Неделю Шэд ходил с ошеломленной улыбкой, а когда наконец осознал, что действительно станет папой, у Элфи случился выкидыш.
Она прорыдала три дня подряд, пока у нее не сбился баланс электролитов. Шэду пришлось насильно кормить ее соленым бульоном и вытирать беспрерывную рвоту. Ее мать поглядывала на трейлер из кухонного окна, но приближалась лишь затем, чтобы почитать Библию, помолиться и втихаря от мужа заказать что-нибудь в ночном «магазине на диване». Воск для безболезненного удаления волос в ноздрях, мазь против храпа, дышащую подушку, четырехгаллонный бочонок очистителя в гранулах.
Элф еще неделю пролежала пластом, ни на что не реагировала и глядела в потолок. Шэд и раньше слышал о таком, но, увидев ее, неподвижную и молчаливую – лишь губы чуть шевелились, испугался до чертиков. Хуже того, он понял: раз Элфи не корила себя за потерю ребенка, значит, она винила его и ненавидела до смерти.
Как-то утром Элф немного пришла в себя, она снова начала вставать и одеваться. Принялась без конца прибираться в трейлере. Вытирала пыль в каждом уголке. Вскрывала шпателем половицы и всерьез взялась за очиститель своей матери. Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, что к чему.
В конце концов Элфи стала такой же, как раньше, больше не упоминала о ребенке и вела себя так, будто ничего не произошло. Шэд подыгрывал. Они продолжали встречаться, пока его не забрали, но оба, наверное, почувствовали облегчение, когда все закончилось.
Теперь Шэд гадал: хватило бы ему времени вырастить ребенка? Сказал ли он Элфи то, что должен был? Это тайное бремя печалило. Шэду казалось, что и по отношению к ребенку это было несправедливо – не упоминать о нем даже шепотом.
– Собираешься устроиться на работу? – спросила Элфи.
– Нет.
– Наверное, займешься самогоном, как и остальные.
– Ты ведь хорошо меня знаешь.
– Этим все занимаются. Несколько лет назад у них еще был выбор: ферма, рыбалка, поля или тростник. Но теперь всё иначе.
– Правда?
– Или гонят алкоголь, или перевозят его. Все твои старые приятели работают с виски, кроме Дейва Фокса. Джейк, Луппи Джо, даже Таб иногда занимается перевозкой, когда не участвует в дорожных шоу или автодерби.
Она назвала еще несколько имен. Те, о ком Шэд и думать забыл, один за другим возвращались из прошлого. Насколько же он рад был выбраться из Лощины, пусть даже и в тюрягу. Возможно, ему хватит времени сделать то, что нужно.
– Это не их вина, – произнес Шэд. – Просто так обстоят дела.
– Разве ты не хочешь большего?
– В последнее время я мало об этом думал.
– А я считала, ты ни о чем другом и не думаешь.
– Не стоило тебе считать. – В его голосе прозвучало больше возмущения, чем Шэду хотелось.
– Теперь я это вижу.
Наивная, чуть резковатая, но такая принципиальная. Шэда слегка огорчало то, как много он узнал за решеткой и каким отходчивым из-за этого стал.
– Зачем ты вернулся? – спросила Элфи. – Ты был одним из немногих, кому удалось выбраться из этого города.
– Я же не совсем выбрался, – ответил Шэд. – Я сел в тюрьму.
– Сел за то, что ты замечательный человек. Выступил против Зика Хестера, когда никто другой не смог.
– Цели у меня были не очень благородные. Я просто хотел прибить этого сукина сына.
– Здесь это вполне благородно.
Что ж, возможно. Она всегда умела свернуть разговор, влезть под кожу и добраться до самых твоих глубин. Даже если Элфи была неправа, она никому не позволяла заговаривать себе зубы. Наверное, он все еще в этом нуждался. Пришлось прождать два года, прежде чем рядом оказался кто-то, с кем снова можно быть уязвимым.
– Шэд? Ты мне не ответил.
Он посмотрел на нее, грустно сознавая: то, что держало их вместе, прошло. Шэд мог бы всю оставшуюся жизнь гнаться за былой страстью, но так и не догнать.
– Зачем ты вернулся?
– Чтобы выяснить, что случилось с Меган, – сказал он.
В имени сестры было что-то неземное. Эфемерное, словно эхо. Ему внезапно захотелось выпить. Шэд огляделся, надеясь увидеть поблизости одну из бутылок Луппи Джо Энсона. Жажда виски накрыла его с головой.
– Мне было ужасно жаль услышать о ней.
Шэду хотелось задать дюжину вопросов, но он не мог так поступить. Правильнее начать с отца. Остальное будет слухами, сплетнями и болтовней.
– Ты очень глупый человек, Шэд Дженкинс.
Он пожал плечами и одарил Элфи улыбкой, которая обычно заставляла ее уткнуться носом ему в грудь. Теперь же она просто смотрела, настороженно и раздраженно.
– Ты не первая, кто мне это говорит, Элф.
– Ничего удивительного. В Лощине ты вляпаешься в огромные неприятности. Тебе лучше уехать. Ты должен уехать.
– Уеду, – сказал он, чувствуя, как от ярости закололо шею и запястья. – Как только узнаю, что случилось с Мег.
Угасавший костер внезапно вспыхнул с новой силой. Огненный вихрь вздымался и кружил. Кто-то закричал, остальные рассмеялись, продолжая выплевывать виски.
Один из парней размахивал руками, покрытыми красными пятнами. Шэд подумал, что это кровь, но потом разглядел: парня охватило пламя, и он пытался выбраться из горящих рукавов куртки. Это был Джейк Хэпгуд. Его волосы были опалены. Бекка Дадлоу, жена преподобного, помогла ему сбить пламя и увела в темноту. От воротника Джейка поднимался дым.
– Шэд, ты здесь умрешь, – сказала Элфи.
– Точно, – ответил он.
Чего бы это ни стоило. Как будто у кого-то из них был выбор.
Безумие витало в воздухе.
Глава вторая
Ноябрьские ветры проносились сквозь карликовые дубы, окружавшие участок. Сосновые рощи раскачивались и кренились в такт песне ветра. Сухое русло ручья, залитое лунным светом, тянулось к чахлым фруктовым деревьям на западной стороне. Еще за четверть мили Шэд почувствовал ненавистную пустоту отцовского дома и остановил машину, не уверенный, хватит ли ему сил ехать дальше этим вечером.
Его «Мустанг» был особенным. Под завязку нагруженным жизнью и смертью. Это был небесно-голубой «Босс 429» шестьдесят девятого года, с мощностью в триста семьдесят пять лошадиных сил и четырьмястами пятьюдесятью фунт-футами крутящего момента. Больше и тяжелее, чем модель предыдущего года, и гораздо лучше в управлении. Горный туман прорезал свет четырех фар, а салон был более округлым, с отдельными местами для водителя и пассажира.
Сейчас водительское сиденье было идеально отрегулировано, Шэду даже не приходилось сильно давить на газ, все происходило само собой. Гул двигателя входил в его тело, делался частью пульса.
У машины была своя история. Два предыдущих владельца умерли, можно сказать, за рулем. Хотя жалеть их не стоило.
Один выпендривался перед своей девушкой. Запустил руку ей под юбку и выписывал кренделя по кукурузному полю ее дяди, сбивая чучел. Вот настолько можно сдуреть от скуки, когда не блокируешь полицию штата ради перевозчиков. Не придерживаешь педали, отрезая патрульные машины, чтобы притаившиеся грузовички с виски могли ускользнуть.
Жил глупо и умер нелепо.
Призовая свиноматка выбралась из загона, побежала через поле, наткнулась на следы шин и принялась жевать раздавленную кукурузу. Водитель увидел ее и резко затормозил, кончик его подбородка ударился об руль. По всему видно, сердце у парня было на месте – нельзя давить чужую скотину. Челюсть ему мгновенно раздробило, а следом случился сердечный приступ. Парень умер еще до того, как машина остановилась. Его пальцы продолжали шевелиться внутри девчонки, когда ту тряхнуло.
Второй водитель был двоюродным братом Луппи из соседнего округа, они с Шэдом однажды встречались. Лет двадцати пяти, жеманный и до того самовлюбленный, что всегда носил при себе карманное зеркальце. Мечтал сбежать в Голливуд и стать звездой мыльных опер. На кино ему было плевать, он хотел лишь сниматься в сериалах, чтобы мама, тети и кузины каждый день видели его по телевизору.
Он был настолько одержим своей ранней залысиной, что не мог перестать на нее пялиться. В машине постоянно разглядывал себя в зеркале заднего вида, взбивал кудри, зачесывал их вперед – делал все, чтобы прикрыть лысеющий лоб.
Дергая себя за редеющие вихры, он пропустил знак остановки в центре города. Рев клаксонов заставил парня обратить внимание на дорогу, но поздно. Он запаниковал, нажал на тормоз и съехал на обочину. «Мустанг» медленно развернулся на триста шестьдесят градусов на перекрестке перед домом Чаки Иглклоу и ударился о пушку времен Гражданской войны, которая стояла на небольшом клочке дерна. Дверца распахнулась, парень вывалился на проезжую часть. Ему удалось подняться на ноги, прежде чем его размазала по асфальту мама Чаки, которая сворачивала к дому в своем пикапе. Она везла обед для сына. Хашпаппи [3] и оладьи из сладкого картофеля.
От удара о пушку на машине даже царапины не осталось. Чаки выбежал на улицу проверить, как там его мать, и завопил: «Ма, с тобой все в порядке?»
Та крикнула в ответ: «Какого черта ты обо мне беспокоишься? Не меня намотало на ремень вентилятора».
Мысль о том, что машина напрямую связывает тебя со смертью, придает сил. Просто катаешься кругами, едешь к шоссе, но никогда на него не выезжаешь – проскакиваешь съезд и возвращаешься обратно. Это заставляет чувствовать себя непобедимым. В каком-то извращенном смысле. Словно за спиной сидит черный ангел и наблюдает за тобой, пока ты его не взбесишь. В этом весь фокус.
Шэд снова завел «Мустанг» и медленно покатил к дому отца.
Что-то в этом месте наводило на печальные мысли. Может, расположение, или то, что отец строил дом – из цемента, кирпича и бруса – пока мать Шэда умирала от пневмонии в трейлере на краю участка.
Растущая тень от ее надгробия упала на дорогу у подножия холма, когда луна поднялась до середины неба. Шэд никогда не наступал на тень.
Мег тоже тут похоронят. Папе потребуется месяцев пять, а то и шесть, чтобы вырезать в карьере камень, обтесать его, отполировать. Он вложит в этот камень больше любви, чем проявлял хоть к кому-то. Такой уж человек. Шэд не испытывал по этому поводу обиды. Собственного отца нельзя осуждать, что бы тот ни сделал. Существуют границы родства, которые не переступают.