– Не надо. А то Нюк спрыгнет и шмыгнет куда-нибудь в сторону. Будем потом его искать.
Но Нюк, похоже, никуда не хотел шмыгать. Наоборот, он испуганно цеплялся за одежду ребят, когда они передавали его с рук на руки, и таращился по сторонам.
– И правда, умный у вас зверек, – похвалил Холмогоров. – За такого не надо бояться, что убежит.
Макар присмотрелся к маяку внимательнее. Почему-то все это сооружение напоминало памятник. Сходство с памятником придавала маяку пирамида, похожая на обелиск. Она была вмонтирована в камень у основания столба. На металлической поверхности пирамиды были выбиты буквы «И.Т.».
– Это что, могила? – испуганно спросила Соня.
– Да нет, какая там могила, – ответил Холмогоров. – Просто давным-давно бакенщиком в этих местах работал, конечно, другой человек. Эта пирамида была когда-то основанием водного бакена. Она внутри была пустая, и потому держала фонарь на воде. Местные жители сюда даже цветы приносят. Как дань памяти тому, первому бакенщику.
– Как Пушкину, – сказал Ладошка.
– Почти, – усмехнулся Холмогоров. – А похоронен он на обычном кладбище.
Макар подошел к металлической пирамидке и удивленно спросил:
– И она плавала, держалась на воде? Странно.
– Что ж тут странного? – ответил Холмогоров. – Она пустая внутри. Но ты прав – странности в этом бакене хватает. Во-первых, вызывает удивление, что столетний бакен – а металлический! Более естественно, если б он был деревянным, как современные. Даже в наше время никак не перейдут на другие материалы – пластмассу там или еще что… Дерево – оно и есть дерево, вон его сколько вокруг. Подгнило в воде – взял да и поменял, несложно это. А делать бакены из металла, да еще сто лет назад… Долго я разгадывал эту загадку – пока не разузнал подробно про жизнь того самого бакенщика.
– Ивана Тетерева? – уточнил Макар.
– И вы про него наслышаны? – вскинул брови Холмогоров.
– Да чего там наслышаны, – отмахнулся Макар. – Просто знаем, что жил здесь такой. И инициалы на камне я поэтому сразу разгадал.
– Правильно, – подтвердил Холмогоров. – Интересный был человек! Когда-то давно, еще при царе, он был сослан в наш поселок. Во время русско-японской войны он писал в газеты статьи против этой войны, письма самому царю. Правительство это расценило как революционную деятельность и наказало Тетерева ссылкой. Он приехал сюда и стал работать бакенщиком.
– А нам говорили, что он был этнографом, как наши родители, – удивилась Соня.
– А он всем был! – ответил Холмогоров. – И этнографом, и инженером, и с работой бакенщика справлялся. Неугомонный был человек. И всегда старался что-то новое придумать, улучшить жизнь. Вот и эти бакены придумал – и где он их раздобыл? Не делали же их по специальному заказу. Наверное, где-нибудь в Красноярском порту валялись бесхозные железки – то ли части каких-то корабельных механизмов, то ли действительно портовые бакены… Я это так и не установил. Но дело в том, что Тетерев привез их на пароходе и приспособил под бакены на своем участке реки. И служили они ему исправно! А потом не очень умное начальство, смешно подумать, запретило такое самоуправство. Мол, все бакены на реке должны быть одинаковыми. Деревянными. И пришлось Тетереву послушаться, поменять. Наверное, жалко ему было своих трудов, и он приспособил свои пирамидки для полива грядок.
– Как это? – не понял Макар.
– Говорю же, неугомонный был человек, даже чудаковатый, – засмеялся Холмогоров. Видно было, что рассказ о Тетереве доставляет ему удовольствие. – Представляете, он выпилил у этих пирамидок основания и расставил на огородах у тех людей, которым трудно было носить воду для полива своих грядок. У старушек, у одиноких женщин, у которых были маленькие дети. Вкопал пирамидки остриями в землю – и сосуды для сбора воды готовы. Дождь их заполнял, и просто так можно было, не торопясь, добавлять туда воду. А когда выдавалась засуха, достаточно было небольшого усилия, чтобы сосуд наклонить, и вода растекалась по специальным канавкам, орошая грядки. Хоть и простое приспособление, но главное – облегчало труд! Ну а одну, вот эту пирамидку, Тетерев притащил сюда. Наверное, просто для красоты. Так и стоит, и ведь не проржавела за столько лет. Но это и неудивительно – ведь ее все время подкрашивают, берегут. В память о Тетереве.
– Кстати, это изобретение с поливом грядок очень хорошо характеризует Тетерева, – сказала Соня. – Значит, он стремился во всем помогать людям.
– Вот именно! – подхватил Холмогоров. – Именно это я и хочу сказать, вспоминая эту смешную историю с пирамидками.
– Не такую и смешную. – Соня все же улыбнулась. – Когда речь идет о помощи людям, то все простые и даже смешные дела становятся важными.
– Интересно, а у этой пирамидки Тетерев успел выпилить основание? – заинтересованно пробормотал Макар.
Он, в отличие от сестры, не любил отвлеченных рассуждений.
Но Холмогоров его не улышал. Он ловко вскарабкался на камень и полез по столбу, цепляясь за скобы, – проверять наверху лампочку. Макар приблизился к пирамидке, легонько постучал по ней костяшкой пальца. Почему-то гулкого звука от внутренней пустоты он не услышал. Но тут ему пришлось посторониться – сверху слезал Холмогоров.
– Нормальная лампочка, – сказал он. – Но ведь нельзя сказать, что наша прогулка оказалась напрасной, правда?
– Здоровская прогулка! – поддержал его Ладошка. – Я и в телевизоре столько всего интересного не увидел бы. И Нюк спокойно себя вел, все слушал, как какой-нибудь отличник.
Все засмеялись.
– А Общая книга куда подевалась? – спросил Макар. – Самый важный труд Ивана Павловича Тетерева?
Тут Холмогоров нахмурился:
– Общая книга, говоришь? А вот этого я не знаю. Ты об этом у Фоминишен спроси. Тетерев квартировал в этой избе, когда еще их бабушка с дедушкой живы были. Может, что и расскажут. А я так считаю: если до сих пор не обнаружились записки Тетерева, то и нет никаких книг. Не иголка же это в стогу сена!
Макар с удивлением посмотрел на бакенщика. Странный народ эти взрослые, что и говорить. Заладили чуть ли не в один голос – нет и нет! А если нет на виду такой важной вещи, то почему бы ее и не поискать получше?
Но только Макар хотел высказать свои справедливые предположения, как Соня ойкнула и уставилась на свои часики:
– Ох и попадет же нам! Мама с папой, наверное, с ног сбились в поисках!
Надо ли говорить, что возвращение после Сониного испуганного напоминания было чуть ли не стремительным. И Холмогоров чувствовал себя виноватым, что без разрешения родителей увел ребят на такую продолжительную прогулку. А Макар понимал, что продолжать интересный разговор в таких условиях бессмысленно. Важные дела не терпят суеты.
Глава VIIРучейки информации
Поселок изменился.
Казалось, с него сняли колдовские чары и он вдруг в одно мгновение наполнился живым шумом. Повсюду слышались голоса, возле домов сновали люди и собаки, лениво поворачивающие головы навстречу компании, которую составляли Холмогоров с ребятами. Макар при этом покрепче прижимал к себе хонорика.
– Не бойся, – сказал бакенщик. – Собаки его не тронут, раз он у тебя на руках. Они у нас умные и добрые, может, даже подобрее своих хозяев будут…
При этих словах он вздохнул.
– Что это вы так относитесь к своим односельчанам? – удивилась Соня, хотя уже из прежнего разговора знала, что имеет в виду бакенщик.
– Нормально отношусь, – ответил Холмогоров. – Хочу, чтобы они лучше были. А вот когда вижу, какие они радостные после возвращения с охоты и рыбалки, – настроение портится. Просто первобытные дикари какие-то! Ведь для пропитания достаточно и огородов – нет же, живность всякую истребляют.
Навстречу им показался старик, словно сошедший со страниц сказочной книги. Он был похож на крепкий белый гриб – только, конечно, в человеческой одежде и с бородой. Глаза его, окруженные морщинками, блестели и словно лучились смехом:
– Ты где это, Святогор, столько детишек набрал? В тайге, что ли?
И, сказав это, старик залился детским смехом.
– А они с неба спустились, – серьезно ответил Холмогоров. – Вот чтоб я провалился на этом месте.
Старик от неожиданности икнул и сердито уставился на бакенщика.
– Ты в своем уме – так-то шутить? А как сбудется?
– А чего мне бояться? Я не обманываю. Как сказал, так оно и есть.
– Дедушка, мы на вертолете прилетели, – объяснил Ладошка.
– Вон оно что! – засмеялся старик. – Ну и шутник ты, Святогор! Если б мальчонка не подсказал, я бы так и думал, что смеешься надо мной.
– Сами вы над собой смеетесь, – проворчал бакенщик.
– Опять ты за свое, – отмахнулся старик. – И поздороваться не успели, а ты проповеди свои заводишь. Можешь радоваться – никого я сегодня и не подстрелил. Так только, ноги стариковские сбил по тайге. Черники зато собрал. Погодите-ка!
И старик исчез в доме. Странно, но Холмогоров посветлел лицом, заулыбался – так на него подействовало сообщение старика о неудачной охоте. Конечно же, он радовался тому, что где-то в тайге остались в целости и сохранности несколько живых существ.
«Нелегко все-таки этому Святогору жить с такими принципами, – вздохнул про себя Макар. – Хорошо быть вегетарианцем где-нибудь в городе вроде Москвы. А здесь, в тайге? Без охоты и рыбалки люди, наверное, и не представляют своего существования».
Старик вернулся с лукошком, доверху наполненным сизыми ягодами – такими крупными, что они скорее напоминали смородину, чем чернику.
– Вот, детишки, в самый раз вам лакомство, – протянул он угощение Ладошке. – Вкусные ягодки! Я в тайге притомился, сел на пенек, съел несколько горсточек – откуда и силы взялись!
– Я об этом и твержу всегда, Фома Фомич, – подхватил Холмогоров. – А ты называешь это проповедями. В ягодах, в грибах, в орехах, не говоря уже про овощи, столько питательных веществ, что не надо ни мяса, ни рыбы. И знаешь, почему ты такой добрый сегодня? Потому что не подстрелил ни одного рябчика. Летают они сейчас по тайге и спасибо тебе говорят. А у тебя от этого на душе спокойней.