, – решил Кареев, – мы задаем вопросы, ты отвечаешь, договорились?
Толик милостиво согласился, однако отважные женщины и их единственный родственник Фома так и не услышали исповеди – в дверь требовательно зазвонили, и ворвалась целая группа людей.
– Все, взяли… – как-то непонятно доложил один из прибывших, обращаясь к Карееву.
– Ну вот и ладушки, давайте, этого берите, и едем разбираться, – поднялся Олег Петрович.
– То есть… как это? – лопотала Гутя. – Куда вы его? А мы?
– Я ничего не понимаю, – сидела на полу Аллочка, вертя головой из стороны в сторону.
– Все, все объясню потом. Обещаю. Кстати, ремонт у вас завтра закончат. Ну и… я надеюсь на новоселье, так сказать, – хитро подмигнул Кареев уже из коридора.
Растерянные женщины только помахали вслед.
– Ну вот. Что тут к чему? Мы так ничего и не узнали, – расстроенно протянула Варька. – Столько времени на это расследование потратили, а как только что-то начало проясняться, так сразу же пришли дяденьки и увели нашего единственного подозреваемого. Теперь поди догадайся, что там у нас произошло – кто стрелял в Псова, от чего погибла Серова, почему Поганкин в больнице оказался, и вообще – куда Фома дел клизму?
– Пробирку, а не клизму, – поправил ее муж. – Хотя какая разница, я ни того, ни другого не брал.
– А главное – такой хороший жених соскочил – холостой, – протянула Гутя. – Аллочка! А ты-то чего жуешь? Тебе что, не жалко Кареева? Он, между прочим, не один удалился, он еще и Толика с собой увел! Опять ты у нас старая дева.
Аллочка на самом деле сидела на диване и жевала какую-то котлету, которую выудила из сковородки, пока остальные провожали мужчин.
– Иво трашвово, – бормотала она с полным ртом. – Я говорю – ничего страшного, чего вы так переполошились. Вернется этот ваш Кареев, куда он денется.
– Аллочка! Ну ты вспомни, когда к тебе мужики возвращались? – взвилась сестра. – Нет, и она может спокойно жевать!
– А чего волноваться? Я же вам русским языком говорю: Кареев, когда на строителей накинулся, так разволновался, что пальто скинул и выронил свой паспорт, он его почему-то всегда с собой таскает. Ну, а я подобрала. Честно скажу – хотела отдать, но тут такие события развернулись, что я как порядочная женщина должна была вести себя скромно. Я и вела.
Гутя не могла поверить – не прошло и сорока лет, как ее сестра начала соображать.
– Молодец, Алка! Вот ведь можешь, когда захочешь! Теперь этот Кареев ни за что не получит паспорт назад, пока нам всю историю до самого конца не расскажет.
До самого вторника Кареев бездушно хранил молчание. Варька уже вышла на работу, рабочие закончили ремонт, и Аллочка навела блеск во всех комнатах. Матвей окончательно покинул кладовку, нежился на середине комнаты и ловил Фому за носки, а Гутя за такое короткое время умудрилась свести одну пару. Неожиданно вечером в понедельник к Неверовым заявилась Ленка Сорокина с коробкой конфет и, пряча глаза, глупо захихикала:
– Гутиэра Власовна, хи-хи, вы уж меня извините… ну, помните, как я от вас мужика-миллионера трясла? Я… я к вам теперь по другому вопросу…